Беспомощное население среди глухих пустынь при таких условиях гибло часто бесследно, и только вдолге после несчастья слух об их бедствиях доносился до жилых мест Сибири. В 1881 г. разнесся слух тоже о голоде в Нарымском округе, и затем появилось не описание этого голода, а сообщение, что выехал на место его исправник. Но в состоянии ли он будет прекратить бедствие — не объяснено. В «Сибирской газете» 1881 г. (№№ 21 и 22) между тем раскрыто, в каком бедственном экономическом положении сыздавна находятся этот край и его население. Таким образом, факт вымирания и уменьшения инородцев в Сибири должен быть признан как несомненный. В истории встречается несколько весьма крупных причин, прямо влиявших на уменьшение инородческого населения и объясняющих это явление. Эти симптомы бедствий стоят рядом с другими — обеднением и ухудшением экономического состояния. Точно так же рядом с уменьшением и вымиранием некоторых племен заслуживает внимания весьма малый прирост сибирских инородцев, показывающий слабую производительную силу расы. Так, по нашим исследованиям, встречаются такого рода выводы. Татарское оседлое население в некоторых волостях Тобольского округа в 25-летие давало весьма слабый прирост, а именно: на 2057 человек едва 100 человек, в других — только 40 человек, в Тюменском округе в 12 лет татарское население с 9083 д. увеличивается только на 19 человек. В Березовском округе в 53 года население остяков с 21000 увеличилось едва на 2400 д. и так далее. Такого же внимания заслуживает непропорциональность полов среди северного кочевого населения, причем мужчин встречается более, чем женщин, процент женщин падает до 30 и 40 % на мужское население, что далеко не способствует нормальному размножению.
Факт вымирания и уменьшения инородцев, правда, не охватывает все местности и все сибирские племена; так, исключение составляют, по-видимому, пока южные кочевники — буряты, киргизы и калмыки. Хотя среди последних появляются ныне те же признаки бедствий, но тем не менее отрицательное явление охватывает такую массу других племен — остяков, самоедов, тунгузов, вогулов — и распространяется даже на оседлых татар, что невольно заставляет задуматься.
Что, если в Сибири повторится судьба многих австралийских и американских племен; что, если и здесь повторится драма гибели последнего тасманца или оправдается предсказание одной печальной самоедской сказки, в которой рассказывается, как у самоедов стояло 700 шатров, где жили 700 человек, ими управляли 7 мужей, все они были бездетны, и только у одного был ленивый и слабосильный сын. В одно утро он проснулся и увидел, что все люди его племени умерли, а все олени пропали. Он шел по пустыне, несчастный и беспомощный, он падает от усталости, грызет кости, обглоданные уже собаками. Встречаются ему люди, но безжалостные люди других племен, которые коварно и враждебно относятся к нему, его бьют и несколько раз убивают, каждый раз, однако, его воскрешает мифическое существо — однорукий и одноглазый старик с железной палицей.
Неужели эта несчастная судьба долго будет преследовать сибирского инородца, и кто явится волшебным стариком, сжалившимся над ним и пробудившим жизнь?
Исследования доказывают, что явление вымирания и уменьшения инородцев в Сибири связано с постоянным обеднением инородческих племен, упадком быта, обнищанием и всеми сопровождающими это явление бедствиями.
Обеднение и жалкое состояние оленеводов, сопряженное с уменьшением оленя, замечается на всем севере Сибири, начиная с Мезенского края Архангельской губернии, продолжая Березовским краем, Туруханским и кончая оленными чукчами. Кенан и Нейман одинаково свидетельствуют об уменьшении оленей и бедствиях, постигающих инородцев как последствия этого явления. (Нейман. «Исторический обзор действий Чукотской экспедиции». Извест. восточно-сибирск. отдел. Географич. Общества за 1871 г., вып. 3, №№ 4 и 5). Обеднение и нищенское состояние березовских остяков было замечено уже Кастреном. Он положительно указывает на бедность остяков-рыболовов, жизнь которых все более ухудшается под влиянием упадка рыболовных промыслов и эксплуатации остяков русскими рыбопромышленниками. То же самое подтверждает доктор Соколов в своем санитарном описании Березовского округа. Г-н Поляков в «Путешествии на север» удостоверяет, что все рыболовные пески на Оби захвачены русскими и что остяки и инородцы составляют кабальное рабочее сословие, лишенное собственных промыслов[47]. В Нарымском крае множество инородцев бросили зверопромышленность и поступили в работы к купцам, мещанам и крестьянам. Другие все переселились в Тарский округ и поступили в работы к крестьянам. Те васюганские инородцы, которые обременены большими семьями и не могли поступить в работы, остались скитаться в окрестностях. «Надо видеть, — говорит очевидец, — это несчастное семейство, которое должно жить под открытым небом, вырыв под густым деревом яму в снегу и устлав ее ветвями хвойного дерева. Эти бедняки в своих рубищах кое-как отогревают у костра свои закоченевшие члены. Женщины разрешаются здесь от бремени и, не имея приюта и для прочих детей, отогревают только на холодной груди в 45 градусов мороза своего ребенка».
