1. Верховное Военное Командование Англии считает принципиально решенным вопрос практического использования атомной энергии урана (урана-235) для военных целей.

2. Английский Военный Кабинет занимается вопросом… организации производства урановых бомб…»

Однако вначале Берия, возглавлявший НКВД, не поверил разведке. «Это дезинформация, — сказал он. — Враг хочет, чтобы мы отвлекли огромные силы и средства…» И только в конце 1942 года состоялось совещание у Сталина (с участием крупных советских физиков), на котором было решено приступить к работам по атомной бомбе.

Неоценимую помощь нашей стране оказал крупный немецкий ученый Клаус Фукс, работавший в секретных центрах Англии и США. Осенью 1941 года он сам «вышел» в Лондоне через своего друга на советского разведчика, считая недопустимым скрывать от СССР — союзника в борьбе с фашистами — разработку атомного оружия. Связь с ним поддерживалась через агента военной разведки Урсулу Кучинскую.

В январе 1943 года Фукс переехал в США в секретный комплекс в Лос-Аламосе, где создавалась бомба. Американец Гарри Голд был главным «звеном» между Клаусом и нашим разведчиком в Нью-Йорке Анатолием Яцковым. (Много позже арестованный американцами Голд предал всех, кого знал.) Летом 1946 года Фукс вернулся в Англию. А в 1947-м в Лондон прибыл Александр Феклисов, чтобы, установив связь с ученым, продолжать получение от него ценнейших материалов. С 1947 по май 1949 года Клаус давал подробнейшую письменную информацию, в том числе передал принципиальную схему уже не атомной, а водородной бомбы, над которой работали ученые в США и Англии.

Внешняя разведка точно выполняла заказы наших атомщиков. Игорь Курчатов, руководитель советского атомного проекта, составлял подробный перечень вопросов. Через некоторое время он получал исчерпывающие ответы. Плюс к этому документы, чертежи, расчеты. Если было что-то неясно, он просил прислать уточнения. И из Нью-Йорка или Лондона по особым каналам поступали детальные разъяснения.

Не доверяя машинисткам, Игорь Васильевич все запросы составлял в рукописном виде и в единственном экземпляре. Вот один из многих документов (ксерокопия находится в редакции):

«Сов. секретно. Товарищу Е. М. Потаповой. Материал по заводу тяжелой воды был просмотрен мной и т. Корнфельдом М. О.

Материал очень ценен, т. к. он дает схему производства методом электролиза, в которой сложное и взрывоопасное сжигание газов может быть заменено изотопным обменом в реакционных колоннах.

Чрезвычайно важно было бы получить следующие дополнительные данные:

а) Отношение объема реакционной колонны к количеству пропускаемого через нее в единицу времени (час или минуту) водорода.

б) Более точную схему соединения электролизеров и реакционных колонн».

И. Курчатов 22.02.44 г.

Разведчики переправляли в Москву не только документы, но и подлинные образцы секретных изделий.

Кроме Клауса Фукса, сверхсекретные материалы по атомной проблеме передавали советским разведчикам и другие ученые, специалисты, работавшие в Лос-Аламосе, Харуэлле, иных тщательно охраняемых центрах. Наши признают это, но фамилии не называют.

Однако американское Агентство национальной безопасности (АНБ) в прошлом году сообщило: оно считает, что советский агент Млад — это американский физик Теодор Элвин Холл, работавший в Лос-Аламосской лаборатории. Именно у него забирала материалы в соседнем городке Санта-Фе связная советской разведки американка Леонтин Коэн.

Другие «источники» в Лос-Аламосе, передававшие информацию, до сих пор не раскрыты. АНБ, например, так и не сумело узнать, кто же такие Перс и Квант, которые, судя по расшифрованным телеграммам, тоже участвовали в охоте на атомные секреты.

Результат: атомную бомбу мы взорвали в августе 1949 года, а водородную — в 1953-м, раньше американцев. Сэкономлены огромные средства, выигрыш во времени — годы.

Академик Курчатов в своем письме начальнику внешней разведки подчеркивал: «Разведка оказала неоценимую помощь в создании советского атомного оружия».

