– На кой хрен мне все это дерьмо? – перебил я мерный рассказ Рыбака. – Мне посрать на все величие Церры! Скажи, оружие там купить можно на вашем рынке? Лодку нормальную с неубитым мотором? И откуда ты вообще знаешь историю руин и общин, Мумнба? Ты был обычным хранителем морщинистой туши, а сейчас ловишь омаров и рыбу…

– Школы, – ответил Рыбак. – Правящие роды открыли в Церре бесплатные школы, где учат читать, писать, знать историю и владеть холодным и огнестрельным оружием, амиго. И я годами был рядом со старым хозяином. Внимательно слушал, запоминал и всегда молчал.

– А сейчас тебя прорвало, и ты решил излить это все на меня? Мне не интересна история твоей родины, Рыбак. Потому что она такая же, как везде. Один и тот же гребаный и чаще всего выдуманный шаблон, используемый пропагандой в каждом уголке мира. Один и тот же рассказ о том, как всеми унижаемое и побиваемое несчастное племя добрых улыбчивых аборигенов с трудом цеплялось за жизнь, никому не причиняя зла, как оно, превозмогая, терпя незаслуженные обиды, за века набралось сил, дало отпор всем недругам и стало жить-поживать, не забывая всем напоминать о своей избранности и попутно делая грабительские набеги, оправдывая их былыми обидами. И…

– Нет! – он аж привстал, напряг лицевые мышцы, и на мгновение из жирного обвислого месива, свисающего с его черепа, вылезло жесткое рельефное лицо злого гоблина. – Церра не такая! Другая!

– Кто бы сомневался, – фыркнул я, забирая еще кусок рыбы до того, как он накроет разложенную еду очередным облаком сыплющегося из банки перца. – Церра другая…

– Ты слушай!

– Ага… давай…

Воняющий жиром, гниющим желудком и незалеченными зубами Рыбак продолжил с того же места, где я его прервал, и еще минут десять взахлеб рассказывал о том, как строился город, как обживались покинутые здания, как откачивалась соленая вода и как создавались питьевые запасы, пополняемые в сезоны дождей, чтобы потом за символичную плату делиться со всеми жителями. Как стоящие во главе могущественных родов боссы мудро правили, регулярно собираясь, находя единственное верное и устраивающее всех решение. Единство Церры достигло высшей точки… а затем все началось рушиться. Когда старые доны стали умирать в силу естественных причин, их наследники не смогли сохранить уважительных отношений друг с другом. Последние двадцать лет междоусобица только нарастала, произошло несколько кровавых внутренних конфликтов… а два с небольшим года назад все разногласия разом прекратились.

Причина?

Угроза с севера.

Страшная угроза. Белый демон севера начал расширять свои территории, подминая под себя племя за племенем, забирая землю кусок за куском. Он уже потребовал от Церры дань… и, разумеется, получил гордый отказ. Он не получит ни песо. Церра всегда была готова к обороне – готова она и сейчас. Общая угроза сплотила древние роды, пальцы сжались в стальной кулак и…

Жирный Рыбак сипло всхрапнул и удивленно застыл, смотря, как я корчусь в беззвучном хохоте. По его подбородку стекала подкрашенная перцем ораторская слюна, в заплывших глазках застыло смешанное с обидой недоумение, пальцы правой руки нервно подрагивали рядом со сложенной навахой. Мне было плевать – я хохотал и остановился только через пару минут. Покачав головой, я заглянул в глаза Рыбака:

– Ну, давай… расскажи мне о том, какое неуважение я проявил к тебе, хотя ты пригласил меня разделить трапезу и все такое. Расскажи, насколько сильно я наплевал тебе в душу, старый Рыбак.

– Я… послушай, амиго… тебе не стоит…

– Но ты не соврал, да – я действительно весело хохотал. Хотя, как я понял, ты надеялся, что я заливисто посмеюсь над твоим рассказом о том, как угроза с севера заставила молодых донов прекратить сраться из-за херни и снова начать дружить против общего врага, грозящего им – кто бы, сука, мог подумать! – потерей звездного статуса в вашем сраном, тухлом муравейнике Церра…

– Эй! Не надо так!

– Но я смеялся не над ними, а над тобой, Мумнба, – сказал я, тянясь за бутылкой и чуть ли не силой вытягивая ее из пальцев его левой руки. – Я смеялся над тобой, над твоими тайными обидами и тайными надеждами.

– «Надеждами»? Я ушел! Я рыбак! Мерде! Почему же перец такой слабый? Даже глотку уже не щекочет…

– Тебе – не щекочет, – кивнул я. – Наконец-то я понял… Твою мать… как же сильно я в тебе ошибся, жирный Мумнба. Охереть, как сильно… я принял тебя за злобного, умелого и рационального гоблина себе на уме… но ты… ты не такой, – подавшись вперед, я снова заглянул в его глазки и спросил: – Хочешь, я расскажу тебе настоящую историю Церры… и твою тоже?

