Точно так же «сталкивает» Митчелл мысли и надежды южан с неумолимой реальностью, описывая самый критический для Конфедерации момент — лето 1863 г., когда впервые была разбита главная из ее армий, армия Северной Виргинии, а на западном фронте северяне полностью овладели бассейном Миссисипи. Вот что думали в преддверии этих событий обитатели Тары и Атланты:
«К началу лета 1863 года в сердцах южан снова запылала надежда… Янки оказались крепким орешком, но этот орешек начинал трещать.
Рождество 1862 года было счастливым для Атланты, да и для всего Юга. Конфедерация одержала ошеломляющую победу при Фредериксберге — убитых и раненых янки насчитывались тысячи (бездарность и авантюризм командующего Потомакской армией Э. Бэрнсайда привели к тому, что северяне 12–13 декабря 1862 г. потеряли в упомянутом сражении в общей сложности 12,7 тыс. человек; потери южан были значительно меньше — 5,3 тыс. человек. — С. Б.). Святки на Юге проходили при всеобщем ликовании: в ходе войны наметился перелом… ни у кого не было сомнений в том, что с началом весенней кампании янки будут окончательно разгромлены… В мае Конфедерация одержала еще одну крупную победу — при Чанселорсвилле. Юг ревел от восторга… После таких поражений, как при Фредериксберге и Чанселорсвилле, янки уже не смогут долго продержаться… войска генерала Ли вступили в Пенсильванию. Генерал Ли на территории неприятеля! Ли наступает! Эта битва будет последней!
Атланта волновалась, торжествовала и жаждала мщения» (I, 306–307).
В этой части романа (разумеется, не только здесь) Митчелл на редкость точно передает трагизм, обреченность положения Юга. Атмосфера нагнетается, сгущается, вот–вот последует взрыв! И он происходит, где–то далеко от Атланты и Тары, и сразу же накал повествования начинает спадать, как будто кто–то пронзил его переполненные легкие и из них медленно выходит воздух. И этот шипящий, уносимый ветром воздух складывается в такие слова: «Однако третьего июля телеграфные сообщения с севера внезапно прекратились, и молчание это длилось до следующего полудня, когда в штаб стали поступать отрывочные, сумбурные сведения. В Пенсильвании, около маленького городка под названием Геттисберг, произошло большое сражение, в которое генерал Ли бросил всю свою армию. Сведения были неточны и сильно запаздывали… Напряжение возрастало, и по городу (по Атланте. — С. Б.) начал расползаться страх. Неизвестность страшнее всего… Пятого июля поступили дурные вести, но не с северного, а с западного фронта. После долгой и ожесточенной осады пал Виксберг, и вся долина реки Миссисипи от Сент–Луиса до Нового Орлеана была теперь фактически в руках янки. Армия конфедератов оказалась расколотой надвое… Тяжко, медленно тянулись часы, и черная туча бедствия нависла над городом, заслонив собою даже блеск солнца» (I, 309–310).
И вот — печальный итог: «После поражения при Геттисберге и Виксберге линия фронта армии южан была прорвана в центре. С упорными боями войска северян заняли почти весь штат Теннесси» (I, 334). События лета 1863 г. обозначили решительный перелом в ходе войны, и этот перелом, как в огромном зеркале, отразился на страницах романа.
Наиболее подробно Митчелл описывает наступление северян на Атланту. Это и неудивительно: ведь речь шла о судьбе родного города писательницы, с жизнью в котором и связано рождение именно такого романа. Митчелл много раз слышала имя генерала–северянина У. Шермана, стоявшего во главе этого наступления. Одни рассказывали о нем со страхом, другие — с гневом, третьи — со сдержанным уважением. В романе Митчелл написала так: «И наконец, существовал еще один человек, некто Шерман, чье имя упоминалось все чаще и чаще… слава о нем, как о решительном и беспощадном воине, росла» (I, 335).
Митчелл не просто передает основные перипетии этой кампании, маневрирование войск, детали сражений, но и переосмысливает их глазами художника–исследователя: «Синие цепочки (форма северян была синей, южан — серой. — С. Б.) неотвратимо наползали, извиваясь, как невиданные змеи, ожесточенно нападали, жалили, оттягивали свои поредевшие ряды назад и бросались в атаку снова и снова… Поезда с ранеными прибывали в Атланту один за другим, и город пришел в смятение… Бои и отступления! И снова бои, и снова отступления! 25 суток почти ежедневных боев и 75 миль отступлений выдержала армия конфедератов… Но сколько бы они ни били янки, оставляя позади усеянные синими мундирами поля, вокруг снова были янки, снова свежие и свежие пополнения, снова с северо–востока наползало зловещие синее полукольцо, прорываясь в тыл конфедератам, к железной дороге, к Атланте!» (I, 357–358) Да, именно так все и было[6].
