Сьюзи нигде на кладбище не было видно. Сжимая в левой руке очки и маску, я стянул перчатку, так что она полностью покрыла всё, и выбросил её в мусорное ведро. Я нашёл себе свободную скамейку и начал немного беспокоиться о заражении – ну, очень беспокоиться. Я знал, что был достаточно защищён и держался от них подальше, но как быть с бутылками? Что, если одна из них протекает? Я сказал себе, что времени на раздумья нет: ещё слишком много дел.

Я снял правую перчатку, включил телефон и позвонил Сьюзи, но вместо этого ответила на сообщение. Я отключил связь и попробовал снова, но результат тот же. Что здесь происходит?

Я попробовал ещё раз, и на этот раз она ответила. Я слышал шум транспорта и звук её шагов. «Где ты?»

«На главном».

«Я не смог до тебя дозвониться».

«Должно быть, мы зашли в тупик. Я только что осматривал территорию спереди».

«Я снова на кладбище. Они у меня. Принесите пакеты».

«Я буду там через пару минут».

Пока я отключал электричество и убирал телефон в свой бомбардировщик, мимо окон первого этажа дома хлынул поток людей. Настало время радостных аплодисментов, знаменующих возвращение на работу.

Мне пришлось предположить, что бутылки герметичны. Они не хотели, чтобы работа пошла ещё хуже. Они хотели, чтобы лондонская атака состоялась. Поэтому они и заперлись. Не хотели поднимать тревогу.

Сьюзи вошла из кованых ворот, пока я проглотил ещё пару капсул. Я небрежно помахал ей рукой и получил счастливую улыбку в ответ, когда она села рядом со мной. Мы поприветствовали друг друга поцелуем в щёку, и она взяла меня под руку. Она протянула мне два белых контейнера для супермаркета, всё ещё склеенных у ручек.

«Там, наверху, полный бардак», — описал я увиденное. «Давайте возьмём такси и уедем. Кто знает? Может, успеем на рейс пораньше».

Я начала упаковывать коробку в один из контейнеров, но Сьюзи пока не была готова идти. «А как насчёт тех двоих наверху? Может, их ещё больше. Они могли бы решить…»

«Они ни за что не пойдут на компромисс и не развалят Лондон». Я обмотал второй пакет вокруг первого. «Пусть эти ублюдки заплачут до смерти. К чёрту их, они никуда не денутся».

Она не собиралась с этим мириться. «Но остаток бутылки может всё ещё быть там. Ты же видел, на что способна эта штука. Пойдём, Ник, нам нужно что-то делать».

Я глубоко вздохнул. «Слушай, если появятся какие-нибудь гениальные идеи, просто расскажи мне. А пока лучшее, что я могу сделать, — это отправить это дерьмо обратно в Великобританию. Келли, помнишь?» Я взял DW, и мы вышли на главную улицу. «Извини, но так оно и есть».

Мы избегали фасада многоквартирного дома на случай, если кто-то из ASU выглядывает оттуда. Я не хотел, чтобы они увидели нас вместе — мы не знали, контактировали ли они с источником.

Вскоре мы уже сидели на заднем сиденье такси и направлялись в аэропорт.

Пересадка на более ранний рейс не составила труда. Последний самолёт был самым загруженным, поэтому они были только рады, что два пассажира уступили свои места. Мы сразу же направились в зал вылета, где Сюзи купила духи и две огромные плитки Toblerone, так что в итоге у нас оказалось два пакета из берлинского дьюти-фри, один в другом, для коробки с вином. Среди моря красных пластиковых пакетов, ожидавших нашего рейса, они смотрелись совершенно естественно.

Мы вылетели в Станстед, плотно засунув DW в камеры хранения, внутри наших пальто. Стюардесса не разрешила нам держать их у ног. Я мысленно отметила, что нужно успеть к камере хранения раньше, чем костюм, который находился рядом со мной, когда мы приземлимся.

55

Мы перевели часы на час назад, направились к иммиграционному пункту и присоединились к очереди загорелых отдыхающих в деловых костюмах, проходящих паспортный контроль Великобритании.

Я сжимала папку DW в левой руке. Сьюзи тут же встала с другой стороны, чтобы хоть как-то защитить меня, и мы оба держали наготове паспорта, открытые на последней странице.

