— Почему ты не называешь себя, например, «Мадам Мэди» ?

— Ты бы мне доверял, если бы я так делала, дорогой? — Я позволяю своему акценту задержаться чуть дольше. Легкий южный выговор делает предсказания убедительнее.

— Я не стану смотреть в хрустальный шар, чтобы впарить тебе какую— нибудь топорную выдумку. Если тебе это нужно, звони на горячую линию экстрасенсов. Они дешевле.

— Ты обычно отказываешь почти всем клиентам или только мне?

— Только тебе.

— Должно быть, бизнес процветает.

Я смеюсь.

— Разве я выгляжу так, будто страдаю?

— Да, — говорит он с легким смешком. Или это вздох? — Я вижу, что тебе больно.

— Значит, нас таких двое.

Генри замолкает. Я не могу его прочитать. Он отгородился, остались только глаза. Там, прямо под поверхностью, что— то прячется.

Я заглядываю в окно его грузовика. Внутри полно бумаг. Нет — не бумаг. Листовок. Груды копий лежат на пассажирском сиденье, рассыпаясь под ноги.

Я наклоняюсь и вижу темные глаза ребенка, смотрящие на меня из стопки.

Фотография мальчика.

Это он.

Я протягиваю руку ладонью вверх, готовая принять его.

— Дай мне свою руку.

Генри вдруг замялся. Его руки всё ещё в карманах куртки.

— Сомневаюсь, что ты что— то поймешь по моим рукам… Слишком много зацепов от рыболовных крючков.

Почему он внезапно тянет время?

— Либо мы делаем это, либо нет. Дай мне руку, чтобы я могла работать.

Он действительно хочет знать? Или боится?

— Давай же. — Я подталкиваю его в последний раз. — Что тебе терять?

Всё.

Его глаза сужаются, и я понимаю, что переступила черту.

— Прости, — я отступаю. — Я не хотела…

— Всё в порядке.

Генри колеблется, прежде чем протянуть руку. Я забыла, что он левша. Единственный левша, которого я знаю, кроме Кендры.

Он поворачивает запястье, открывая ладонь. Рукав куртки отодвигается, обнажая тонкие рубцы, тянущиеся вверх по предплечью.

Шрамы.

Я не вижу, как далеко они идут, но чувствую, что эти «ручейки» глубоки.

— Ты готов? — спрашиваю я, внезапно сама заколебавшись. Чего я боюсь?

— Насколько это возможно.

Глубокий вдох.

— Давай посмотрим, что…

Я беру его руку, и внезапно вокруг меня обрушивается поток воды. Всё становится мокрым за секунды. Прилив поднимается от его руки в мою, как высокая волна, и я клянусь, что вижу—

утиный шалаш

Я отпускаю Генри и отступаю на шаг, спотыкаясь. Слышу, как сама резко вздыхаю, вбирая воздух так быстро, будто только что вынырнула из— под толщи воды.

Из реки.

Образ не исчезает даже после того, как наши руки разомкнулись. Мне всё ещё кажется, что я в воде. Откуда взялась эта река? Она уже бледнеет, образ расплывается, но вот, прямо впереди, клянусь, я всё ещё вижу рукотворное сооружение, поднимающееся из воды.

Шалаш для охоты на уток. Просто отдельно стоящая хижина на четырёх столбах, прямо посреди реки. Их вообще ещё делают? Не помню, когда в последний раз видела такое.

А потом оно исчезает. Река отступает, хотя я всё ещё чувствую её.

— Что это было? — слышу я собственный вопрос, замечая дрожь в своём голосе.

Я мокрая. Сначала думаю, что промокла, упав в воду, — но нет. Это просто пот. Влажность прилипла к коже, мокрая, почти живая. Органическая.

Генри тоже потеет. Капли пота блестят на его висках.

— Ты в порядке? — спрашивает он, убирая руку в карман, как краб— скрипач, прячущийся в песчаную нору.

— Да, я… — пытаюсь собраться. Головокружение сжимает меня. Не могу сосредоточиться на том, что передо мной, мой разум застрял между двумя местами. Что со мной только что произошло?

Думаю о тепловом ударе. Думаю, что не ела сегодня утром. Думаю, что встреча с Генри после всех этих лет выбила меня из колеи. Он смотрит на меня, и тревога медленно расползается по его лицу.

— Ты что— то видела? — спрашивает он. — Ты видела…

Он вот— вот произнесёт его имя. Оно прямо на кончике его языка.

