Какой-то мужик в длинной шубе драл молодую бабу, прислонив к сосне.

Парочка не особо таилась, будучи уверенной, что лес пуст, или охваченная страстью до такой степени, что стало всё равно.

Лабуткин остановился. «Шуба барская, как у нэпмана», — подумал он и скабрезно заржал, до того несуразная была сцена.

Его заметили.

Мужик встрепенулся. Оторвался, торопливо задёргал брюки.

Лабуткин стоял как столб. Ему было весело.

— Чего смотришь? — буркнул мужчина. — Проваливай.

— Хочу и смотрю, — впервые за долгое время поднялось настроение, и Лабуткин не собирался прекращать этот цирк. — У тебя здесь не куплено.

— Говорю, уйди, — мужчина справился со штанами и двинулся с насупленным видом.

Было ему лет пятьдесят. Ухоженная городская наружность. Короткие усики, слегка восточная внешность. Хорошая одежда, меховая шапка-пирожок. Откуда он взялся? Другого места не нашлось?

Баба торопливо одёргивала юбку. Она тоже была городская и совсем не русская, но не восточная, а северная. Даже не определишь, шведка или чухонка. Молодая, некрасивая. Наверное, всё вместе и, скорее всего, проститутка.

— Пшёл! Слышал меня? — мужчина пёр буром на безобидного, хотя и рослого дурачка вдвое моложе себя.

Ему казалось, что он имеет перед ним преимущество — в возрасте, в характере, в своём праве.

Лабуткин широко улыбнулся ему в лицо, вытащил из кармана револьвер и самовзводом выстрелил в лоб грозному герою-любовнику.

Женщина завизжала.

Мужчина рухнул навзничь. Пластом. Полы шубы распахнулись как крылья. Это было красиво.

— Заткнись, дурёха, — поигрывая наганом, Лабуткин подошёл к ней.

Она послушно смолкла.

Лабуткин убрал оружие и, продолжая улыбаться, погладил её по щеке.

Женщина вздрогнула.

— Погуляем, красавица?

— Не надо.

— А куда ты денешься?

Она замера и молчала, не пытаясь сопротивляться.

— Давай обратно к дереву… Хотя. Стоп.

Лабуткину пришла в голову отличная мысль насладиться любовью с комфортом.

Он перевернул убитого, содрал с трупа шубу, расстелил на снегу.

— Во как я хорошо придумал.

Потом, отдуваясь, он встал и спросил:

— Где работаешь, красавица?

— В ресторане «Европа».

Лабуткин ожидал услышать что-нибудь наподобие «на бану», «на пятаке» или «в Катькином саду», но и «Европа» его не удивила.

— Почем берёшь?

— Я администратором работаю, — она встала и приводила себя в порядок, уже не торопясь, а деловито.

«Администратором тоже можно», — философски рассудил Лабуткин, заправляясь.

— А Файзулла у нас официантом в ресторане был… — растерянно добавила она.

— Тебя как зовут? — дружелюбно поинтересовался Лабуткин. — Меня — Саша.

— Аня, — представилась она, глядя на убийцу маленькими голубыми глазами.

— Знаешь что, Аня? Давай ещё раз встретимся, — Лабуткин подошёл к ней. — Понравилась ты мне. Оставь телефон, по которому тебя можно найти, я позвоню.

Он снял с неё золотые серёжки. Аня не сопротивлялась.

— Верну в следующий раз, — пообещал он. — Чтобы ты не сбежала. Хорошо?

— Хорошо.

Их прощальный поцелуй был долгим.

В следующий раз Лабуткин увидел её через два месяца.

65. Арест и обыск

— Я чуть не умерла от страха. Всё думала, что он убьёт меня. Застрелит как Файзуллу. Каждую секунду думала. А он забрал мои серьги, шубу, тело за деревья отволок и ушёл. Я не знаю, как я оттуда выбралась. Всё как в тумане… обратный путь, — Анна Андерсон сделала большой глоток из гранёного стопаря.

Они сидели в комнате на Васильевском. Тина была единственной подружкой, которой Анна могла излить душу. Пили водку. Закусывали килькой и чёрным хлебом.

— Зачем вы туда забрались? — спросила Тина, пригубляя, но только самую малость, ей было интересно послушать, пока чувства остры, напиться можно и потом.

