Оттого часто там, где копошился незаметно народный труд, где работал он в тайге, где, как муравей, скользил он под почвою и за корою деревьев, где часто скрывался он в подземельях, в тайниках и дебрях лесов от регламентации и принудительной работы, срывая занавес, мы внезапно открываем нечто более грандиозное и превосходящее египетские пирамиды, мы видим сфинксы и обелиски живой народной работы, одухотворенные, дышащие исторической жизнью и будущностью, величественные архитектурные здания подобно тем, какие насаждены народными силами в дебрях Америки, Австралии и Сибири.
Подобные примеры показывают нам, во-первых, настоящий фактор жизни и истории, во-вторых, убеждают, что народный труд в деле колонизации, в области его самодеятельности и творчества не должен быть стесняем, а предоставлен до известной степени самому себе.
До сих пор в деле государственной колонизации борются еще два направления: это регулирование народных движений, управление ими, искусственные поощрения, назначение на известные места, доходящее до указаний пунктов поселений, до вышивки казенных узоров, и другое, оставившее уже эти цели и имеющее в виду лишь помогать народному движению в том направлении, куда оно стремится, содействовать народной самостоятельности и выбору мест сообразно требованиям жизни и условиям культуры. Последний способ составляет прием, практикуемый ныне европейской колонизацией.
Требуется немало проницательности и государственной сообразительности, чтобы понять и соразмерить роль административной государственной функции в деле колонизации и не брать на свою ответственность доли труда, которой по свойству своему никакая администрация выполнить не в состоянии; она не заставит искусственно действовать народ так, как он бы сам действовал, и не удержит его там, где естественные условия не благоприятствуют народному труду. Точно так же, как не удержать ей ток могучих народных движений туда, куда народ имеет естественное влечение стремиться. Одной административной самоуверенности не дано творить жизнь и культуру. Этого не надо забывать. Наиболее проницательная государственная мудрость должна убедиться в конце концов, что в руках ее находится только один механизм парового клапана, отпускающего или задерживающего народную силу, но никоим образом она не должна отождествлять себя с действием пара. К сожалению, эти ошибки и заблуждения повторяются доселе, мешая свободному развитию народных сил и исторической творческой их деятельности.
Остаток регламентации, искусственного задержания и направления народных движений и колонизации все еще остается в традициях от прошлой казенной колонизации, хотя она давно отжила свое время. Бюрократическая самоуверенность и привычка вмешательства затмевает здоровую государственную политику и задерживает культурную историческую работу в сфере колонизации. Вот почему часто наша колонизация и самое обновление наших колоний не имеют тех успехов и прогресса, которые они имеют на Западе.
Результаты наших территориальных приобретений до сих пор были значительны — у нас заняты огромные пространства новых земель. Нельзя сказать, чтобы наша народная колонизация не сделала никаких успехов и была робкою. Занятие Сибири от Урала до берегов Тихого океана с Камчаткой, русской Америкой и островами в весьма короткий период было немалым подвигом, обнаружившим нашу колонизационную способность не ниже других народов. Дух старого землепроходца, дух пионерства, проторения троп не умер и до сих пор в русском народе; русские переселенцы идут впереди путешественников, впереди военных отрядов и посещают неведомые места Средней Азии, вроде Черного Иртыша, вершин Енисея и Лоб-Нора[66], и тем не менее результаты нашей колонизации слабы, хотя порывы широки. Несмотря на вековые заселения, наша азиатская территория все еще остается пустынною и слабо заселенною. Физические условия были слишком неодолимы в новой стране, а культурные силы населения слишком слабы. Когда-то сообщение с Сибирью чрез Уральский хребет происходило раз в год, движения совершались по рекам, население, обязанное ямской повинностью, разбегалось, поселенное насильно на трактах — вымирало. Все усилия правительства были сосредоточены в первое время — установить сообщения по главным дорогам и соединить раскиданные передовые посты русской оседлости, намеченные в завоевательный период. Большею частью сама колонизация была осуждена служить средством заселения трактов и проведением путей. Это видно из существующего распределения жителей по Сибири. На поселения по трактам в самой населенной части края выпадает 1/5 часть жителей, вообще же в Тобольской и Томской губерниях 1/4 расселена по дорогам. В некоторых округах, как Каинском, на почтовом тракте 93,31 % жителей округа. Таким образом, редкое население, тянущееся