У нас лучшая вилла, потому что иначе я бы ее не выбрала. Если вы снимаете те, что позади, к нам можете даже не соваться.

Превосходное расположение дома дает мне возможность наблюдать за рыбаками, которые закидывают с лодок удочки, или за отдыхающими на пляже, которые лениво, как тюлени, поворачиваются с боку на бок. Отсюда я могу предсказать погоду и определить грядущую перемену ветра по тому, как он нарезает море на ровные ленты волн. С наблюдательного пункта на балконе я контролирую весь остров и любые передвижения на нем.

К отдыху на острове прилагаются некоторые сексуальные обязательства – негласный договор, на который большинству пар плевать. Но не мне.

Соленый влажный воздух напоминает пот, высохшие на солнце волоски покалывают чувствительную кожу. Все ощущается обнаженным и загорелым, горячим и страстным. От этого я чувствую себя вновь молодой. От этого я дико хочу Кева. Кев – тот мужчина на пляже, с сильными красивыми руками, и он мой муж.

Другие пары обычно изобретают отговорки, чтобы избежать близости. У них от жары болит голова, ноют мышцы после плавания, от катания на велосипеде стерлись бедра. Это все не про меня. Когда я здесь, я умираю от желания.

Кев разговаривает с Бреттом, моим братом, а рядом с ними в песке торчит бутылка шампанского, истекая слезами испарины. Вино тут льется рекой. Нагретые солнцем стаканы все в песке, потому что дети то и дело случайно пинают их. Вино ударяет в голову, и становишься легкой и свободной, ты готова сорвать верх купальника и кинуться в море, чтобы кипящий прибой оставлял пену на сосках.

Я ныряю в спокойную бирюзовую волну, слишком ленивую, чтобы вырасти во что‑то сильное и рокочущее. Волосы взлетают вверх, следуя течению, а я остаюсь под водой с открытыми глазами и плыву по-лягушачьи. По поверхности расходятся круги, будто море смеется. Даже вода здесь в отпуске.

– Иди ко мне, – зову я Кева и снова падаю в морские объятия.

Мужчины продолжают разговаривать. Бретт пьет маленькими глотками шампанское «Моэт», рядом с ним сырная тарелка. Мой сын Эдмунд строит замки из песка. Кев обмолвился, что хочет позаниматься серфингом, пока остальные не приехали. Но это мое первое купание, и я хочу его прочувствовать. Пена скользит по коже совсем как язык Кева.

Солнце уже высоко, пляж в его свете кажется ослепительно-белым. Всё еще впереди. Так начинается любой пляжный отдых. Счастье, смех, «Моэт», сыр, загорелая кожа.

Райский остров.

Элоиза, 14:02

Остров принадлежит ей. Она поэтому его и выбрала. Спрятав под шляпу длинные, соленые после купания волосы, Пенни дрейфует между холмами, людьми, деревьями и заливами, словно только она имеет право быть здесь.

Но не это стало причиной моего нежелания ехать сюда. Раньше мы всего раз были на Роттнесте, без Пенни и Кева, и на краткий миг смогли притвориться, будто остров принадлежит нам. И лишь потому, что Скотт мне во всем потакал. Помню, как мы отдыхали в прибрежном баре, заказывали коктейли, картошку фри, пиво для Скотта, а потом сидели, закинув ноги на невысокую ограду, и смотрели на тихий залив. Мы даже почти не разговаривали, а Леви часами ковырялся в песке, нырял в море и капал соленой водой в тарелку с пиццей. Но я все равно не могла расслабиться, по крайней мере до конца. Весь отдых ловила себя на том, что украдкой оглядываюсь, всматриваюсь в лица, не в силах унять дрожь от воспоминаний об этом месте. Больше никогда у меня не возникало желания вновь приехать на остров. Если в тот раз я не смогла расслабиться, то сейчас и подавно.

Отдых на Роттнесте – то, чем принято хвастаться. Скотт часто меня спрашивал, почему мы не можем поехать сюда снова. Я отвечала, что ненавижу это место.

Когда Скотт интересовался причиной, я не могла ему объяснить и лгала, что ненавижу острова в целом, что чувствую себя пойманной в ловушку, когда нахожусь вдалеке от больниц, полицейских участков и торговых центров. Муж утверждал, что на острове никогда не случалось ничего плохого, но он не знал того, что знала я.