– Ты? Ты чужак! Что ты знаешь о моей родине!

– Вот и поперли первые обиды, – рассмеялся я. – Как предсказуемо. Ты продолжаешь меня веселить. Так да или нет? Решай, Мумнба. Я могу и помолчать.

Некоторое время он сверлил меня сердитым взглядом и наконец, утробно фыркнув, нащупал еще одну бутылку за спиной, откупорил, сделал пару огромных глотков самогона и кивнул:

– Давай! Расскажи! А я послушаю! А потом скажу, насколько ты неправ.

– Посмотрим, – усмехнулся я. – И вот тебе история Церры, смешанная с твоей. Вы все тут были горсткой океанских племен, выживающих на руинах. И хер бы вы выжили за эти столетия, несмотря на свою воспетую стойкость. Хер там! Триста лет назад тут не росло ничего и не могло расти – планета была на грани. Поэтому вы и дрались друг с другом за каждую подгнившую рыбью жопу. И вас истребляли много раз, считай, под корень – но приходила свежая кровь с берега и океана. Какие-нибудь беглецы, захваченные в рейдах рабы – такое происходит постоянно. Это же помогло жителям руин не превратиться в детей инцеста, несущих в себе букет генетических отклонений. Но главное, что помогло вам выжить – природа! Вернувшаяся и возродившаяся природа, мать вашу!

Я ткнул пальцем в стену, и он угодил в поддавшуюся под нажимом толстую здоровую лиану, усыпанную множеством пахучих желтоватых ягод.

– За прошедшие века природа вернулась сюда, вырастила здоровые деревья, кустарники и травы. На дне возродились кораллы и водоросли, начала плодиться рыба. Еды стало в разы больше и здесь, и там – на берегу. В результате бандитские рейды чисто жратвы ради потеряли смысл и прекратились. Снизилось количество смертей, и крохотные племена, обитатели руин, начали весело плодиться, быстро увеличиваясь в числе. А когда вас стало гораздо больше – появилась и смелость. В процессе торговых операций и глубоких исследований руин у вас появилось огнестрельное оружие, что сделало вас опасными и заставило с вами считаться. Так Церра окончательно перестала быть кормовой базой для всех окрестных лоботрясов – и они тут же прибежали выразить свое почтение. Больше торговли – больше бабла, оружия и власти. Так общины стали теми самими могущественными древними родами, а их вожди превратились в мудрых донов, решивших, что надо сохранить единство ради общего выживания. Шли годы. Десятилетия. И где-то в это время родился ты, Мумнба – никому нахер не нужный детеныш руин. Скорей всего, ты был сиротой. Злым, хотящим жить, вороватым сиротой. Тебя приметил старый дон, забрал к себе, прикормил, защитил, вырастил как личного сторожевого пса. И судя по твоей изрезанной шкуре старого волкодава, свой долг ты выполнял свято – и выполнил полностью, ведь хозяин не погиб, а умер от старости. И умер не только он – скорей всего, целое поколение руководителей ушло на покой примерно в одно и то же время, а те, кто явился на их место… у них было свое окружение, своя свита, своя защита и… и такие, как ты, им стали просто не нужны.

Я глотнул самогона и продолжил:

– Не думаю, что тебя прогнали – ты все же годы охранял босса. Но личным телохранителем ты быть перестал. Может, тебя назначили садовником, может, велели приглядывать за прудом с золотыми рыбками или отправили на оплачиваемый покой… но тебя это оскорбило, и ты хлопнул дверью. Ты гордо ушел и стал рыбаком. Причем ушел ты далеко – аж до самого края вашей крохотной страны, что вся уместилась в границах утонувшего мегаполиса. И, кстати, так далеко ты ушел не просто так – ты остался верным сторожевым псом своей страны и теперь ловишь рыбу у ее границы, вовремя замечая всех чужаков. Одиночек вроде меня ты пропускаешь, а вот иди здесь на лодках вооруженный чужой отряд, ты бы им не показался. Скорей всего, где-то на крышах нескольких высоток поблизости уже высятся кучи хвороста, а рядом бутылки с самогоном. Плесни, пусти искру – и вспыхнет пламя. Брось туда ворох свежих лиан – и к небу поднимется тревожный столб дыма. Да, ты рыбак, но ты по-прежнему любишь свою страну и по-прежнему служишь ей, хотя тебя и отправили на покой, а затем попросту забыли. Мне продолжать, старый Рыбак? Или я вру?