Из глубины комнаты поглядывала маленькая полноватая женщина с ребёнком на руках. «Мария Борисовна Лабуткина», — понял Вася.

Участковый привёл соседей-понятых — старика и старушку.

— Ваши паспорта, пожалуйста, — следователь начал заполнять бланк протокола. — Трофимов Никифор Иванович…

«Трофимов? — Вася удивился, как быстро крупная рыба пошла на нерест. — В цвет!»

Все поначалу молчали, готовясь.

— Вот так, значит, шьёте, — со смешком заговорил Лабуткин. — Берёте безрукого человека, инвалида производства, отца маленького ребёнка. Берёте передовика труда, имя которого не сходит с Доски почёта, так? Берёте…

— Помолчите, задержанный, — спокойно оборвал следователь. — Сейчас вами займёмся, тогда будете говорить.

С каждой минутой Лабуткин всё более оживал. Казалось, высокая концентрация сотрудников уголовного розыска в избе вливает в него силы. Он выпрямил спину, расправил плечи и помолодел лет на пять.

Когда дошла очередь до занесения в протокол паспортных данных Лабуткина, Вася обнаружил, что они ровесники.

Обыск продолжался весь день. В радиоприёмнике, задняя крышка которого подозрительно отставала, нашли хромированный наган и тридцать один снаряженный патрон. В диване — три ружья и охотничий нож в деревянных ножнах. Под столом — чемоданчик с порохом, капсюлями, пулями, дробью, меркой, пыжами и пыжерезкой, весами, гирьками, ёршиками и другими охотничьими принадлежностями. В шкатулке, принадлежащей Марии Лабуткиной, обнаружили большое количество золотых украшений и монеты царской чеканки. В сенях висела шуба, предположительно, принадлежавшая Файзулле Сакаеву. Из сарая были изъяты валенки, сапоги с надписью Бухарин Ф. Ф. внутри голенища, плетёная клетка для птиц, меховой жакет и другие вещи.

Чем дальше, тем больше требовалось вывозить, и начальник Первой бригады запросил усиление.

Прибыли машины и сотрудники. Произвели ещё два обыска и ареста.

Задержали в этот день самого Лабуткина, его жену и мать, двоюродного брата — Леонида Герасимова и соседа — Трофимова Никифора Ивановича.

Дениса Александровича Лабуткина сотрудница детской комнаты милиции Синичкина отвезла в спецприёмник для несовершеннолетних.

66. Обмен

Никто не запирался. Говорили все, и охотно, изливая душу, словно рассчитывали уменьшить себе срок. Особенно каялся старичок-сосед Трофимов, который даже в мыслях не держал, что Саша может пойти на такое.

Чем дольше они говорили, тем больше вопросы росли и ширились. Следователь не успевал справляться. Протоколы множились. И если уголовное дело Александра Лабуткина, выделенное в отдельное производство, спешно готовили к заседанию Особого совещания, остальными соучастниками занимался народный суд.

Вася улучил момент, когда Рянгин отъедет на задержание, и вызвал на допрос Лабуткина.

— Присаживайтесь, курите, — Вася двинул по расстеленной на столе карте Ленинграда пачку «Казбека», подавая знак.

Лабуткин ловко одной рукой выдернул спичку, закрыл коробок, чиркнул, запалил, затушил, задымил и посмотрел на Панова.

— Чего желаете, гражданин начальник?

— Показаний, — просто сказал Вася.

— Я же вам всё рассказал.

Оперуполномоченный Панов серьёзно и внимательно смотрел на него.

— Всё, да не всё.

— Как не всё?

— Вы забыли ещё об одном убийстве, тоже о двойном. Понимаю, вылетело из памяти. Ведь вы скольких угрохали, десятерых?

— Не знаю, — сказал Лабуткин. — Не помню.

Он почувствовал правила игры.

— Так я вам напомню. Мы знаем о вас лучше, чем вы сами. Давайте, я расскажу, как было дело, а вы дополните детали, если захотите?

Лабуткин затянулся, кивнул.

— Ну, говори, чего я не знаю.

— Одиннадцатого января сего года вы подкараулили семейную пару, возвращавшуюся с работы, вот здесь, — палец указал место на карте неподалёку от Пороховых. — Встретили и застрелили с близкого расстояния выстрелом в лоб.

