Рядовые американцы проникались все большим уважением к Советскому Союзу, его армии. В среде выходцев из России возникли землячества и ассоциации, выступавшие за скорейшее открытие второго фронта. Тысячи бывших российских граждан обращались в посольство с просьбой разрешить им выехать в Советский Союз и сражаться там против немецких захватчиков. В пробуждении подлинного патриотизма большую роль играли газета «Русский голос» и журнал «Совьет Раша тудей», который издавала старая знакомая Литвинова общественная деятельница Джессика Смит.
Советское посольство периодически устраивало приемы. На приемах публика собиралась самая разнообразная. Чаще других приезжали миллионер Корлис Ламонт, бывший посол Соединенных Штатов в Москве Дэвис, известный полярный исследователь Стефансон, эмигрантский деятель Белосельский-Белозерский, возглавлявший местные организации «Уор Раша релиф». В большом зале висела карта Советского Союза, на которой военный атташе отмечал положение на фронтах. У карты всегда было оживленно, атташе отвечал на вопросы многочисленных гостей.
Неизменными участниками приемов в советском посольстве были иностранные дипломаты, представляющие страны – участницы антигитлеровской коалиции. Приходил и английский посол в США лорд Галифакс, давний знакомый Литвинова. Предупреждение Советского Союза, заявлявшего, что локальная агрессия фашизма в Испании ведет к мировой войне, полностью подтвердилось. Теперь Англия пожинала плоды своей политики. Галифакс неизменно выражал чувства признательности Советскому Союзу и его Красной Армии.
Представители оккупированных гитлеровской Германией стран с надеждой расспрашивали Литвинова о новостях с полей сражений, понимая, что там, на Восточном фронте, решается и судьба их государств.
В своих беседах с иностранными дипломатами, на пресс-конференциях Литвинов часто упоминал о таких, казалось бы, малозначительных фактах, которые, однако, давали понять, что в Москве уверены в победе.
– Вы знаете, сегодня в Большом театре дают «Травиату», а в театре имени Станиславского идет «Штраусиана», – говорил он окружившим его дипломатам и журналистам. Немцы в это время подходили к Можайску.
Через три месяца после прилета Литвинова в Соединенные Штаты он получил письмо от Ярославского. Тот просил прислать ему семена рододендрона. Литвинов немедленно рассказал об этом журналистам, а выводы они пусть делают сами.
Перед Литвиновым стояла важная дипломатическая и политическая задача: склонить Америку к скорейшему открытию второго фронта. 20 января 1942 года он пишет в НКИД: «Судя по ходу военных действий, нам хотя и удается оттеснять немцев по всему фронту, они все-таки оказывают упорное сопротивление. По имеющимся сведениям, они собирают свои последние резервы в оккупированных странах, чтобы бросить их на наш фронт… Ввиду этого не следует ли нам поставить прямо вопрос об оказании прямой военной помощи созданием второго фронта на европейском континенте».
4 февраля был получен ответ Молотова: «Мы приветствовали бы создание второго фронта в Европе нашими союзниками. Но Вы знаете, что мы уже трижды получили отказ на наше предложение о создании второго фронта, и мы не хотим нарываться на четвертый отказ. Поэтому Вы не должны ставить вопросы о втором фронте перед Рузвельтом. Подождем момента, когда, может быть, сами союзники поставят этот вопрос перед нами».
Литвинову было ясно, что Америка решила не торопить этот момент. 13 февраля во время завтрака с глазу на глаз Рузвельт поинтересовался мнением советского дипломата о сложившейся обстановке. Литвинов ответил: – Господин президент, я не имею никаких инструкций от своего правительства и никаких предложений не делаю, но могу высказать лишь свое личное суждение. Я считаю, что сам ход событий скоро не оставит никакого выбора и будет подсказывать единственно возможное решение. После потери Сингапура и Голландской Индии никаких баз на Тихом океане для нападения на Японию не будет. Этот фронт останется пассивным, а для активных действий останется один европейский фронт. Америка и Англия смогут добраться до Японии, лишь уничтожив предварительно Гитлера.