нитями по длинным сибирским дорогам, едва связывает отдаленные пространства, куда закинула история русское население. Несмотря на борьбу с расстояниями и усиленное проведение путей во все прошлое столетие, сообщение в крае представляет огромные трудности. На всю огромную территорию в 240000 квадратных миль мы видим с запада только один торговый путь в Сибирь, соединяющий Азию с Европою через Урал. На всем громадном протяжении южной сибирской границы существуют только четыре торговых прохода, обширные промежутки между этими пунктами не проницаемы для внешней торговли. Юг Сибири отделен обширными степями на тысячи верст как от Средней Азии, Туркестана, так и внутреннего Китая. На Востоке, несмотря на примыкающий океан, существуют только три значительных порта, и вся береговая полоса остается мертвым пространством. Еще более безлюден север Сибири с устьями величайших рек в мире, текущих с юга. Таким образом, страна даже с внешней стороны кажется уединенною и недоступною, а население отрезанным; немногие дороги составляют только первую брешь, пробитую в этот замкнутый мир. Что касается внутренних трактов, то они также едва намечены предшествовавшей колонизацией. Мы видим одну транзитную дорогу, тянущуюся на расстоянии 6000 верст, пробитую кяхтинской торговлей среди пустынных местностей. Сообщения в сторону, по проселкам, представляют первобытные пути среди дебрей и болот; местами эти дороги в лесах превращаются в тропинки для верховых, а во всей лесной и южной гористой Сибири сообщения и перевозки тяжестей производятся верхом, вьюками. Алтай представляет образец вьючных дорог: проезды здесь среди скал даже верхом совершаются с опасностью жизни. В общем, население, располагающееся лишь по некоторым рекам и главным трактам, составляет не более как тригонометрическую сеть, или едва намеченные черты будущей колонизации; промежутки же этой сети составляют пустыни[67]. Редкость населения Сибири обнаруживается тем, что Тобольская губерния, превосходящая более по пространству самую значительную из губерний российских, занимает, однако, сороковое место по густоте населения и заключает всего 46 жителей на квадратную милю, Томская губерния — 64, но есть области, как Амурская, где приходится один житель на квадратную милю. Предоставляем судить о сравнительной населенности, когда в некоторых губерниях России приходится по 2500 и по 2000 жителей на то же пространство (кв. милю). Даже некоторые местности Средней Азии, наполненные кочевым населением, как, например, Туркестан, являются гуще населенными, чем остальные сибирские губернии.
Обратим внимание теперь на пространства, доставшиеся нам в удел для колонизации. Одна Томская губерния, обладая 15688 квадратными милями, или 752068 кв. верст, составляет 18 % пространства всей европейской России, превосходит европейские владения: Великобританию — в 2 1/2 раза, Пруссию — в 3 раза и Францию — в 1 1/2 раза. Тобольская губерния имеет 26749 кв. миль, или 1295788 кв. верст (с областями вся Западная Сибирь заключает 61296 кв. миль). Если мы представим себе хотя часть этого пространства, а именно: всю среднюю черноземную полосу Западной Сибири, способную, безусловно, к заселению, населенною так же, как Европа, то мы получим, что край этот может пропитать не менее 51360000 жителей, если же населить ее подобно Франции и Англии, то гораздо больше. Между тем все нынешнее население Тобольской и Томской губерний равняется всего 2861100. Вся же Сибирь, по недавним сведениям, имеет едва 4500000 душ русского населения. Ввиду этого нельзя не признать, что заселение Сибири, принимая во внимание ее уже трехсотлетнее существование, шло весьма медленно. С ограничением попыток свободного переселения правительство когда-то думало достигнуть увеличения населения ссылкою в Сибирь, но опыт этот, как доказывают история ссылки и существующее ее положение, не привел ни к каким результатам. Ссылка наполняла Сибирь бездомным, несчастным пролетариатом, который не воздавал оседлого гражданского элемента, но постоянно вымирал. Ссылка оставляла едва 1/5 людей на местах, остальные исчезали или погибали. Нечего говорить, что такой контингент весьма вредно влиял на гражданственность, он не обновлял страны, не оживлял производительности, но деморализовал общество, портил его соки и составлял помеху и опасность для свободного гражданина. Попытка колонизации Сибири ссыльными должна, таким образом, скоро покончиться в интересах страны. Полезно сравнить в этом случае успехи заселения новых земель европейцами. Американские Штаты благодаря привлечению свободной колонизации обладают уже 40000000 населения. Австралия, получившая в 1788 году 757 человек ссыльных, ныне благодаря свободной эмиграции имеет более 2000000 свободных граждан. Даже Канада имеет население 3672116 человек.
