— А можно же и так. Без этой смой искренности. Просить, просить… и получишь.

— Это можно… — сказал Волшебник. — Конечно, можно вот так, без конца повторять и повторять. Просите — и дастся вам. В каком-то смысле это даже самая лучшая техника… Самая надежная и универсальная.

— Но?… — спросил Митька. В словах Волшебника чувствовалось "но".

— Но это требует много сил. Я не говорю, что эти силы зря пропадают. Молитва идет на пользу, конечно. Главное — она согласует твои желания с Божественной волей. А в Боге совмещается несовместимое. Но волшебство проще. Ты же, когда хочешь выйти их дома, не молишься, чтобы шнурки сами завязались, а просто — берешь, и завязываешь, так ведь? Вот и я — когда мне нужно совершить чудо — то, что в обычном мире считается чудом — я просто говорю — и не сомневаюсь. Это, наверное, не столь полезно, как молитва, но гораздо практичней. В моем мире.

Митька вздохнул.

— А у меня не получается так.

— Получится. Научишься. Тебя пока увлекла молитва — и хорошо, молись. Хотя на самом деле молитва для нас важна только как оружие против бесов. Незаменимое. А творить чудеса можно и без молитвы — просто своей верой. Это и есть волшебство.

Митька опять вздохнул и покачал головой.

— А где ее взять — такую веру?… А зачем Господу, чтобы мы много молились? Почему Он так захотел? Мог бы просто давать сразу или почти сразу. Как помолишься.

— Да Он и дает иногда.

— А почему не всегда?

— Хочешь понять по-настоящему?

— Конечно.

— Мне думается, потому, что все наши прошения — это немножечко конституция.

— Не понял. В каком смысле?

— Когда мы получаем то, что просим, у нас становится меньше нужды в Боге.

— Ну, и что? Потом другого захотим. Если желания правда такие противоречивые, то это никогда не кончится…

— Почему не кончится? Неужели Бог не может дать нам все, что нам нужно. Но если мы получим все, что нужно, то будем совсем счастливы. И уже не о чем будет просить.

— Ну, и хорошо. И будем счастливы.

— Хорошо. Я к этому и стремлюсь.

— Так что ж плохого?

— Ничего плохого. Просто Бог отходит, когда у Него просят конституцию. Вспомни феерию. Король ушел, так? Пришли враги. А без Бога трудно молиться. Бог же дает молитву молящемуся. Потому через молитву трудно идти.

Опять у них с Монахом выходило одно и то же.

— А что же плохого-то? — повторил Митька. — Почему тогда Монах — не волшебник?

— Не могу объяснить за него. Я понимаю только, что если человек получает слишком быстро, сразу, то это не совсем хорошо.

— Почему?

— Мне думается, если это случится слишком рано, без особого труда, то человек остановится в развитии слишком рано. Много ли надо для счастья маленькому ребенку? В каком-то смысле, очень много. Родители при всем желании не могут удовлетворить все его запросы. А Бог, конечно, может. Но если дать ребенку все, что ему заблагорассудится, то он никогда не повзрослеет.

— Почему?

— Нет потенциала развития. Некуда развиваться. Все уже и так есть. Полное довольство. Хорошо, что Бог не дал мне все сразу. Сейчас я понимаю, что это — хорошо. А раньше обижался…

Что развиваться — надо, это Митька и сам чувствовал… Но все равно было что-то неясно.

— Ну, и пусть останется маленьким, — сказал Митька. — Вы же сами говорили: надо вернуться в детство.

— Этот монах — в прельщении, — сказала Мама. — И тебя сбивает с толку. Мечтать о всемогуществе — это разве дело монаха? Мы должны каяться в грехах перед Богом, а не выпрашивать чудеса.

— Так он и не выпрашивает, — сказал Митька. — Это я выпрашиваю.

Монах перекрестился.

— Господи, сохрани меня от прелести. Твоя Мама, конечно, права.

— В чем права?

— Что надо каяться, а не выпрашивать чудеса.

— А мне надо чудеса, — сказал Митька.

— Тебе надо не чудеса, а уверенность, что чудо — в принципе — возможно. Любое чудо. Что угодно. Что в принципе — все возможно. Для тебя. Это важно.

— Не знаю. Наверное, — сказал Митька, и вспомнил Волшебника. — Только не знаю, зачем.