— Ничего, — лгу. — Я ничего не видела.

ТРИ

Я вижу его. Прямо перед собой.

Скайлер.

Мне срочно нужно пополнить запасы «Жёлтого хвоста». В двух светофорах от мотеля есть «A&P» в торговом центре, так что по пути домой — домой, Господи, с каких пор я начала называть этот мотель домом — я заезжаю за бутылкой. Встреча с Генри — встреча с этим, не знаю, как назвать, с этим видением — выбила меня из колеи. Весь остаток дня прошёл впустую, я продиралась через гадания по рукам в удушающей влажности. Все эти потные руки, тянущиеся ко мне, скользящие по моей коже. Найду ли я любовь? Найду ли счастье? Дай— дай— дай.

Мне нужно что— то, чтобы прийти в себя. Смыть это —

шалаш для охоты на уток

— прочь из головы. Я заработала достаточно, чтобы заплатить за аренду, и ещё осталось немного наличных. Роскошь всегда идёт последней, после коммуналки и еды. Мне бы отложить деньги, приберечь их, но после того удара, который я только что получила от Генри — что это было, откуда, чёрт возьми, это взялось — я чувствую, что заслужила немного местного вина из широкого ассортимента «A&P».

Я всё ещё дрожу. Даже спустя часы чувствую дрожь в запястье. Она в костях.

Что, чёрт возьми, произошло? Что это было?

Как только раздвижные двери открываются и я заходи внутрь, на секунду замираю.

Чьи— то глаза следят за мной.

Я чувствую это.

Где?

Краем глаза замечаю, что на меня смотрят.

Мальчик.

Когда поворачиваюсь, вижу Скайлера среди объявлений о нянях и уроках гитары. Фотография увеличена, и изображение потеряло чёткость.

Глаза Скайлера распадаются на пиксели. Он закутан в одеяло, расшитое по краю вышитыми животными — уткой, крабом и рыбой.

Прямо над родничком написано: «ВИДЕЛИ ЛИ ВЫ МЕНЯ?»

Мальчик просто ждал, пока я его замечу. Игра в прятки. Сколько раз я проходила мимо его объявления и не замечала? Как долго он ждал меня?

Следил за мной?

Меня охватывает желание забрать его домой. Не раздумывая, медленно отклеиваю листовку от окна и складываю пополам, стараясь не помять его щёки.

Теперь я вижу тебя, Скайлер…

Теперь вижу.

ЧЕТЫРЕ

— Дайте мне свою руку.

Я складываю пальцы в пустое гнездо, готовясь принять её руку. Молодая женщина напротив — Лиззи, кажется, она представилась — протягивает ладонь. Она жаждет, чтобы я погрузилась в её кожу, но мы ещё не начали. С гаданием нельзя спешить. Мне нужно к ней привыкнуть. Всё в ней рассмотреть.

Я ещё немного пьяна, вчера выбрала магнум вместо обычной бутылки.

— Сожмите пальцы в кулак.

— Вот… так?

Лиззи сидит напротив, локоть на столе, ладонь обращена к небу, её рука и все её загадки открыты для нас обоих, раскрывая каждую грань её жизни.

Но эти заусенцы. Все обгрызены.

Начнём с этого.

— Думай о своей руке как о яйце, — говорю я, — полном жизни. Оно растёт, становится чем— то. Скоро вылупится… и тогда мы увидим, какое будущее нас ждёт.

Я держу её кулак, не говоря ни слова, обхватываю его руками, создавая укрытие. Мягко сжимаю, улыбаясь. Гадальный салон погружается в тишину. Единственное, что слышно, — ровный гул трафика на 301— й дороге за окном.

— Готовы заглянуть?

Она кивает, затаив дыхание. Глаза широко раскрыты.

— Давай посмотрим, что нам откроется, дорогая.

Я разбиваю это яйцо. Позволяю её пальцам выскользнуть в мои ладони. Теперь это гнездо полно извивающейся жизни. Розовая кожа. Только что вылупившаяся птица.

— О, — восхищаюсь я, — какое прекрасное будущее тебя ждёт…

— Ты правда это видишь?

Я вижу женщину лет двадцати. На ней слишком много украшений. Золотые серьги. Золотое ожерелье. Перламутровая помада. Бронзовые тени. Выщипанные брови. У неё металлический оттенок кожи, лоб глянцевый, отполированный. Она хочет быть спортивной машиной, но я едва различаю милую девушку под всем этим макияжем. Попробую вернуть её на поверхность, если смогу.