Рябинин, не дождавшись ответной реакции от удивленного Лузгина, предложил:

— Хотите докажу, что у вас нет интуиции?

— Хочу! — по-мальчишески взорвался ученый.

— Едем.

Они вышли из института и сели в машину. По дороге Лузгин не спрашивал, куда едут, и, видимо, чувствовал нервное неудобство. Неудобство испытывали и оперативники, привыкшие знать цель своих вызовов. Один Рябинин был в своей тарелке, приказав Оладько, сидевшему за баранкой:

— Здесь.

Бизнес-центр. На лестничной площадке девушка курила и разговаривала по сотовому телефону. Четверо мужчин поднялись на третий этаж в офис номер три. Лузгин предполагал, что они идут за осмием; Леденцов был уверен, что идут арестовывать гражданку лже-Слепцову; Оладько был уверен, что куда бы они ни шли, на обратном пути зайдут в кафе и пропустят пивка.

Но группа стала, как споткнулась, — остановил ее Лузгин, увидев в коридоре женщину:

— Людмила…

Женщина стушевалась на такой короткий миг, что это заметил лишь Рябинин. Он смотрел на нее и узнавал неотчетливо, хотя уже допрашивал по поводу смерти Лузгиной. Была в ее лице какая-то несочетаемость: желтые, словно обкуренные, кудряшки волос, темно-нечеткие, точно размазанные, глаза. Глаза бегали, вернее, убегали, уводили взгляд от Лузгина.

— Виталий Витальевич, вы любите эту женщину? — спросил Рябинин.

— Это не ваше дело, — отрезал Лузгин.

— Поставлю вопрос иначе: вы знакомы с этой женщиной?

— Да, знаком.

— И как ее звать?

— Людмила Федоровна Слепцова.

Женщина дернулась и не то сказала, не то прошипела:

— Я опаздываю на другую работу.

Синяя юбка зешелестела от быстрой походки да застучали каблуки, словно она убегала.

— Людмила, подожди! — крикнул Лузгин.

— Не остановится, — заверил Рябинин.

— Почему? — ничего не понимал Лузгин.

— Потому что она не Людмила и не Слепцова.

Рябинин повел всех на улицу, поскольку в бизнес-центре дел больше не было. Процессия выглядела слегка комично: впереди полненький невысокий лохматый человек в очках и с портфелем, а за ним трое бравых мужчин. Правда, лицо одного из них было настолько растерянно, что к бравым его не отнесешь — не спасали ни стройная фигура, ни элегантность. Лузгин пробовал подступиться ближе к следователю, но тот отдалялся нарочно.

У машины Рябинин спросил майора:

— Где, говоришь?

— Липовый бульвар, семнадцать.

— Поехали.

— Куда? — воспротивился Лузгин.

— На Липовый бульвар, семнадцать.

В машине Лузгин не вытерпел:

— Может быть, все-таки…

— Сейчас приедем, Виталий Витальевич, — перебил Рябинин.

Двухэтажный старинный дом был тих и приземист. Толстенная липа, наверное, постарше дома, прикрывала его кроной, словно облокотилась на крышу. В дом вела парадная лестница, но сбоку имелся еще один скромный вход. Доска из нержавейки объявляла:

«ИЧП «Ритуал».

— Что такое ИЧП? — спросил Лузгин, далекий от главного потока жизни.

— Индивидуально-частное предприятие, — объяснил Рябинин.

Но вход в индивидуально-частное предприятие загораживал молодец в камуфляжке. Рябинин показал удостоверение, майор тоже было полез за своим, но передумал.

— Хозяйка не принимает, — с некоторым самодовольством сообщил охранник.

— Какая хозяйка?

— Директор.

— Молодой человек, вы, вероятно, не поняли — я следователь прокуратуры.

— А я — мент в чине майора, — добавил Леденцов.

— Да хоть генерал. Это частное предприятие, и приказано сегодня никого не пускать.

Видимо, один только Лузгин способен был подчиниться, отчего запереминался. У Рябинина запотели очки, он стал их протирать. Леденцов спросил у Оладько:

— Капитан, почему постовых не хватает?

— Потому что вроде этого отъели морды и стоят без дела.

— Кто отъел морды? — спросил охранник, распрямляясь.

— Ему выгоднее охранять частный капитал, чем государство, — вклинился Рябинин.

— Хотя бы законы почитал, — заметил Оладько.

