Все! Построили.

И тут произошла неожиданность: пригласили куда следует Вандалова.

— Получай, товарищ прораб, ордер на квартиру. В построенном тобой доме. Рад, небось? Что ж, законно.

Но вместо законной радости на лице прораба появилась стеснительная улыбка…

— Бери, бери давай! — совали ему ордер.

А он не брал.

— Да ты что, болен?

— Здоров. Спасибо, конечно, но вы уж кому другому… У меня, правда, квартира маленькая… — переступил он с ноги на ногу. Но вдруг просветлел. — Зато благодать, знаете, природа кругом, растительность…

— И вокруг новопостроенного растительность, дачный же участок!

— Дачный-то дачный, да лес рубят — щепки летят… — вздохнул Вандалов, вспомнив оголенную им местность.

Он вошел, сияющий и победоносный.

— Ты бы посмотрела, во что я превратил помещение! — восторженно сказал он жене. — Главное — научно подошел к делу. Ведь что такое питание с точки зрения науки? Ассортимент продуктов, вызывающих деятельность внутренней секреции, так? Тонкая, скажу тебе, штука секреция эта самая, и добраться до нее нужно умеючи. Действовать приходится через положительные эмоции. Положительные эмоции — вот ключ к внутренней секреции! Да ты сама знаешь: испорть человеку настроение — и аппетита как не бывало. А аппетит для нас, работников пищевого блока, — альфа и омега, начало и конец. Когда у клиента аппетит, он черепаху проглотит и панциря не заметит. Уловила взаимосвязь?

— Уловила.

— Прямая. А что действует на положительные эмоции? Красота! Да, милая, красота, внешние данные. Вот это и стало моей точкой опоры! Окна — во всю стену! Трафарет — ультрасовременный! Занавеси — стопроцентный нейлон! Шторы — кусты, водоем, луна — интимный элемент. Столы и кресла — никель и пластик, металл плюс химия! На столах — керамика с обнаженными ветками, как в романсе, помнишь: «И остались только две увядших роз, две увядших розы в темном хрустале…» Куда ты, дорогая?

— Я ненадолго. — Жена ушла.

Когда он, освеженный, вышел из ванной, стол уже был накрыт для обеда. Посредине стояла керамика с ветками.

Первая же проба вызвала на его лице эмоции, не имевшие ничего общего с положительными.

— Это… это… это что же такое?! Это же бред, а не борщ! Что ты в него набросала?!

— Ничего не бросала. Я взяла его в твоей столовой.

На днях я встретила свою знакомую. Пришлось схватить её за рукав, иначе она промчалась бы мимо.

— Ой, милочка, тороплюсь ужасно! — сказала она. — Хлопот — даже не представляешь! Меняла, понимаешь, обои — целый день бегала, пока нашла по душе, ведь это не шутка — обои, правда? Но зато выбрала — умрешь! По оранжевому полю голубые розы, представляешь? Потом обновила кое-что из мебели, купила столик, универсальный! Смотришь — столик, да? А он же — горка, — дверца стеклянная, — он же книжный шкаф — книг у меня, сама знаешь, кот наплакал, так что поместятся, — он же письменный стол, но это мне ни к чему, и он же — главное! — туалетный столик, если поставить зеркало! Чудо, ага? Но это стоило мне двух дней беготни! Потом я была именинницей, — прости, я тебе звонила, но ты где-то пропадала! Потом за туфлями с утра до вечера охотилась! Шпилька — уже немодно, полушпилька — неэффектно, плоский — вообще ерунда! Потом была у тётки, за городом, весь день пирогами объедалась. Потом была на свадьбе у подруги — ты её не знаешь, — чуть не сутки танцевала, думала — заболею! Ну, пока, бегу в парфюмерный, дел миллион, а сегодня последний денек, завтра мне бюллетень закроют! Жалко, правда?

Получив зарплату, я собрался в ресторан, но меня окликнула Марья Петровна.

— Захар Захарыч! Вы знаете Анечку из расчетного стола?

— Кажется, знаю, — ответил я. — Маленькая, черненькая.

— Да, да. Она выходит замуж!

— На здоровье! — искренне пожелал я.

