Джош отчаянно махнул рукой. «Я не могу её контролировать. Она убегает по ночам. Я нашёл сигареты в её комоде. Она такая капризная и раздражительная, что я не знаю, что ей сказать. Я беспокоюсь о её будущем, Ник. В прошлый раз я разговаривал со школьным психологом, но она ничего не может ответить, потому что сама ничего не может от неё добиться. Никто не может».

«Не вини себя, приятель. Никто не сможет сделать больше, чем ты».

Джош был наполовину чернокожим, наполовину пуэрториканцем. Его внешность сильно изменилась с нашей первой встречи. Стоя рядом с могилой семьи Келли на солнце, его лысая голова и очки блестели так же ярко, как и его зубы. Но в последнее время первым делом бросался в глаза грубый розовый шрам на левой щеке, похожий на сосиску, разрезанную на сковороде, окаймлённый пятнами засохшей крови, которые он никак не мог привыкнуть сбривать. Сколько бы он ни разбрасывал вокруг себя христианских истин о прощении, и сколько бы я ни пытался отрезать, убеждая себя, что ущерб уже нанесён, я всё равно чувствовал себя таким же виноватым каждый раз, когда видел его, как и он перед Келли.

На нём была синяя толстовка, заправленная за чёрный кожаный ремень, те же серые брюки-карго, которые всегда носила его команда инструкторов Секретной службы, и кроссовки Nike. Раньше к ним всегда прилагалась сильно потрёпанная светло-коричневая кобура-блин на поясе, прижатая к правой почке, и двойной магазинный патронник слева, рядом с чёрным пейджером.

Пятью годами ранее он служил в службе охраны вице-президента, входящей в Секретную службу, пока Джери не бросила его и троих детей ради своего учителя йоги. Ему пришлось продать дом в Вирджинии, потому что он не мог выплачивать ипотеку, и он устроился на работу здесь, в «Лорел», обучать агентов по работе с детьми. В то время мы ещё не были близки друг другу, но я знала, что первые несколько лет были для него и детей настоящим кошмаром. Именно тогда и началась его жизнь с возрождением христианства.

Служба для него закончилась. Как он мне и сказал, выбор был лёгким: уйти, или его дети никогда не увидят отца. Теперь он стал младшим викарием или преподобным, что-то в этом роде; Божественная миссия открыла ему новую карьеру. Ему оставался ещё год, прежде чем он официально сможет кричать и танцевать брейк-данс в церкви наравне с лучшими из них. Я говорил ему, что ему стоит мыслить масштабнее и пойти по телевизионному пути. Я буду его помощником. В первой части передачи он мог бы расхваливать Бога, а после перерыва я объясню, как нам двоим, маленьким помощникам Божьим, не помешала бы куча долларов. Это не очень-то понравилось.

«В тебе дьявол, Ник».

«Верно, я агент Сатаны, но мои обязанности сейчас в основном церемониальные».

Это тоже не очень понравилось. Прозвенел звонок, возвещающий об окончании урока, и в коридор хлынула волна студентов и шума.

«Жаль, что я не могу ей помочь». Её учитель математики был очень расстроен всей этой ситуацией с Келли. Он притормаживал детей, чтобы мы трое не увлеклись. «Я пытаюсь разговорить её, но, наверное, просто не выбираю лучшие дни. Иногда с ней так трудно общаться». Он провёл рукой по своей лысеющей макушке и проверил пальцы, словно ожидая увидеть ещё выпавшие волосы. Ему было чуть больше сорока, но он уже казался сломанным колесом жизни. «Вы оба это видели: она то замкнутая, то на седьмом небе от счастья. За ней нужно успевать. Школьный психолог хотел бы помочь, если вы готовы… смотрите, вот мы здесь. Мне пришлось отправить её прямиком в кабинет директора. Мы должны поддерживать стандарты в классе для этих детей. Вот мы здесь».

Он открыл дверь и провёл нас в приёмную директора. «Келли, посмотри-ка, кто… о…» Рядом со стулом, на котором, как я догадался, должна была сидеть Келли, стоял полупустой бумажный стаканчик с водой, но это всё. Комната была пуста.

«Она ушла час назад». Секретарша директора, крупная и темнокожая, излучала деловитость, но всё ещё не могла скрыть расстроенного выражения на лице. «Директор пытался дозвониться до вас, мистер д’Суза. Мы собирались вызвать полицию». Она покачала головой. «Когда она вошла, она только сказала мне, что едет в Диснейленд».