– Я согласен с вами, – ответил Рузвельт, устало глядя на Литвинова. – Однако высадка на Западе Европы – дело слишком трудное. Особенно нелегко доставлять подкрепления, да и боевые качества англичан неособенно высоки…
Выполняя поручение Советского правительства, Литвинов настойчиво добивается расширения военной помощи.
В одной из первых бесед с Рузвельтом и другими американскими государственными и военными деятелями Литвинов изложил точку зрения Советского Союза на военно-политические проблемы, а через некоторое время в Филадельфии на заседании Американской академии политических и социальных наук разъяснил ее широким кругам американской общественности.
Журнал «Тайм» следующим образом изложил позицию Советского Союза, высказанную его представителем: «Открытие Дальневосточного фронта против Японии исключается. Главный удар должен быть сосредоточен против Гитлера. Германские войска слишком далеко проникли в Россию, и это приведет их к неминуемой гибели. Русские будут сражаться до конца, до полного разгрома и уничтожения Гитлера. Именно Гитлер является главным международным гангстером. Падение Гитлера будет означать и падение остальных международных гангстеров – Японии, Италии и других сателлитов. Отсюда вывод: союзники должны сосредоточить свои усилия на разгроме Гитлера».
Бизнесмены, однако, не спешили, прикидывали так и этак, ждали, как повернутся события. Если Советский Союз падет, Америка отсидится за барьером Атлантического океана. Стоит ли в этих условиях раздражать Гитлера? Этой точки зрения придерживались определенные круги не только промышленников, но и политиков, и военных. Рузвельту было очень трудно расшевелить громадный и сложный мир бизнеса. Но он делал это.
В Вашингтоне создалось парадоксальное положение. Рузвельт был окружен множеством дипломатов, представлявших буржуазные страны. Литвинов был единственным послом социалистической страны. Но именно с Литвиновым у Рузвельта сложились теплые отношения, хотя он знал, что ни отставка Литвинова, ни другие события не могли изменить его взглядов, политических идеалов, его последовательного большевизма. Буржуазные историки, шокированные подобными отношениями между президентом самой могущественной капиталистической страны и советским дипломатом, коммунистом, не могли понять их истоков. Они много писали о загадке, о феномене, и только. А загадки, в сущности, никакой не было. Был человек, достойно представлявший мир хотя и чуждый Рузвельту, но заставивший себя уважать. И тот контакт, который установился между ними поздней осенью 1933 года, теперь перерос в прочную деловую связь, сцементированную взаимным уважением. Рузвельт в то сложное время находил в Литвинове поддержку, черпая в его уверенности в победе над фашизмом силу для борьбы, которую ему приходилось вести со своими противниками-соотечественниками. Тем более что деятельность советского посольства и его руководителя помогала формировать в стране то общественное мнение, которое было необходимо Рузвельту для проведения своей политики.
Изоляционисты не сложили оружия, всячески противились активизации военных усилий Америки. Им помогали антисоветские силы, подпевала черносотенная газета «Россия». В ней печатались погромные статейки, призывавшие прекратить всякие сношения с Советским Союзом.
В этих условиях необходимо было внедрить в сознание широких кругов американского общества, что, несмотря на поражение под Москвой, немцы далеко еще не выдохлись, что предстоит трудная и длительная борьба.
Литвинов активизировал деятельность посольства. 26 февраля 1942 года он выехал в Нью-Йорк, где выступил перед американскими и иностранными журналистами. В пресс-клубе собралось множество народу. Пришли не только журналисты, но и представители деловых кругов, общественных организаций. Литвинов обрисовал ближайшие задачи, стоящие перед странами антигитлеровской коалиции, подчеркнул решающее значение советско-германского фронта. Сообщил, что, по сведениям, полученным из Москвы, Гитлер концентрирует огромные силы, чтобы начать весной новое наступление и попытаться взять реванш за поражение под Москвой. «Мы хотели бы, – заявил Литвинов, – чтобы все силы союзников были к этому времени введены в действие и чтобы не было ни одной бездействующей армии, бездействующих военно-морских флотов и военно-воздушных сил. Это относится также и к военным материалам, которые должны отправляться туда, где они больше всего нужны».