Американские спецслужбы, дешифровавшие донесения советской разведки, до сих пор не могут с уверенностью назвать всех, кто передавал в Москву атомные секреты США.

Разведки не любят раскрывать имен не только своих бывших агентов, но и тех, кто заподозрен в сотрудничестве с противником.

Тем не менее Агентство национальной безопасности США недавно нарушило это неписаное правило, открыв значительную часть некогда сверхсекретного досье «Венона» — материалы советского посольства и внешней разведки, перехваченные в годы второй мировой войны и дешифрованные американскими спецслужбами.

Рассекреченные данные выдавались общественности порциями. Последняя — особенно сенсационная. Дело в том, что в этих документах упоминаются имена и псевдонимы более 100 американских граждан, которые сотрудничали или, как подозревают правоохранительные органы США, могли сотрудничать с советской разведкой в период второй мировой войны. Многие из них при администрациях Рузвельта и Трумэна занимали высокие посты в Белом доме, министерстве обороны, госдепартаменте и даже Управлении стратегических служб, которое являлось предшественником ЦРУ. Среди тех, кого АНБ сочло возможным назвать поименно, — бывший личный помощник президента Рузвельта Локлин Карри, служащий министерства обороны Уильям Ульман, сотрудники спецслужб Джей Джулиус и Джейн Фостер, работавшие в министерстве финансов Гарри Уайт и Гарольд Глэссер, а также секретарша известного американского журналиста Уолтера Липпмана — Мэй Прайс.

Впервые на этих людей открыто указала «двойной агент» Элизабет Бентли, выступая в начале 1950 года в конгрессе перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Однако осужден никто из них не был. Обвинения Бентли оказались неубедительными, а АНБ, уже «прочитавшее» к тому времени часть документов советской разведки, не хотело представлять их в суде в качестве доказательств, дабы Москва не узнала о перехвате и расшифровке этих чрезвычайно важных материалов. Спецслужбы США не могли предположить, что к тому времени Советский Союз был прекрасно осведомлен и о досье «Венона», и о том, что американские криптографы добились успехов, дешифруя телеграммы вашингтонской и нью-йоркской резидентур.

Однако как бы ни были сенсационны обнародованные документы, сопровождаемые пояснениями АНБ, они так до конца и не раскрыли некоторых тайн, касающихся ряда упомянутых в них лиц. Это, в частности, относится к бывшему высокопоставленному сотруднику госдепартамента США Элджеру Хиссу, скрывавшемуся, по мнению АНБ, под псевдонимом Алес и которому так и не удалось инкриминировать сотрудничество с советской разведкой, и к агенту, проходившему под кличкой Млад. Американские спецслужбы подозревают, что этот псевдоним принадлежал физику Теодору Эдвину Холлу.

Этот тогда 19-летний выпускник Гарвардского университета в 1944–1945 годах работал в самом сердце ядерной программы США — Лос-Аламосской лаборатории в штате Нью-Мексико где в рамках сверхсекретного проекта «Манхэттен» создавалась первая в мире атомная бомба. С его помощью советской разведке якобы удалось получить большое количество ценной информации, которая, по свидетельству американских экспертов, смогла «примерно на два года» приблизить СССР к созданию собственного ядерного оружия.

До настоящего времени широко были известны имена лишь двух советских агентов, работавших в годы войны в Лос-Аламосской лаборатории: английского физика Клауса Фукса, осужденного британскими властями за шпионаж в 1950 году, и технического специалиста Дэвида Грингласса, брата Этель Розенберг, казненной в США вместе со своим мужем Юлиусом в 1953 году. Имя Т. Холла до настоящего времени не упоминалось в публикациях об атомном шпионаже и было известно лишь узкому кругу лиц из разведывательных ведомств двух стран.

Когда в 1950 году американским криптографам удалось расшифровать фрагменты некоторых сообщений нью-йоркской резидентуры советской разведки, были арестованы К. Фукс и его связной Гарри Голд. Пало подозрение и на Холла с Саксом, которые в то время работали в университетской лаборатории в Чикаго и являлись членами молодежной коммунистической лиги США. ФБР начало их проверку, но, к счастью для молодых физиков, внимание правоохранительных органов США вскоре переключилось на Д. Грингласса.