— Зачем ему законы, когда он каратист? — объяснил майор.

— Козел он, а не каратист, — заключил разговор Оладько.

— Кто козел? — Охранник высвободил руки из-за спины.

Что произошло дальше, Рябинин толком не понял. Как удалось капитану Оладько, бывшему позади всех, мгновенно подцепить своей длинной ногой лодыжку охранника? Тот только что стоял — и уже сидит на ступеньках, уставившись в портфель следователя, который оказался как раз на уровне его глаз.

Они так и прошли гуськом мимо него, сидящего…

В небольшом аккуратном кабинетике никого не было. Нет, было: женщина чуть ли не по пояс просунула туловище в сейф. Услышав шаги, она обернулась, захлопнула сейф и села за стол. И замерла, как сфинкс, высеченный из мрачного камня.

Лицо прикрыто черной надвинутой шляпой, из-под которой серо-каштановые волосы едва проступали. Темные очки, прямо-таки иллюминаторных размеров, не смогли закрыть лишь носа и губ. Не то длинный пиджак цвета слегка просветленной сажи, не то комбинезон прятал ее тело.

— В чем дело, господа? — спросила она не совсем уверенно, зная, что нужно господам.

— Вы директор «Ритуала»?

— Да.

— Хороните усопших?

— Хороним.

— Виталий Витальевич, — обратился Рябинин к Лузгину, — работники этой организации бросили тело вашей жены на Троицкое кладбище.

— Зачем же вы это сделали? — тихо спросил Лузгин.

— Рыночные отношения, — объяснил за нее Оладько.

Рябинин разглядывал стол. Беспорядок на нем, да и торчавшие из сейфа бумаги указывали на поспешные сборы. Следователя одолело раздражение. Голосом, скорее присущим скрипу старой пружины, чем ему, он спросил Лузгина:

— И эту женщину вы любили?

— Эту женщину я вижу впервые, — огрызнулся Лузгин.

Рябинин глянул на майора. Тот стремительно обогнул стол и сорвал с головы директорши шляпку, очки и парик, тем более что они были хитро сочленены в единый комплекс. Желтоватые кудряшки рассыпались по лбу.

— Людмила… — прошептал Лузгин.

Щадить… Но времени для пощады не осталось, да и понятие «истина» таких слов, как «пощада», не признает — истина не гуманна.

— Виталий Витальевич, она организовала убийство вашей жены и убийство Аржанникова.

Директорша встала, двинулась бочком вдоль стены и пропала в ней, в стене. Майор предупредил:

— Сбежит, там есть запасной выход.

— А мы догоним, — заверил следователь.

Майор опечатал помещение, поскольку никого в нем не было — даже охранник испарился. К вечеру Рябинин приедет сюда с понятыми и санкцией на обыск.

— Подбросьте меня домой, — сказал Лузгин; он, видимо, ехать в лабораторию был не в силах.

— Виталий Витальевич, заскочим еще в одно место…

… Майор выключил приемник — приехали. Они вышли. Дом, поделенный на мелкие конторы, неказистые службы и крохотные офисы походили на студенческое общежитие. У стенда с объявлениями они задержались, разминая ноги. Длинный Оладько вычитал где-то наверху:

— Послушайте. «Молодой человек оказывает интимные услуги за харчи».

Но Рябинин поторопил. Они двинулись по коридорам мимо вывесок маникюрш, парикмахеров, визажистов и массажистов. Пока не уперлись в черную дверь. Рябинин постучал. Никто не отозвался. Он трижды стукнул, с каждым разом усиливая силу удара. Тишина. Рябинин не вытерпел:

— Ломайте!

Оладько саданул ногой с разбега, и дверь провалилась, повиснув на каком-то одном шурупчике. Они вошли.

Черный блеск может ослепить? Горела люстра из трех ламп, зажатых углистыми палочками, как паучьими лапками. Обожженное и отполированное дерево делало стены антрацитными…

По комнате металась темная фигура, бегая от ящиков стола к сейфу. Увидев сорванную дверь и вошедших людей, она вроде бы успокоилась и села за стол.

— Кто это? — спросил Лузгин.

— Колдунья Ираида, — усмехнулся Рябинин.

За столом сидела старуха. Из-под черной косынки выбилась седая прядь. Серая кожа лица в бугорках и морщинках. Тело закутано в темную ткань. Взгляд же вобрал всю черноту кабинета — зрачки слились с темным цветом радужки.