Я очистил голову от любых мыслей об опасности. Это необходимо, как актёру, вживающемуся в роль, иначе это будет заметно. Я совершил прекрасную однодневную поездку в Берлин, а теперь вот прохожу иммиграционный контроль с партнёршей, держа в руке несколько бутылок дьюти-фри, а она – с полным животом шоколада.

Следующие несколько минут Сьюзи стояла со мной плечом к плечу, пока мы пробирались вперёд. Когда до стойки оставалось человек пять-шесть, я подняла взгляд и поймала взгляд женщины за ней. Она смотрела прямо на меня. Она быстро отвела взгляд, но ущерб был уже нанесён. Она не поняла бы, что происходит: ей просто сказали бы, чтобы мы прошли без скандала.

Я переложил паспорт в левую руку, не выпуская из рук пакет, и правой вытащил бутылку. Сьюзи молча смотрела на меня. Я оглянулся на женщину, которая следила за медленно движущейся очередью. Когда подошла наша очередь, нам всем помахали рукой; она даже не взглянула ни на кого из нас, когда мы проходили мимо стойки.

Мы продолжили идти, присоединившись к остальным, направлявшимся к багажным лентам. «Что случилось, Ник? Что происходит?»

Я всё оглядывался по сторонам. Где-то должна быть команда подъёмников. «Чёртова сука! Ты прекрасно знаешь, что происходит».

' Что? '

Я отошёл от неё, схватив бутылку за горлышко, словно собирался её швырнуть. На её лице отразилось полное недоверие, когда она начала оглядывать коридор, пытаясь понять, что я ищу. «Что происходит, Ник? Мне нужно знать, расскажи мне».

Я кивнул в сторону каруселей. Я видел их, Сандэнса и Трейнерса, всё ещё в толстовках и джинсах, но теперь под пальто длиной три четверти. У них также были небольшие сумки через плечо, которые они несли на одном плече, а на другом – спускали вниз, чтобы можно было бежать или драться, не снимая респираторы.

Она проследила за моим взглядом. «Это не я, Ник. Поверь».

Я прошел прямиком мимо багажных лент, как и большинство пассажиров нашего самолета, у которых были только портфели и ноутбуки.

«Сандэнс» и «Трейнерс» были примерно в тридцати метрах справа от меня, когда я направлялся к таможне. Мы смотрели друг другу в глаза: все трое знали, что происходит. Они не собирались рисковать и разоблачать меня в присутствии всех этих людей. Они выжидали: у них не было выбора.

«Там еще двое», — раздался голос Сьюзи прямо позади меня.

Я высматривал их, слонявшихся по таможенным коридорам, на ходу накидывая им сумки на плечи, пока они не сводили глаз с цели.

Я остановился как вкопанный и повернулся к Сьюзи. «Я ухожу отсюда со всеми пятью бутылками этого дерьма. Если ты или эти ребята попытаетесь меня остановить, я их вышвырну. Понятно? Лучше иди и скажи им».

«Я никому ничего не рассказал. Не знаю, откуда они знают».

Сандэнс и Трейнерс следовали за мной, а двое других отошли в сторону, когда я поднял бутылку, чтобы усилить угрозу. «Ты позвонил, пока я доставал эту дрянь, да?»

Она поравнялась со мной. «Нет. Это была просто мёртвая точка. Зачем мне звонить?»

Я мог придумать множество причин. Слова «постоянный» и «кадровый» возглавляли список. Мы присоединились к потоку тележек, перегруженных чемоданами и сумками из беспошлинной торговли, направлявшихся в голубой коридор ЕС.

«Он мог послать билеты по назначению или отследить пластик — кто знает?»

Мы добрались до шиканы и уперлись в пробку. Мне хотелось прорваться и бежать, а потом просто бежать дальше, но я не мог рисковать, привлекая внимание охранников, которые, вероятно, и не подозревали, что происходит. Бегство превратило бы всё это в ещё большую групповую драку. Мне просто нужно было вести себя как обычно, чувствуя, как пульсация на шее рвётся наружу.

Я пристроился к группе из четырёх женщин лет сорока, толкавших тележки. Они выглядели как четыре мамы, которые уехали одни: все загорелые, в шортах и футболках, смеялись и шутили, цепляясь за праздничное настроение, но злились, что завтра утром им нужно будет вернуться в офис.