Инородцы в кабале у крестьянина гибнут и материально, и нравственно (отзыв Осипова о жизни в Нарымском округе). Г-н Павлов, путешествуя по Оби, описывает самое жалкое материальное положение инородцев[48]. О енисейских остяках академик Миддендорф говорит следующее: «Во всей Сибири я не видел таких жалких кочевников, как остяков у Бахтинского селения. В лохмотьях, дрожа от холода, они приходили ко мне жаловаться, что им отпускают очень мало хлеба из казенных магазинов. Один из виденных инородцев перенес голодный тиф и страдал еще болью в икрах. Мне рассказывали, — говорит путешественник, — что умирали не только отдельные лица, но даже целые чумы. Повторялась старинная история о гибели этих народов. Они погибали от соприкосновения с развитием культуры, в особенности с наплывом золотых приисков и неизбежного с ними разгула. Для инородцев были построены казенные хлебные магазины, но о возврате займа не могло быть и речи. Когда беднякам, с каждым годом должавшим, прекратили выдачу продовольствия, они начали умирать с голоду». (Путешествие на Север и Восток Сибири. Ч. II, ст. 14, 659, 660). Быт карагасов, камчадалов, чукчей и прочих северных бродячих и кочующих инородцев представляется не лучшим. Доктор Альквист, исследовавший обстоятельно быт вогулов, удостоверяет как уменьшение их, так и полное обеднение вследствие упадка промыслов, болезней, пьянства и эксплуатации русскими. Наконец еще более изумительную картину представляет уменьшение в числе, отступление от культуры и обеднение сибирских оседлых татар. В Тобольском, Тарском и других округах эти татары были до половины прошлого столетия богатым сословием Сибири, они были оседлы, имели земли и угодья, купленные и жалованные, занимались торговлей и обладали капиталами. Быт их в настоящее же время совершенно нищенский, они лишились земель, представляют полудикое несчастное население, почти сплошной пролетариат. Несостоятельность их признана официально, и за ними в Тобольской губернии считалось 480234 рубля безнадежных недоимок. Их несостоятельность объяснялась упадком промыслов, неурожаями, пожаром лесов и уменьшением зверя (журнал Главного управления Западной Сибири, 1879 г., № 154). В заключение положение их является в настоящее время почти непоправимым. Земли у них заложены крестьянам, земледелие ничтожное, скот выпал, и сами татары признаются ленивым и апатичным населением. В подобном же положении находятся барабинские татары, бывшие прежде также более богатыми (см. о барабинских татарах. Князь Костров, а также Вагин, Томск, губ. ведомости. Каинская Бараба). То же уменьшение и обеднение татар происходит в Томском и Мариинском округах. В 1868 году мариинских татар считалось 2439, а в 1878 году — 1870 человек. Ухудшение быта при столкновении с русской культурой замечается, кроме того, не в одной северной и средней Сибири, но и среди южных кочевников. Так, быт алтайских калмыков, все более оттесняемых русским населением, по словам всех путешественников и, наконец, по местным свидетельствам, не представляет ничего отрадного. Было время, когда горные калмыки считались богатым скотоводческим народом, стада их были громадны. Несколько лет тому назад ученый ориенталист и путешественник В.В. Радлов видел еще в Алтае некоторые признаки богатства и значительные табуны, но через несколько лет и они исчезли, перейдя в руки русских промышленников. Русские люди, въезжая в чернь леса, лишают инородцев последних средств пропитания. Благосостояние алтайских калмыков, свидетельствует исправник Замятин, в последнее время сильно пострадало, так что весьма уже редко встречается калмык, который имеет большое количество скота (Памятная книжка Томск, губ., 1871 г., стр. 236).