Как заправский специалист по военному делу, Митчелл обращает внимание, в частности, на роль железных дорог в кампании Шермана. Долгое время ему не удавалось «их захватить — не помогли ни фронтальные атаки, ни кавалерийские налеты, ни обходные маневры.
Железная дорога. Она по–прежнему была в их (т. е. южан. — С. Б.) руках — эти узкие полоски металла, убегавшие, виясь, по залитым солнцем полям вдаль, к Атланте. Люди устраивались на ночлег так, чтобы видеть поблескивавшие при свете звезд рельсы. Люди падали, сраженные пулей, и последнее, что видел их угасающий взор, были сверкающие под беспощадным солнцем рельсы» (I, 356). В тех же случаях, когда северянам удавалось даже на время занять тот или иной участок железной дороги, они стремительно выводили из строя колею. Писательница рассказывает об этом с документальной точностью: «Янки выдрали из земли шпалы, сложили из них костер, навалили поверх выдранные рельсы, раскалили их докрасна, а потом обвили ими телеграфные столбы, превратив их в подобие гигантских штопоров» (I, 410). Добавим, что получавшиеся при этом причудливые фигуры современники называли «шпильками (или «галстуками») Шермана».
И именно железной дороге суждено было сыграть решающую роль в разгроме войск южан у Атланты. «Железная дорога, — пишет Маргарет Митчелл, — связывающая Атланту с Теннесси, находилась теперь на всем своем протяжении в руках Шермана. Его войска обложили железную дорогу, ведущую на восток, и перерезали железную дорогу, ведущую на юго–запад, к Алабаме. И только одна–единственная железная дорога — на юг, к Мейкону и Саванне — еще действовала. …Пока эта дорога была в руках южан, Атланта могла держаться» (I, 386). Но вскоре «в измученный неизвестностью город (Атланту. — С. Б.) проникла весть — тревожная весть… Генерал Шерман снова ведет наступление, снова старается перерезать железную дорогу у Джонсборо» (I, 409). На этот раз железная дорога была перерезана, и утром 2 сентября 1864 г. передовые отряды Шермана вошли в Атланту, накануне без боя оставленную южанами.
Героиня романа Скарлетт, нет — сама Маргарет Митчелл видит это удручающее отступление, видит солдат «великой армии» Конфедерации. «Они шли по улице Мариетты, мимо пылающих зданий, шли походным строем, насмерть измученные, таща как попало винтовки, понуро опустив головы, уже не имея сил прибавить шагу, не замечая ни клубов дыма, ни рушащихся со всех сторон горящих обломков. Шли ободранные, в лохмотьях, неотличимые один от другого, солдаты от офицеров… Многие были босы, у кого голова в бинтах, у кого рука. Они шли, не глядя по сторонам, безмолвные, как привидения, и лишь топот ног по мостовой нарушал тишину» (I, 454). Так завершилась война в родных местах Скарлетт. Она отхлынула на восток, в Северную и Южную Каролины, в Виргинию, чтобы через полгода с небольшим завершиться и там, теперь уже навсегда.
По если бы взаимоотношения «Унесенных ветром» с историей, с временем ограничивались бы только общими упоминаниями о военных событиях, роман получил бы совсем иную оценку. Главная заслуга Маргарет Митчелл, как уже говорилось, в другом — в тончайшем, поразительном для провинциальной журналистки анализе американского общества, его болезней и преимуществ, прошлого и перспектив. Правда, большинство критиков и в самой Америке, и за ее пределами (вспомним хотя бы о П. Палиевском) видели в концепции Митчелл лишь защиту позиции ее родного Юга и редко старались разделить мнения самой писательницы и ее героев. И мало кто из них потрудился разглядеть то, что, в общем, лежит на поверхности: Митчелл ясно и отчетливо, с равной убедительностью представила в романе обе господствующие в США точки зрения на события гражданской войны, которые условно можно назвать «проюжной» и «просеверной». И, уже отталкиваясь от этого, Митчелл «спрогнозировала» динамическую картину развития Америки на долгие годы вперед.
