Аминь, сказал я.

Молчание. Я выдернул немного луговой травы. Ладони черны в комках земли словно медвежьи лапы. Она была слишком тактичной чтобы спросить меня. Все еще девушка с ранчо.

Ты хочешь знать что мне не дает спать всю ночь?

Она села на корточки под солнцем, выпрямилась, сдула волосы с лица. У нее был сильный прямой нос, широченные глаза. Длинная узкая шея, с синяками.

Я не смог бы сказать: Я положил подушку на лицо моей жены в самом ее конце жизни. Что я почувствовал ее попытки в последние секунды оттолкнуть смерть которую так желала. Рефлексивно правда же? Что я держал плотно и наклонился над ней и сдержал свое обещание перед ней. Что было правильным решением. Было ли?

Смог бы я сказать что мы убили мальчика посреди ночи? Что мы не стали из него делать корм для моего пса. Что мы убили девушку средь бела дня которая бежала за мной с перочинным ножом скорее всего за моей помощью. Или что воспоминания о форельной рыбалке в горном ручье с Джаспером лежащим на отмели были моими самыми приятными воспоминаниями. Что даже могли скорее всего сойти за сон а может так и было. Что я более не понимаю разницы между снами и воспоминаниями. Я просыпаюсь из сна в сон и не понимаю зачем. Что мне кажется лишь любопытство дает мне силы жить. Что я больше совсем не уверен если и этого достаточно.

Я задушил мою жену подушкой. В самом конце когда она меня попросила. Как будто усыпить собаку. Или что-то другое. Еще хуже.

Ее руки все еще держали пучок зелени. Плотно там где листья. Она кивнула. Ее глаза были теплыми и ровными.

И я бы так сделала если было бы нужно для Томаса. Я бы очень хотела так сделать для него. Почему я не осталась с моим мужем? У моей матери был ее муж, ей не была нужна я как нуждался он во мне. Ну, не было явных признаков. Он кашлял но мы все сомневались. Не было температуры. Много людей просто кашляли, лишь немного из них были признаны заболевшими. Но я должна была знать. В моем положении с первыми сводками я должна была распознать.

Она сидела прямо на четвереньках и она молча заплакала. Я положил мою зелень в корзину и принялся за сорняки. Я стряхивал землю с корней и клал червяков назад в землю.

Самым глубоким местом было как раз за водопадом. Даже с низким уровнем воды там было четыре или пять футов глубины и прохладно. Трудно представить чтобы высохло полностью, да только это возможно без снежных шапок, без летних дождей. Когда дни стали по-настоящему жаркими я купался там каждый день. Я шел туда позже днем когда солнце все еще касалось дна каньона. Мне нравился контраст, жара и холод. Было закрыто ивами. Я вешал мою рубашку на одну из веток как флаг чтобы они знали я был там и погружался в маленькую заводь разбитой дороги воды. Брызги от каскада достигали гладких камней на отмели, должно быть на десять градусов прохладнее чем там. Благодарно, и благодарным был я весь день, расстегивал я мои штаны и развязывал ботинки, раздевался. Иногда просто садился в водную пыль, отдаленные камни самые теплые, и шевелил моими ступнями и лодыжками в воде: прохладная взвесь на моей груди, солнце на спине, контрасты. И наблюдал за радугой бегущей по водной пыли.

Я все хотел спросить ее: Что же вы точно знали о гриппозной лихорадке, о надвигающейся пандемии. Что ты? Неужто она пришла так внезапно? Почему так быстро? Что за болезнь крови пришла после всего и почему многие кто выжил заболели ею? Хотел спросить ее с тех самых пор когда она сказала что была доктором, как раз таким доктором. Да только она была слишком поглощена рассказом о смерти ее мужа без нее в палате и мне так не хотелось бередить ее раны и т.п. а теперь я решился. Она сама рассказала о своей профессии. Да только она все время плакала. Я бы тоже наверное плакал да только сказать правду я уже выплакался. Выжат как человеческая тряпка.

Сидя голошлепый на камнях и шевеля ногами в воде, чувствуя как давит мокрый воздух от водопада, слушая ничего лишь один рев падающей воды, с горячим солнцем обжигающим мои уши сзади. Думая ни о чем. И благодарный этому. Мое самое любимое время дня. Я бы мог сказать: Я покоен. Здесь на отмели умирающего ручья.