— А куда? У него общежитие. У меня полон дом. Да и близко Файзулле возвращаться оттуда, — невыразительное лицо Анны Андерсон было само смирение. — Я всегда к нему ездила. Не ему же ко мне в центр ехать, там негде.

— И что ты думаешь делать теперь? — Тина знала, что Аня никуда не торопится, на календаре было 18 мая.

— Встретимся, когда он мне позвонит. Серёжки надо забрать. Да и вообще… — щёки Андерсон покраснели.

— Он же однорукий!

— Зато какой мужчина.

* * *

Труп официанта Сакаева с пулевым ранением головы случайно обнаружили в подлеске Пундоловского леса 9 апреля по запаху. Лицо было объедено зверями. При вскрытии из мозговой ткани были извлечены два шарика от подшипника диаметром 7, 144-мм.

О пропаже работника ресторана «Европа» было заявлено в середине марта 1935 года, но потеряшку нашли только теперь. Не сильно-то приехавший на заработки ценный специалист из Средней Азии кому-то был нужен.

* * *

21 апреля в канаве возле старой железнодорожной насыпи в Колонецком лесу случайно были найдены два полуразложившихся трупа с огнестрельным ранением головы, заваленные ветками. По документам, находящимся в карманах одежды, убитые были опознаны как работники Финляндской железной дороги Владимир Фёдорович Гросс и Генриетта Генриховна Гросс, пропавшие 11 января.

При вскрытии в головах жертв были обнаружены шарики от подшипника диаметром 7, 144-мм.

* * *

Опер Карасёв из Седьмой бригады был на связи с Грушиным из уголовного розыска Василеостровского РУВД. Оперуполномоченный Грушин позвонил ему и спросил, интересен ли по-прежнему им там, в главке, стрелок из Пундоловского леса или чёрт с ним? Конечно, интересен, сказал Пётр Карасёв, а что у тебя на него есть?

Проститутка Тина по кличке Драная Скотина была информатором у опера Грушина. Она стучала ему на всех примечательных людей, а Грушин делал так, чтобы её не трогали. Не мешали работать и вообще боялись бить хамоватые клиенты, которым она могла сказать, что пожалуется. Все были довольны.

Особенно оказался доволен Колодей, к которому зашёл Иван Васильевич Бодунов и поведал, что есть свидетельница убийства в Пундоловском лесу Файзуллы Фаруховича Сакаева.

Администратора «Европы» Анну Андерсон доставили в Управление прямо из ресторана и допросили. В кабинете собрались все представители Первой и Седьмой бригад, причастные к розыску лесного стрелка. Пугаясь и запинаясь Андерсон выложила всё, что случилось 18 марта. Объяснила, что не рассказала о пропаже официанта, потому что боялась убийцы. Сказала, что очень сожалеет и раскаивается. И, самое главное, дала подробное описание внешности преступника, упомянув, что у него нет кисти правой руки.

— Я его видел, — сказал опер Панов. — Его Александром зовут. Я знаю, где он живёт.

И все посмотрели на него — с недоверчивым, живым интересом.

«Чего же ты молчал?» — подумал Колодей.

«Под подозрением одноруких не было», — подумал Панов.

20 мая управленческий автобус «Рено ПР» остановился у калитки дома 95 по улице Коммуны. Подошёл участковый, который доложил, что Лабуткин находится в доме, мать, жена и ребёнок вместе с ним.

— Все в сборе, — сказал Колодей. — Очень хорошо.

Он распахнул калитку и пропустил вперёд следователя прокуратуры.

Поднялись на крыльцо, постучались, зашли.

Когда из комнаты вышел высокий мужчина лет тридцати с небольшим, Вася сразу узнал его. Только мужчина с тех пор сильно сдал.

— Лабуткин Александр Алексеевич? — спросил следователь.

— Он самый.

— Вы задержаны по подозрению в совершении убийства гражданина Сакаева.

— А кто это? — повеселел мужчина.

— Вот постановление на арест и обыск. Присаживайтесь к столу, — следователь выложил из портфеля бумаги и удобно устроился рядом с убийцей.

— Ой, — вздохнула за печью пожилая женщина и с размаху опустилась на лавку, сбивая ковш и вёдра.