Сергей Николаевич Бурин
Время в романе Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»
Пожалуй, нет искусства менее интернационального по своей сути, по специфичности своей проблематики, чем литература. Не нужно жить в соответствующем государстве, не нужно знать его язык, чтобы понимать и оценивать создания живописцев и архитекторов, композиторов и балетмейстеров. Но литература (как, впрочем, и ее «потомство» — театр и кино) находит наиболее благодарных и способных к ее восприятию читателей в первую очередь в лице соотечественников ее творцов, более того — их хотя бы приблизительных современников.
Этот «национальный» барьер, конечно, можно свести к минимуму, но только при двух условиях: когда, с одной стороны, силами специалистов произведение как можно быстрее переводится с языка оригинала и снабжается квалифицированными примечаниями и предисловием (или послесловием), а с другой стороны, сами читатели стремятся не ограничиться усвоением фабулы романа или повести, а пытаются отыскать дополнительные сведения хотя бы на уровне энциклопедий и справочников. Второе условие, казалось бы, относительно простое, к сожалению, выполняется довольно редко: для этого нужны определенные навыки, любознательность, своего рода дотошность. Нашему массовому читателю, как ни грустно, такие качества не присущи; вряд ли принципиально иначе обстоит дело и у зарубежных читателей. Поэтому вся тяжесть, условно говоря, ликвидации национальных границ в литературе ложится на плечи литературоведов и историков, участвующих в переносе произведения в другую национально–культурную среду. И успех (или неудача) этого прямо зависит от того, насколько своевременно, профессионально и добросовестно осуществляется такой перенос.
Судьба романа американской писательницы Маргарет Митчелл (1900–1949) «Унесенные ветром» оказалась в этом отношении довольно счастливой. С тех пор как в 1936 г. он был впервые опубликован в США, его перевели в десятках стран. По экранам мира прошла великолепная экранизация романа (фильм «Унесенные ветром» в 1940 г. получил 10 «Оскаров» — высших наград в американском кинематографе), весьма наглядно и добротно «проиллюстрировавшая» его. А тема романа — гражданская война в США и последующая Реконструкция (1861 – 1877) — в общем не является чем–то неизвестным, во всяком случае для жителей европейских стран. В итоге «Унесенные ветром» не только вызвали огромный интерес как выдающееся литературное произведение, но и способствовали глубокому, аналитическому раскрытию перед широчайшей международной аудиторией важнейшей главы американской истории.
По отношения советских читателей с этим романом сложились на редкость неудачно. Уже сам тот факт, что «Унесенные ветром» были переведены и изданы в СССР едва ли не полвека спустя после их рождения, в 1982 г., не просто отсрочил наше знакомство со знаменитым романом на эти полвека, но и вырвал его для всех нас из исторического контекста, из времени, когда и американцам необходимо было произведение, помогающее лучше понять себя как нацию, и международному сообществу важно было получить более объемное представление об американском народе, его истории. Увы! — советский читатель получил эту возможность на 46 лет позже, чем мог бы.
Впрочем, резонанс от публикации «Унесенных ветром» был настолько мощным, что слабый его отголосок отразился и на страницах советской печати, правда, в несколько неожиданной форме. В августе 1937 г. в журнале «Литературное обозрение» автор анонимной короткой рецензии (подписана инициалами Н. В.) с высокомерной скороговоркой сообщал о «необычной» популярности появившегося в США романа, назвав его «талантливо написанной, но реакционной книгой»[1]. В самой общей и поверхностной форме было сказано о содержании романа, после чего ему был подписан «приговор»: «апология рабовладельческого общества»! На этом «знакомство» с «Унесенными ветром» и завершилось. Не попал на советские экраны (вплоть до нынешних дней!) и кинофильм–экранизация[2], которая и сегодня считается одним из шедевров мирового кинематографа.
Когда в 1982 г. «Унесенные ветром» наконец были изданы на русском языке (а затем дважды переизданы), успех их превзошел все ожидания. Все три тиража романа исчезли с прилавков мгновенно, а в библиотеках на него до сих пор приходится записываться в длинную очередь. И это закономерно: наш читатель теперь уже не довольствуется только увлекательными сюжетами типа сборников «Зарубежный детектив», а хочет больше, подробнее знать об истории других народов, их традициях, нравах. Вполне естественно, что в этом смысле особой популярностью пользуются лучшие произведения американской, английской, французской литературы.