К полудню мы набрали зелень, я пошел к водопаду и стянул мою пропотевшую грязную рубашку через голову и подумал мне нужно ее постирать. Просто прополоскать и пошлепать ею по камням и выжать ее. Я подумал, Еще одна вещь за которую надо быть благодарным, Хиг: никакой кучи одежды для стирки и развешивать ее на веревку и складывать потом и собирать горкой в кубы в гардеробе который и так был небольшим. У нас с Мелиссой никогда не хватало места для всяких вещей. Ты скажешь плотник должен уж что-то сделать с обустройством дома, да только. Лишь рубашка, штаны, носки. Одна теплая нательная. Любимый шерстяной свитер штопаный перештопаный. Ты же думал ты уезжаешь из Эри на несколько дней.

И я держал рубашку и лез сквозь ивы а она стояла обнаженная в покрытой туманом воде, лицом ко мне, наблюдая за чем-то высоко на стене каньона. Она была тонкой как ива. Я бы мог сосчитать все ее ребра. Длинноногая, изгиб бедер невообразимо сладкий, холмик промежности, немного темных волос не скрывали ничего. Ее груди небольшие, но не маленькие. Плотные как яблоки. О чем это я? Гладкие, полновесные. Ключицы, красивые плечи. Сильные руки, узкие но сильные. Синяк на верхней части правого бедра. Я должно быть перестал дышать. Она была, ну я не знаю. Прекрасной. Прошла одна дурацкая мысль: Каким образом ты ухитрилась все это блин спрятать? Под мужской просторной рубахой? Мои глаза должно быть перестали различать такое! Вот о чем я подумал. Все в долю секунды. Потому что рефлексивно я повернулся взглядом на стену и увидел сокола садящегося в гнездо с добычей, с большой птицей.

Как ты думаешь она будет разделывать ее? пришел вопрос по воде от нее.

Что? Сейчас ничего не было настоящего реального. Я посмотрел на нее и она отвернулась боком, полукруглая горка, ее невообразимо сладкие ягодицы выступили прекрасным изгибом. Я. Изгибом который меня убивал. Смертельный Изгиб. Я моргнул. Я подумал, Она совсем ничто, так же ничто как на плакате Бангли. Она в миллион раз лучше. Я не сказал, Извини что напугал тебя, или что-то такое. Я сказал, Она раздерет добычу на куски. В смысле я прокричал это под грохот водопада и затем я отвернулся и исчез.

Большой Хиг. Какой крутой в самолете, какой крутой в обращении с нежданными гостями, водопадный заика.

Позже она нашла меня в тени. Твоя очередь, сказала она улыбаясь.

Она проходила мимо гамака, чуть наклонив вперед голову, расправляя волосы. Пока я лежал в каком-то эндокринном шоке - пытаясь одновременно и вспомнить и прогнать от себя каждую деталь что я увидел. Не ожидав ее появления и явно она легко читала мои мысли. Я скривился улыбкой в ответ, овечьей из робких шестнадцать лет.

Когда ты мне покажешь свое? спросила она.

Я должно быть вздрогнул, покраснел. Она улыбнулась широко и простодушно и я впервые увидел в ней школьную бегунью, девочку с ранчо которой так хотелось победить в забеге.

Ходил к Зверушке, проверял уровень масла, подкачивал воздух в шинах велосипедным насосом. Иногда подремывал. Сны о старом доме больше не приходили. Теперь мне снились большие кошки, тигры и пумы плыли над камнями реки в сумерках, неморгаюшие глаза их видели все. Во сне было ощущение некоей высшей грациозности и мощи и также ума. В этих снах я приближался к этим зверям очень близко и смотрел в их глаза и обменивался с ними какими-то мыслями да только не мог ничего назвать вслух. Когда я просыпался, странно, я чувствовал себя будто в меня вошло нечто сильное и устрашающее и возможно прекрасное. Я чувствовал себя счастливчиком.

В одном сне, лежа в гамаке в почти безветренном полдне, Мелисса и я охотились с луком и стрелами. Она никогда не занималась этим, а я да. Если бы у меня довольно много времени между моими работами, я бы купил лицензию охотника с луком. Во сне мы не охотились на больших кошек мы охотились на горных козлов еще с тех тех самых времен, где-то у подножия Гималаев, и когда она натянула лук прицелившись в огромного козла, очень близко, я закричал НЕТ! и животное отпрыгнуло в сторону и убежало а она повернулась ко мне и ее лицо прямо горело от злости и предательства. Когда я проснулся я держался за веревочный край гамака и заняло почти минуту чтобы понять где я был, что все было во сне, почти до головокружения, с мыслями, Все это был сон, и легкое облечение что я был во сне а не самим сном.