– Портить вооружение и механизмы не станем?

– Зачем? После войны поднимем, и наш красавец опять встанет в строй.

– Ясно. Руднев где? Не знаешь?

– Вроде к себе пошёл.

– Спасибо.

Не о чем мне с ним больше разговаривать. Поэтому я направился прямиком к командиру. Решению о судьбе крейсера я не удивился, а просто принял его. Точно так же господа офицеры поступили и в моём мире, и в другом, где я и почерпнул свои знания о русско-японской войне. Они были под впечатлением от прошедшего боя, и в особенности его последствиями.

Гордый красавец был настолько избит, что теперь походил на развалину. Но главное – это свыше тридцати человек убитых, порядка полусотни тяжелораненых и более полутора сотен легкораненых, постоянно снующих вокруг с окровавленными повязками. Столь резкий переход от мирной жизни к жестоким реалиям войны впечатляет, знаете ли. Вот и они впечатлились.

Впрочем, даже не подумаю осуждать их за принятое решение. Вести бой крейсер не мог. Факт. И они уже доказали, что не трусливого десятка. Дрались храбро и самоотверженно, пусть и неумело. Но это уже не их вина, а командира корабля, не оказывавшего должного внимания боевой подготовке команды.

Иное дело, что меня покоробило от решения не взрывать корабль, а лишь затопить его. Да ещё и на мелководье. Но и это можно понять, ведь я исхожу из послезнания, а они рассматривают вопрос, исходя из существующих реалий. Чемульпо нейтральный порт, и японцы не посмеют поднять «Варяга» по меньшей мере до конца войны. А когда Россия победит, а как же ещё-то, его поднимут и вернут в строй.

Вот только команда «Корейца» отчего-то решила иначе и, отведя канонерку подальше, взорвала его. В смысле пока ещё этого не случилось, и его командир не в курсе принятого решения Рудневым, но в том, как поступит Беляев и его офицеры, у меня сомнений нет…

– Разрешите, господин капитан первого ранга? – постучав в дверь каюты капитана, спросил я.

– Входите, мичман.

Командир крейсера спешно приводил в порядок бумаги, упаковывая их в саквояж, и складывая отдельно секретную документацию, которую надлежало уничтожить в присутствии членов комиссии, что и задокументировать соответствующим актом. Другие офицеры – носители секретов сейчас поступали точно так же.

– Мне доложили о той поистине чудесной стрельбе, которую вы показали, Олег Николаевич. Признаться, сильно удивлён данным обстоятельством и непременно укажу на это в своём рапорте особо, – пожимая мне руку, с чувством произнёс Руднев.

– Сам не знаю, как так случилось, но после ранения в голову во мне вдруг открылся талант к точной стрельбе. Уверен, что смогу из револьвера на тридцати шагах попасть в пятак. Хотя прежде ничего подобного за собой и не замечал.

– Прямо чудеса, да и только. Какой у вас вопрос? – поинтересовался Руднев.

– Господин капитан первого ранга, прошу у вас разрешения самостоятельно убыть в Порт-Артур для дальнейшего прохождения службы, для чего воспользоваться оставшимся в строю минным катером, снарядив его для боя. Экипаж наберу из добровольцев.

– О чём вы говорите, мичман? – недоумевающе посмотрел на меня Руднев.

– О желании драться с врагом, господин капитан первого ранга.

– Это невозможно. Вы отправитесь с остальными членами команды на один из кораблей нейтралов и далее проследуете в Россию вместе с вашими подчинёнными, за которых наряду со мной и другими офицерами несёте ответственность.

– Господин капитан первого ранга, сопроводить личный состав в Россию могут и без меня. Я же прошу у вас разрешение продолжить драться с японцами.

– То есть вся команда убудет в Россию, и один только вы в героическом ореоле отправитесь крушить врага? – холодно спросил Руднев.

– Крейсер драться не сможет, катер в строю остался только один, и он не в состоянии принять большое количество желающих. Согласно штатному расписанию команда катера состоит из одного офицера и восьми нижних чинов. Иным добровольцам на борту попросту нет места.

– И всё же нет. Но ваш порыв я также отражу в рапорте, – решительно произнёс командир.

– В таком случае прошу вас завизировать мой рапорт. – И положил перед ним три копии.

