– Тест подтвердил, что это ребенок Антона, – повторил я. – Я хочу, чтобы с ним все было хорошо. А для этого нужно, чтобы и с тобой все было хорошо. По крайней мере, пока ты его носишь.

– Вы – само великодушие, – иронично заметила Майя, подмечая намёк, прозвучавший в последней фразе. – И что произойдет после того, как я рожу? Вы снова начнете настаивать на том, чтобы забрать ребенка? Или тихо закатаете меня в бетон на окраине города?

– Это будет зависеть от многих факторов, – подарил ей хищную улыбку. – От того, как сложатся наши отношения за эти месяцы. От того, насколько ты будешь готова к материнству.

– Я буду хорошей матерью, – сказала она тихо, но твердо. – Явно лучше, чем вы дядей.

Возвёл глаза к трещащей под потолком лампочке. Вот наглая девочонка!

– Я не требую от вас сейчас таких решений, – холодно ответил, с трудом удерживая эмоции под контролем. Кажется, она нашла ключик, как выводить меня из себя. – Главное, чтобы беременность проходила в нормальных условиях. А после рождения ребенка мы вернемся к этому разговору.

– То есть вы всё-таки планируете забрать моего ребенка, – сузив зелёные глазища, смотрела на меня Майя.

Вдох. Выдох.

– Я планирую обеспечить лучшие условия для ребенка моего брата. Все остальные детали будут обсуждаться позже. Сейчас важно, чтобы вы переехали из этого общежития в нормальное жильё.

Майя крепко сжала конверт с ключами, словно это была её единственная защита. Я наблюдал за тем, как в ней происходит внутренняя борьба. И мне хотелось бы узнать, что она ставит на чашу весов.

Деньги и наше состояние или долг и чувства к моему погибшему брату.

– Хорошо. Я согласна на… на ваше великодушное предложение, произносит с издёвкой. – Но вопрос о том, с кем останется ребенок, для меня не стоит. Он будет со мной.

Я не стал спорить. Пусть сейчас думает, что победила. Время на нашей стороне.

– Я пришлю людей помочь с переездом, – сказал я, направляясь к двери. – И, Майя…

Она подняла на меня вопросительный взгляд.

– Подумай о будущем. Не только своем, но и ребенка. Что ты сможешь ему дать, кроме… любви? – последнее слово я произнес с легкой иронией.

С этими словами я вышел, не дожидаясь её реакции. Уже на улице, садясь в машину, я задумался, что же заставило меня сделать это предложение, вместо того чтобы продолжать давление. Тест на отцовство подтвердил, что она не лгала насчет Антона. Но главное – мать подкинула верную мысль. С этой дерзкой девчонкой прямое давление не сработает. Нужен был другой подход.

"Дайте ей почувствовать безопасность и благополучие," – сказала родительница. – "Пусть привыкнет к хорошей жизни. Тогда будет легче договориться. И, в конце концов, очаруй её".

Я набрал номер матери.

– Она согласилась на квартиру, – сообщил я. – Переедет на этой неделе.

– Ты молодец, Ярослав, – голос матери звучал довольно. – Я знала, что ты сможешь её убедить. Это первый шаг. Дальше будет легче.

– Она очень упряма насчет будущего ребенка, – заметил я. – Дала понять, что не собирается его отдавать.

– Время всё расставит по своим местам, – уверенно сказала мать. – Главное, что она будет под нашим присмотром. И ребенок тоже. За месяцы беременности у тебя будет возможность… повлиять на её решение.

Меня насторожила особая интонация, с которой мать произнесла "повлиять".

– Что ты имеешь в виду? – напрямую спросил я.

– Просто покажи ей, что в нашей семье ребенку будет лучше, – ответила мать. – У тебя есть свои методы убеждения, Ярослав. Используй их.

Я закончил разговор и задумался.

Майя была просто еще одной бизнес-задачей. Сложной, но решаемой. Если нужно будет проявить терпение – я проявлю. Если придется использовать финансовые рычаги – воспользуюсь. Если ситуация потребует запугивания или шантажа – я не побрезгую и этими методами. Я не заработал репутацию безжалостного бизнесмена, испытывая моральные терзания при достижении цели. Если нужно будет её соблазнить… что ж, я подумаю и над этим вариантом.