И вот мы в очереди, готовимся сойти с парома. Как всегда в очередях, время тянется очень медленно, а мне очень нужно в туалет. Это от нервов. Слава богу, меня не тошнило в пути, но малышка Коко упирается коленом мне в живот и давит на мочевой пузырь.

– Первым делом нужно взять велосипеды, – говорю я Скотту, пока тот одной рукой усаживает Коко себе на спину.

Суперпапа. Он не отвечает, и я утыкаюсь в телефон – всегда так делаю, когда чувствую себя отвергнутой. Хочу снять, как пенятся волны. Если сосредоточиться на фотографиях и профиле в соцсетях, можно не разглядывать лица в толпе, гадая, обратили ли на меня внимание.

Еще я собираюсь мыслить позитивно и использовать атмосферу острова, чтобы наладить отношения со Скоттом. Я останавливаюсь и смотрю мужу в затылок; Леви натыкается на меня, потому что уставился в телефон. У сына ужасная осанка, он очень горбится. Я постоянно напоминаю ему, что нужно выпрямить спину:

– Тебе только одиннадцать, но к пятидесяти будешь как горбун из Нотр-Дама.

В воде отражаются облака, похоже на устричную раковину изнутри. Если верить Пенни, в выходные будет хорошая погода. Не знаю почему, но мне хочется, чтобы сегодня погода была противной, пошел дождь или поднялся ветер. Не настолько, чтобы расстроить праздник Кева, но достаточно, чтобы подпортить атмосферу для Пенни. Вечно она получает все, что захочет: виллу, нужных людей, спокойное море. Остается только гадать, как она умудрилась арендовать гриль-ресторан «Бэй» в сезон свадеб.

Позади дурно пахнущая англичанка обливается по́том и влажно дышит мне между лопаток. Она практически наступает мне на пятки. Придвигаюсь к Скотту и ловлю себя на том, что обнимаю его за талию. Возникает дикое желание, чтобы он взял меня на руки, как Коко, я утыкаюсь лбом ему в спину. Но сразу чувствую, как у него на животе напрягаются мышцы, и отступаю.

Несмотря ни на что, я стараюсь быть оптимисткой и надеюсь, что отдых пойдет нам обоим на пользу. Вынужденная смена обстановки как нельзя кстати. Но Скотт отстраняется от меня, перехватывает Коко поудобнее и мимоходом целует ее в светловолосую макушку.

Потом с суровым видом оборачивается ко мне:

– Понятия не имею, почему ты не хотела сюда ехать, но хотя бы попробуй получить удовольствие.

Двери парома открываются, и в лицо ударяет поток горячего соленого ветра. Пахнет каникулами и кокосовым кремом от загара – запах моего постыдного прошлого. Я задерживаю дыхание, пытаясь не пустить этот воздух в легкие, и мысленно приказываю себе «попробовать получить удовольствие» ради мужа.

Пенни, 14:03

Все настроены на отдых. Я на заднем дворе, наклоняюсь к корзине с бельем, беру влажное полотенце и вешаю его посушиться. Мимо на велосипедах проезжает пара ребятишек, проходит компания парней с удочками.

Через дорогу, во дворе по соседству с виллой Элоизы и Скотта, скворчит в масле лук – у соседей поздний обед с барбекю. Там работает радио, в поток музыки врывается реклама о распродаже шезлонгов, мужчина у гриля помешивает еду, а я вспоминаю лето. Сосед приветственно машет мне. Я машу в ответ. Люди здесь счастливы. Внезапно я понимаю, что, когда наклоняюсь за полотенцем, платье неприлично задирается. Чтобы взять из корзины прищепки для белья, я присаживаюсь.

Завтра вечером в ресторане «Бэй» мы устраиваем ужин с морепродуктами и шампанским, приедут тридцать близких друзей Кева. Конечно, торжество сто́ит как крыло самолета, но мы можем себе такое позволить. Большинство гостей прибудут на остров завтра и на одну ночь разместятся в отеле «Бич». Выходные должны пройти благополучно, тем более у меня для Кева есть сюрприз.

Во дворе через дорогу мужчина с шумом роняет кулинарную лопатку, и женщина над ним смеется. Он шлепает жену лопаткой по попе, в этот момент громкий гудок с пристани эхом разносится по всему острову, проникая в каждый уголок. Они прибыли. Элоиза и Скотт.