На основе обмена впечатлениями с несколькими десятками людей, прочитавших русский перевод «Унесенных ветром», возьму на себя смелость утверждать, что в данном случае «свое» (т. е. зависящее от них) условие, о котором говорилось выше, советские читатели старались выполнить с редким прилежанием. В частности, не только знакомые, но и незнакомые мне люди, узнав, что я занимаюсь историей США (к тому же как раз тем временем, о котором рассказывается в романе), всегда просили пояснить, уточнить, дополнить тот или иной эпизод, аспект романа.
Но, к большому сожалению, другое условие, выпавшее уже на долю издателей «Унесенных ветром», выполнено не было. Комментарии к огромному роману (67 печатных листов!), написанному на специфическом историческом материале, отсутствуют вообще. Почему? Да, в СССР недопустимо мало специалистов но истории гражданской войны в США, но все–таки они есть, и издательству «Художественная литература» не составило бы большого труда обратиться к их помощи или хотя бы консультации. Правда, в книге есть предисловие (автор П. Палиевский), но лучше бы его не было. В нем крайне поверхностно и небрежно сказано о позиции писательницы, допущены ошибки в пересказе ее биографии, отсутствует хотя бы приблизительный анализ главного «действующего лица» романа — гражданской войны. Из 13-страничного предисловия П. Палиевский уделил войне лишь один (!) сумбурный абзац, в котором ухитрился не назвать ни одного основного сражения (вместо этого бегло упомянуты два второстепенных) и практически в каждом приведенном им факте сделать ошибку.
Достаточно сказать, что Авраам Линкольн назван в предисловии… «убежденным аболиционистом», каковым он никогда не был. Как известно, Линкольн вплоть до июля 1862 г. вообще не поднимал вопроса об отмене рабства, напротив, попытки некоторых генералов Севера (Фремонта, Хантера и др.) своей властью отменить рабство в подчиненных им округах вызывали резкий протест президента, немедленно дезавуировавшего такие акты. Только под давлением радикальных республиканцев и в силу крайне неблагоприятной для Севера военной конъюнктуры Линкольн в июле 1862 г. пришел к решению об отмене рабства. Но рассматривал он этот шаг не как политическую, а как чисто военную меру, и аболиционистом (т. е. последовательным и убежденным противником рабства) от этого, разумеется, не стал. В качестве же причины войны почему–то названа попытка Джона Брауна поднять восстание в Виргинии, но ее при всем уважении к памяти отважного Брауна никак нельзя считать таковой. И подобных ошибок (напомним: в рамках всего одного абзаца) еще с десяток.
Но это еще полбеды. Главный вред (а как сказать иначе?) этого горе–предисловия заключается в том, что вновь, как и в 1937 г., не был дан ответ на вопрос, как же удалось молодой журналистке из Атланты (в 1929 г., когда основная работа над романом была завершена, Маргарет Митчелл было 29 лет), рассказывая о событиях, хорошо известных каждому американцу, заглянуть в такие глубины, которых не достигали даже историки–профессионалы. Ведь о самой гражданской войне уже тогда, 60 лет назад, было опубликовано множество документов, мемуаров, исследований, художественных произведений. Но и эту проблему издательство и автор предисловия благополучно обошли, не забыв, впрочем, «уличить» писательницу, с одной стороны, в «патерналистском», т. е. «дружелюбно–покровительственном» отношении к неграм, а с другой — в том, что Митчелл, мол, «усматривает в нарождавшемся ку–клукс–клане защиту белых женщин от насилий»[3]. Кажется, именно в таких случаях говорят: в огороде бузина, а в Киеве — дядька. Действительно, трудно представить человека, относящегося к неграм «дружелюбно–покровительственно» и одновременно оправдывающего существование организации, методами запугивания и террора пытавшейся вернуть негров в то состояние, в котором они были до отмены рабства!