Я уже предоставил ему лазейку, чтобы принять решение, не подставляясь под удар. Мало того, это ещё и выставит его в более выгодном свете. Если же порвёт, напишу другой, но на этот раз вручу не кулуарно, а при свидетелях. Поставит запрещающую резолюцию… Нет. Не поставит. Руднев в первую очередь дипломат и только в третью командир. Ничуть не собираюсь жалеть его чувства. Мне главное – добиться своего, и я добьюсь.

Каперанг смотрел на меня с минуту, не меньше, после чего поставил свою резолюцию, согласно которой я откомандировывался в Порт-Артур.

– Прошу. – Он протянул мне мой экземпляр рапорта. – Что же до акта, предоставьте мне сначала список личного состава. Одному вам я катер передать не могу и, если вы не наберёте команду, прикажу его затопить, как и крейсер.

– Есть, – коротко ответил я, бросив руку к обрезу фуражки.

– У вас полчаса. Если не предоставите список, то я выпишу вам командировочное предписание и отпущу только в каком-либо нейтральном порту.

– Ложкин, – окликнул я артиллерийского кондуктора из моего плутонга.

– Я, ваш бродь, – откликнулся тот.

– Вот что, братец, я собираюсь добраться на катере в Порт-Артур, чтобы драться с японцами. Брось клич, если кто пожелает присоединиться, то через четверть часа жду на корме.

– Слушаюсь, ваш бродь.

– Ваня, это не приказ, мне нужны только те, кто сам захочет, и никак иначе, – похлопав его по плечу, доверительно произнёс я.

– Олег Николаевич, по-честному-то сомнительно, чтобы кто захотел после такого, – отвёл он взгляд.

– Ну, на нет и суда нет, братец. Тогда сам пойду.

– Как это сами? Никак не можно самому, ваш бродь.

– И один в поле воин, Ваня. Факт. Ну и такое дело, что каждый должен сам для себя решить – тварь он дрожащая или право имеет, – подмигнул я и добавил: – Через четверть часа…

Паровые катера «Варяга» меня удивили. Насколько мне известно из изученных материалов, крейсер нёс два сорокадвухфутовых. Здесь же в наличии пятидесятишестифутовые. Их установка предусматривалась на броненосцы и крейсера первого ранга, но они оказались слишком громоздкими, поэтому было принято решение о более скромных образцах. Но янки сумели гармонично разместить их, что мне только на руку.

В настоящее время катер задействован на перевозке личного состава на корабли нейтралов. Пока перевозят раненых, а там дойдёт и до остальных. В моём распоряжении как минимум полтора часа, пока не завершится переброска людей. Более чем достаточно, чтобы завершить подготовку к походу.

Остаётся только понять, согласится ли кто-нибудь отправиться со мной. От этого будет зависеть и дальнейший ход моих действий. В приоритете прибыть со своими людьми в качестве слаженной боевой единицы. В этом случае я появлюсь в Порт-Артуре не с пустыми руками, что несколько облегчит мне жизнь.

С другой стороны, даже если дойду на катере в одиночку, всё равно получу под свою руку команду из флотского экипажа. В этом случае мне будет немного сложнее, но в общем и целом ничего не поменяется. Буду драться, как и где захочу. Главное – найти нужный подход к командованию, а уж я-то постараюсь.

Касаемо же намерения Руднева затопить катер, если я не найду добровольцев. А не пошёл бы он лесом. Угоню посудину, и всех дел. Дезертируют с фронта, а не на фронт. Сомневаюсь, что за перегон в крепость боевой единицы меня предадут суду. Это всяко лучше, чем пускать его на дно…

К назначенному сроку на корму начал подтягиваться народ, кто в одиночестве, кто с товарищем. Интересовались, правда ли я собираюсь в Порт-Артур, кивали и отходили в сторонку. Последним явился Ложкин в сопровождении старшего боцмана Харьковского. Одиннадцать человек.

Я встретился с каждым взглядом, и никто из них не отвёл взор в сторону. Трое смотрели с лихим задором, этим приключений явно не хватило. Четверо, и боцман с кондуктором в том числе, с хмурой решимостью. Остальные с обидой, что ли. Не на меня, а за то, что японцы надавали нам по щам. Не знаю, как я это понял, но в своей правоте был уверен.