– Если это ребенок Антона, – добавил я, выделяя каждое слово. – Откуда нам знать, что она не была с кем-то ещё? Шесть месяцев отношений – это не так уж и много, тем более с таким, как Антон. Он не был образцом постоянства, и она могла вести себя так же.

– Ты очень циничен, Ярослав, – в голосе матери слышался упрек, но и тень сомнения тоже присутствовала.

Я понимал её. После смерти отца пять лет назад Антон стал центром её жизни. Теперь, потеряв и его, она цеплялась за любую возможность сохранить хоть частицу сына. Даже если происхождение этой частицы вызывало вопросы.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил я, невольно сжимая кулаки.

– Я хочу, чтобы ты поговорил с ней. Оценил, что она за человек, – ответила мать. – И если она действительно беременна, предложил ей сделку. Мы обеспечим её и ребенка материально, а она передаст нам права на воспитание наследника Воронцовых.

Я напрягся. Типичная сделка в наших кругах. Деньги для непутёвой матери в обмен на ребёнка. Я слышал о подобном не раз от своих друзей. Глупых, легковерных мужчин, которых разводили на деньги девицы с низкой социальной ответственностью, вовремя забеременевшие.

Домработница доложила о прибытии гостьи, и мать кивнула:

– Проводите её в малую гостиную. Мы сейчас подойдем.

Майя

Когда Воронцовы вошли в гостиную, я стояла у окна, разглядывая удивительно красивый сад. Услышав шаги, я обернулась и почувствовала, как напряглись плечи при виде Ярослава. Вблизи он казался еще более внушительным – высокий, атлетически сложенный, с пронзительными голубыми глазами, от которых, казалось, невозможно ничего скрыть.

– Здравствуйте, – тихо сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Спасибо, что пригласили меня.

– Присаживайтесь, Майя, – Елена Михайловна указала на кресло, обитое бледно-голубым шелком. – Полагаю, вы уже видели моего старшего сына, Ярослава.

Я кивнула, избегая встречаться с ним взглядом. Опустилась в кресло, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Несмотря на очевидную нервозность, я старалась держаться с достоинством. Хотя роскошная обстановка, напоминавшая залы Эрмитажа, с антикварной мебелью и картинами в тяжелых позолоченных рамах, заставляла чувствовать себя не в своей тарелке.

– Не буду ходить вокруг да около, – начала Елена Михайловна, сев напротив меня в такое же кресло. – Перед смертью Антон сказал мне, что вы беременны. Это правда?

Я на мгновение закрыла глаза. Перед смертью. Эти слова, произнесенные вслух, вонзились в сердце, как осколки льда. Значит, он всё же решился поговорить с матерью. Вспомнилось, как Антон обещал всё уладить, говорил, что его семья примет нас. «Мама немного поворчит, но в конце концов сдастся, ей важно моё счастье». Теперь я понимала, насколько он ошибался.

– Да, это правда, – собравшись с силами, ответила я. – Срок небольшой, всего пять недель. Я узнала за пару дней до… до аварии.

– И каковы ваши планы? – спросила Елена Михайловна, внимательно наблюдая за мной.

– Я собираюсь оставить ребенка, – твердо ответила я. – Понимаю, что это неожиданность для вас, и не претендую ни на что. Просто считала, что вы должны знать о существовании внука или внучки.

– Не претендуете? – раздался резкий голос Ярослава, который до этого стоял молча, скрестив руки на груди. – Вы хотите сказать, что не рассчитываете на финансовую поддержку нашей семьи?

Я подняла глаза и наконец встретилась с его пронзительным взглядом, от которого внутренности будто покрылись коркой льда. Но одновременно внутри вспыхнул гнев – чистый, обжигающий, придающий мне сил.

– Я пришла сюда не за деньгами, – холодно ответила я. – Если вы думаете, что я спланировала эту беременность, чтобы получить доступ к вашему состоянию, то глубоко ошибаетесь. Я любила Антона.

– Вы были знакомы шесть месяцев, – парировал Ярослав, и я заметила, как желваки заиграли на его скулах. – И откуда нам знать, что ребенок действительно от моего брата?