Девочки, не забывайте, пожалуйста, добавлять книгу в библиотеку и лайкать, если книга нравится))

Майя

Как только дверь за Воронцовым закрылась, я рухнула на кровать, бессильно суча в воздухе ногами. Внутри бушевал настоящий ураган эмоций: гнев, страх, обида, растерянность… и что-то опасное, похожее на неуместное восхищение.

Какой же он невыносимый! Я никогда в жизни не встречала никого настолько холодного и расчетливого. Настоящая рептилия. Хладнокровный и скользкий. Даже стоя в шаге от меня, он словно источал арктический холод. У него, наверное, в груди спрятана не душа, а морозильная камера. Про скудный диапазон эмоций я и вовсе молчу.

Кажется, она у него только одна – презрение. И все же что-то мелькнуло в глубине этих ледяных глаз, когда он говорил о ребенке. Что-то почти человеческое.

Я встала и, покусывая ноготь на большом пальце, нервно мерила шагами комнату, пытаясь справиться с противоречивыми чувствами. Желудок снова предательски сжался от тошноты – моя верная спутница последних недель не отпускала меня даже в моменты стресса. Или усиливалась из-за него.

Он говорил о ребёнке, как о какой-то собственности, как о чем-то, что можно забрать, передать, отнять. Будто мой ребёнок – это просто ветвь их семейного древа, а не живой человек.

– Никогда, – прошептала я, машинально поглаживая плоский, даже впалый живот. – Никогда я не отдам тебя им. Обещаю.

Но внутренний голос предательски напоминал, что у меня не так много вариантов. Я стояла в крошечной комнате общежития, слыша, как за стенкой ругаются соседи, а из коридора доносится запах подгоревшей лапши быстрого приготовления. С работой в клинике скоро придется распрощаться – тяжелые смены с каждым днем становились все более невыносимыми, а токсикоз только усиливался. А ведь еще учеба, которую нельзя было бросать…

Конверт с ключами от квартиры мозолил на столе глаза.

Разумный выход был только один. И он меня пугал.

Оказаться под полным контролем Ярослава Воронцова. Чувствовать на себе его холодный, оценивающий взгляд. Знать, что за каждым моим движением наблюдают, каждое решение анализируют. Что он просто ждет момента, когда сможет забрать моего ребенка.

На миг перед глазами возник образ Антона – его улыбающееся лицо, теплота в глазах, когда он смотрел на меня, то, как он прижимал меня к себе, обещая, что все будет хорошо. "Моя мама немного поворчит, но в конце концов примет тебя," – шептал он. Как же он ошибался! И как мало мы знали друг друга. Всего полгода. А теперь мне приходится иметь дело с его бездушным братом.

Я вздрогнула, вспомнив, как Ярослав нависал надо мной своей мощной фигурой. Его глаза, голубые, как зимнее небо, и такие же холодные. Его идеально сидящий костюм, запах нишевого парфюма, который мне раньше посчастливилось бы вдохнуть только в магазине косметики, падая в обморок от чудовищных ценников. Во всем его облике читалась сила и власть – качества, которыми он привык пользоваться, не задумываясь о чувствах тех, кого затаптывал своей дизайнерской обувью.

И все же… все же каждый раз, когда я видела его, меня охватывали до безумия противоречивые чувства. Я знала, что необходимо держаться от него подальше, но что-то тянуло меня к нему. Хотела скрыться от его пронзительного взгляда, но не могла отвести глаз. Это было почти как магнетическое притяжение – пугающее, неправильное, опасное.

– Нет, нет, нет! – я яростно замотала головой, словно пытаясь вытрясти из нее эти мысли. – Прекрати сейчас же.

Это было предательством. Предательством памяти Антона, предательством моей собственной гордости и здравого смысла, в конце концов! Я не могла – не имела права – испытывать что-то кроме неприязни к человеку, который фактически угрожал отнять у меня ребенка. Который относился ко мне как к… инкубатору, способному воспроизвести в себе часть генов высокомерных Воронцовых.