— Так мы, знаете, собираем, вот список… Только, пожалуйста, не скупитесь, мужчина должен быть щедрым. — Она обворожительно улыбнулась.

Я отдал некую сумму и расписался.

У двери в вестибюль меня властно взяли за локоть. Это была Ираида Нестеровна.

— Захар Захарыч, у Ивана Савельича родился ребенок!

— Очень рад, — улыбнулся я.

— Мы решили собрать… В общем, распишитесь, вот здесь.

Я внес некую сумму и расписался.

Тут на мое плечо опустилась тяжелая мужская рука. Это был завхоз.

— У Макара Степаныча скончалась троюродная тетка, — вздохнул он. — Вот, списочек…

Я внес посильную лепту и шмыгнул на улицу.

— Захар Захарыч! Чуть не упустил! — Прямо на меня мчался Николай Николаевич. — Игорь Абрамович именинник! Вот, списочек… — Он вытащил из портфеля полватмана.

Игорь Абрамович был главой нашего учреждения. Я расписался на скользкой поверхности ватмана.

С витрины столовой улыбался карапуз, поглощавший манную кашу. Сегодня у нас с ним было одинаковое меню.

Шумело веселое лето, зацветали розы в саду…

Квартиросъемщица Федосья Ивановна проснулась в своей сверкающей после капитального ремонта комнате от того, что холодная капля шлёпнулась о лоб.

Федосья Ивановна вскочила с постели. На дворе шёл звонкий дождь, в лужах лопались радужные пузыри.

Федосья Ивановна побежала в домоуправление.

— Что случилось? — спросил управдом, похожий на академика в отставке.

— Людям ремонтируют, а мне дырья понасаживали!

— Какие дырья, что за дырья?

— В крыше дырья, текёт, проклятая!

Академическую солидность как рукой сняло. Теперь это был разгневанный воитель.

— Халтурщики! Я с них потребую! Лиза! — крикнул он машинистке. — Оставьте всё и печатайте протест «Ремстройконторе» с требованием срочно ликвидировать последствия ремонта! Слово ремонт возьмите в кавычки. А вас, гражданка, известим письменно.

— Так текёт же…

— Но вы же видите — я занимаюсь вашим вопросом.

Федосья Ивановна покинула контору.

Получив послание домоуправления, начальник «Ремстройконторы» тоже разгневался:

— Ишь, хитрецы! Сто раз один и тот же объект ремонтировать?! Нет, голубчики, номер не пройдет! Муся! — крикнул он машинистке. — Оставьте всё и пишите этим умникам: видели очи, что принимали! А мы свои функции завершили!

Получив ответ «Ремстройконторы», управдом вскипел пуще прежнего…

Однажды Федосья Ивановна снова пришла в домоуправление.

— Текёт, — пожаловалась она.

— Идите-ка сюда. — Управдом извлек из ящика и раскрыл папку. — Все по вашему вопросу.

У Федосьи Ивановны зарябило в глазах: бумаг было много.

— А вы: «текёт»! До чего ж неблагодарный народ!

Отшумело веселое лето, зацвели хризантемы в саду… На дворе шел звонкий ливень, в лужах лопались радужные пузыри. Но с потолка у Федосьи Ивановны не падала капель.

Донышко консервной банки, прибитое к крыше соседским мальчишкой, с лихвой закрыло спорное отверстие.

— Здравствуйте, куда это вы мчитесь? И вообще, чем расстроены?

— Расстроен! Слишком мягко сказано!

— Но в чём дело? Если, конечно, не секрет…

— Секрет? Наоборот! Я хотел бы, чтобы все знали! Нет, вы подумайте, что они сделали! Произвели капитальный ремонт моей квартиры.

— Поздравляю.

— Знаете, как я теперь дверь открываю? Верёвкой! Привязал и — на себя. «Эй, дубинушка, ухнем!» А снаружи — удар по воротам противника! А форточку открыть — на два пальца поднять, закрыть — на два пальца опустить! Верёвку на себя… удар по воротам противника… на два пальца поднять… на два опустить… верёвку на себя…

— Извините, дорогой, вы всё перепутали.

— Перепутал? Как — перепутал, что — перепутал?

— Всё перепутали. Верёвкой закрывается не дверь, а форточка, а поднять на два пальца надо дверь.