«Спасите нас». Джош вздохнул, повернувшись ко мне и рассекая воздух правой рукой. Он достал телефон и начал набирать номер. Телефон поднёсся к уху и задержался там всего на секунду. «У неё телефон отключён. Ладно, пойдём домой. Если её там не будет, придётся вызвать полицию».

«Не нужно, приятель». Я направился к «Доджу». «Я точно знаю, куда она уехала».

7

Мы двинулись на запад и вскоре уже следовали указателям на Балтимор и Вашингтон. Джош уже трижды звонил домой, но никто не отвечал. Вскоре мы свернули налево на шоссе I-95 в сторону Вашингтона. «Диснейленд, да? Так она называет свой старый дом?»

«Вроде того».

Он пожал плечами. «Я же говорил, что она больше не ходит с нами в церковь? Она говорит, что религия — это обман. Я даже не думаю, что она в это верит, она просто говорит это, чтобы причинить нам боль».

«Ты же знаешь, что она думает по этому поводу, приятель: если Бог есть, то почему ее семья умерла?»

Он бросил на меня многозначительный взгляд. «Я не собираюсь в это вдаваться – и говорю тебе: иди и читай книгу».

Я посмотрел на приборную панель. Пуэрториканец в нём проявился на недавней фотографии Келли с тремя детьми в маленькой, но богато украшенной золотой рамке. Дакоте было шестнадцать, и у неё во рту была самая большая проблема – брекеты. Кимберли было четырнадцать, и больше всего в её жизни беспокоили волосы, а мальчику, Тайсу, было тринадцать, и он считал себя Тони Хоуксом. У всех у них была светлая кожа, чем у Джоша, потому что их мать была белой, но они выглядели точь-в-точь как отец. В их доме нельзя было двигаться из-за фотографий в рамках. Был Джош, когда у него ещё были волосы, молодой новобранец, очень похожий на те, что висят в окнах соседей; Джош, ставший спецназовцем; Джош и дети; Джош, Джери и дети, плюс все эти ужасные школьные портреты с щербатыми улыбками и струпьями на коленях.

Должно быть, было ясно, что он не получит от меня ответа, и, как истинный христианин, он подставил другую щеку. «Так скажи мне, парень, чем ты занимался?»

«У меня всё хорошо. Последние несколько недель я работаю в Великобритании. Стоять в очереди для иностранцев в иммиграционном отделе было довольно странно. Но, эй, это оплачивает счета». Это напомнило мне, зачем я вообще к нему пришёл. Я полез в куртку, чтобы достать всё ещё запечатанный конверт, и сунул ему под бедро. «Купи себе приличную машину, ладно? И парик».

«Спасибо. Но я думаю, что смогу найти ему лучшее применение».

Я был уверен, что он сможет. Келли был не единственным, кому нужны были деньги.

Он ехал молча, затем наклонился к держателю на приборной панели, чтобы достать мобильный, и передал его. «Ник, открой раздел «Имена». Найди Биллмана в разделе «Б». Они соседи в Хантинг-Беар. Присматривай за домом и всё такое».

Я нажал несколько клавиш и прослушал гудки. Через некоторое время включился автоответчик.

Он пожал плечами. «Попробуем позже». Он повернул голову и криво улыбнулся мне. «Они, наверное, на очередном собрании своего сообщества, всё ещё жалуются на то, как мы вмешиваемся в цены на недвижимость. Может, нам стоит уступить, ну, знаешь, позволить им купить дом подешевле. Никто никогда не купит дом с такой историей. Пусть сносят и делают там детскую площадку или что там им вздумается». Прошло какое-то время, но Джош постепенно начал понимать мою точку зрения. «Это может помочь Келли, в каком-то забавном смысле. Хоть какое-то затишье, понимаешь, о чём я?»

Он повернул поворотник, чтобы съехать с I-95 на следующем съезде в сторону Внешнего кольца, I-495 вокруг округа Колумбия. Электрические дорожные знаки постоянно мигали, предупреждая о необходимости сообщать о любой подозрительной террористической деятельности. «Что нам делать с любой не вызывающей подозрений активностью, приятель? Просто держать всё в тайне?»