«В круг размером с кофейное блюдечко», — вспомнил Вася слова Колодея.

Всё навсегда оставалось в его памяти.

— Забрали деньги, ломбардные квитанции из кошелька женщины, сняли с мужчины валенки. Трупы спрятали в канаве и завалили ветками.

— Я этого не делал, — возмутился Лабуткин.

— Делал, не запирайся, — припечатал Панов и пообещал: — Я тебе свиданку с женой устрою. Закрою вас одних в кабинете на час. Протокол напишем, и я вызову Марию прямо сейчас, понял?

Лабуткин глубоко затянулся.

— Рассказывай, чего я наговорил.

Лабуткин никогда не маскировал убитых, но на это следователь внимания не обратил.

67. С Кутылёвым и Шаболдиным ничего не случится

В Большом Доме на совещании у начальника Управления НКВД Ленинградской области Якова Сауловича Агранова состоялось совещание, на котором присутствовали также начальник ленинградского уголовного розыска Иван Иович Красношеев, начальник Управления Рабоче-Крестьянской милиции города Ленинграда Сергей Георгиевич Жупахин и прокурор Ленинградской области Григорий Николаевич Сафронов. Рассматривали ход следствия по делу банды Лабуткина. С самим Лабуткиным всё было ясно, но вот к остальным участникам у Красношеева остались вопросы. Не оставалось у всех остальных. Первый секретарь Ленинградского обкома Андрей Александрович Жданов хотел как можно скорее покончить с этим тяжёлым и позорным делом, тянущимся несколько лет и порождающем среди граждан невероятные слухи, которые вызывали недоверие к правоохранительным и партийным органам. Только начальник уголовного розыска продолжал упорствовать:

— Я считаю, что рано передавать дело в суд. В ходе следствия вскрылись другие преступления, совершённые Лабуткиным с неустановленными сообщниками, которые касались краж, в том числе, со склада завода «Промет» при участии застреленного им инженера Тихомирова. Считаю, что необходимо выделить уголовное дело в отношении краж в отдельное производство и продолжить по нему следствие.

Товарищ Агранов руководил следствием по делу об убийстве Кирова и был назначен временным начальником УНКВД взамен смещённого за халатное отношение к служебным обязанностям Филиппа Демьяновича Медведя, который уже получил три года и отъехал на Дальстрой, места весьма отдалённые. Яков Саулович относился к служебным обязанностям крайне рьяно.

— Вы что, товарищ Красношеев? У нас по городу показатели как в страшном сне. В прошлом году — Сергей Миронович Киров. В этом году — Лабуткин с дюжиной убийств. А теперь вы хотите к Лабуткину банду приплести? Всё, Иван Иович! Хватит дело раздувать! — строго приказал он. — Вы рекорды решили ставить? Не нужны нам такие рекорды. Я товарищу Жданову буду докладывать, что дело расследовано и передано в суд. Вот и товарищ прокурор согласен. Да, Григорий Николаевич? Тяжёлое материальное положение и злая жена вынудили Лабуткина заняться разбоем в пригородном лесу. Пусть выносят приговор. Всё! Вам понятно? При-го-вор.

Эпилог

Лабуткин на допросах не запирался и охотно рассказывал о своих подвигах. Ему было всё равно и даже весело. Ему хотелось похвастаться, казалось, гордость за содеянное придавала жизни смысл. Судила его тройка Особого совещания, созданного по новому закону: начальник Управления НКВД, секретарь обкома партии и областной прокурор. На суде он подтвердили свои показания.

После суда Лабуткина заперли в одиночной камере Крестов, где он тупо ждал, как ждёт на бойне скотина, не нарушая распорядка и не загоняясь. Задолго до ареста он отказался от жизни и смирился с отсутствием будущего.

Ждать не заставили.

Через сутки за ним пришли в камеру и зачитали приговор, Лабуткин не испугался.

Последние его слова были:

— Давай, расстреливай. Я — потомственный рабочий завода «Краснознаменец». Я — пристрельщик. Я с обеих рук не промахиваюсь. Я — лучший!

Некролог

Судьбы близких бандиту Лабуткину людей сложились по-разному.