На мгновение я потеряла дар речи от такого прямого оскорбления. Будто я не студентка медицинского, а девица, подцепившая случайного парня в ночном клубе. Не говорить же им, что Антон был у меня первым. И что я просила его предохраняться, но он убеждал, что любит меня до безумия, а презерватив лишь помешает удовольствию.

– Как вы смеете? – мой голос дрожал от возмущения и обиды. – Я не изменяла Антону. И он знал, что я беременна от него.

– Достаточно, Ярослав, – вмешалась Елена Михайловна, хотя по ее глазам я видела, что сомнение, посеянное сыном, укоренилось и в ней. – Майя, я понимаю ваши чувства. Но давайте посмотрим на ситуацию реалистично. Вы студентка, живете в общежитии, где-то подрабатываете. Как вы собираетесь растить ребенка в таких условиях?

– Я справлюсь, – упрямо ответила я, хотя сама не до конца верила в это. – У меня есть время подготовиться. К тому же, я работаю, и смогу накопить денег.

Ярослав

Я наблюдал за ней, пытаясь разгадать, что скрывается за этим упрямством и показной гордостью. Не удивлюсь, узнав, что она выслеживала брата для того, чтобы познакомиться с ним. А теперь изображает из себя алтайскую девственницу. И всё же, глядя в её прозрачные, как горный ручей глаза, я не мог не отметить, что она превосходная актриса. На Бродвее ей бы аплодировали стоя. А здесь, в элитном коттеджном посёлке "Удача" мало кого удивишь своей лживой натурой.

– Майя, – голос матери стал мягче, почти вкрадчивым, – я хочу предложить вам сделку. Ребенок, которого вы носите – всё, что у нас осталось от Антона.

– Если этот ребенок действительно от Антона, а не от какого-то случайного ухажёра, – перебил я мать, решив не ходить вокруг да около, – то мы забираем его. После рождения он будет жить с нами, воспитываться как Воронцов, получит лучшее образование и возможности. Вам будет выплачена значительная компенсация. И вы сможете… изредка видеться с ним, если захотите.

Лицо Майи побледнело еще сильнее, став почти прозрачным, как фарфор.

– Нет, – она покачала головой с такой решимостью, что меня это почти восхитило. – Это невозможно. Я не отдам своего ребенка.

– Поймите, – я подошел ближе, намеренно нависая над ней, используя свой рост как преимущество, – вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Мы можем сделать всё по-хорошему, или…

– Или что? – зеленые глаза Майи вспыхнули гневом, несмотря на страх, который я видел в глубине её зрачков.

– Или мы пойдем в суд, – жестко сказал я. – С нашими связями и возможностями мы легко добьемся лишения вас родительских прав. Одинокая студентка, без жилья, без стабильного дохода, возможно, с психиатрическими проблемами…

– У меня нет никаких психиатрических проблем! – возмутилась Майя, вскочив с кресла.

– Сейчас нет, – я холодно улыбнулся, чувствуя странное удовлетворение от того, как легко удалось пробить её показное спокойствие. – Но кто знает, что обнаружит врачебная комиссия? Депрессия после гибели отца ребенка? Послеродовая депрессия? Биполярное расстройство, в конце концов. Существует множество диагнозов, которые можно найти, если хорошо искать.

Я видел, как она вздрогнула, словно от удара, и почувствовал неожиданный укол совести. На миг передо мной предстала не расчетливая охотница за деньгами, а просто испуганная девушка, потерявшая любимого человека и теперь защищающая своего нерожденного ребенка как львица. Но я быстро подавил этот момент слабости.

Этот ребенок – мой племянник. И его место здесь, в нашей семье, а не в какой-то общежитской комнате с девицей, которая и о себе-то позаботиться не в состоянии. Судя по её бледному лицу и тощей фигурке, она сама едва держится на ногах. Как такая справится с младенцем? К тому же, я не сомневался, что она быстро найдёт замену Антону. Она слишком привлекательна, чтобы долго оставаться одной. И тогда какой-то посторонний мужчина будет воспитывать ребёнка моего брата? Недопустимо.