— Для духа. Человеку нужно всемогущество, чтобы быть полноценным. Без всемогущества нет настоящей свободы.

— А нам нужна настоящая свобода? — спросил Митька. — А зачем?

— Не знаю, — сказал Монах. — Я думаю, это у нас от Бога — потребность в настоящей свободе. Когда благодать отходит — пропадает стремление к свободе. К настоящей.

— А что такое — настоящая свобода? Чем отличается от ненастоящей?

— Настоящая свобода? Это всемогущество. А обычная свобода — это выборы.

— Выборы? — удивился Митька.

— Я пошутил. Обычная свобода — это возможность выбирать из нескольких вариантов. А настоящая свобода — это когда ВСЕ возможно.

— Все возможно — это хорошо, — заметил Митька.

— Конечно. Это — основа для покаяния.

— При чем тут покаяние? — удивился Митька.

Разговоры про покаяние Митька слышал тысячу раз. Все говорили: Православие — религия покаяния. В других религиях нет настоящего покаяния. Митьку это пока не особо волновало. Лично ему покаяние вроде было не нужно пока. Не испытывал потребности.

Монах впервые заговорил с Митькой о покаянии. И это было немного подозрительно: сейчас перестанет говорить по-нормальному, и начнет по-писанному. Митька напрягся.

— Господь заповедует нам "будьте совершенны, как Отец ваш совершенен", — сказал Монах. — А если бы Он не дал нам НАСТОЯЩЕЙ свободы, это было бы неисполнимо. Как можно требовать божественного совершенства от того, кому не дана божественная свобода?

— Вот именно, — Митька успокоился. — Я никак и не мог понять — чего от меня требовать? В чем мне каяться-то? Разве я виноват, что я не такой, как Христос? Так Он же — Бог, а я — не Бог.

— "Я знал, что ты человек жестокий, что жнешь, где не сеял. И убоялся, и скрыл талант в песке. И вот, на тебе твое", — процитировал Монах.

Это было из Евангелия. Митька хмыкнул. Пожалуй, выходило похоже не его, Митькину, философию.

— А помнишь, что там дальше? Что отвечает господин? — сказал Монах. — "Твоими словами буду судить тебя, лукавый раб. Если ты решил, что я человек жестокий, так что же не потрудился для меня? На что рассчитывал?"

— Ну, ладно, — сказал Митька. — Что Вы меня пугаете? Я же не знал, что мне предлагается всемогущество! Теперь знаю — љ теперь совсем другое дело!

— Теперь у тебя есть, в чем каяться? Или все равно считаешь, что Бог жнет там, где не сеял?

— Да нет, теперь вроде не считаю…

В принципе, Митька понимал. Но все-таки Митьке чего-то не хватало. Не хватало веры, что всякому просящему — љ НА САМОМ ДЕЛЕ дано будет. Митька искал ДОКАЗАТЕЛЬСТВО, и не находил. А хотел найти. Потому что настоящая свобода — это не шутки. Тут нужна полная основательность. Но доказательства Митька найти что-то не мог.

Оно и понятно. Мне — понятно. Общие утверждения (про вообще и про всякого) вообще трудно доказывать. Их легко доказывать от противного, потому что отрицанием общего утверждения является частное (про один случай, про кого-то). Надо было Митьке рассуждать так: допустим, кто-то так и не получит, сколько бы ни просил. Тогда… надо было Митьке сделать отсюда какой-нибудь вывод, который явно противоречил бы его ОПЫТУ.

Но Митька был пока еще ребенок, и такие мыслительные конструкции он еще не умел самостоятельно выстраивать. А доказательство было ему нужно! И потому он не мог удержаться и, как всякий ребенок, интуитивно шел путем примеров. Один просил — получил, другой просил — получил… третий просил — бросил просить. Но если даже и третий не бросил и получил, то где ГАРАНТИЯ, что четвертый — получит? Так ничего не докажешь. Так что Митьке по молодости ума не хватало. Надо бы ему спросить…

Однажды Митька побывал на собрании пятидесятников. Какими ветрами его туда занесло — не суть важно. Митьке понравилось, когда все встали и начали разом молиться вслух своими словами. Конечно, довольно странно, когда Богослужение шумит как восточный базар! Но тут был момент истины… "Хвалите Его в тимпане и хоре, хвалите Его во струнах и органе, — сказал Давид, — изливайте пред Ним сердца ваши."