Восстанавливаться мне пришлось все ближайшие сутки. Я старался потреблять как можно больше жидкого и жирного, а также вливал в себя рассол, значительно загнав одного из своих слуг для того, чтобы он объехал несколько ближайших крестьянских хозяйств. Рассол помогал значительно, и я даже обрадовался близлежащей позиции. Целый месяц я старательно заливался алкоголем, а теперь наконец мозгу была дана пища для размышлений и действий. Я готов был действовать, работать. Для остального семейства случившееся было настоящим горем, сложным моментом, настоящим кризисом, а я же в этом видел возможность прийти в себя, активизироваться и вновь вернуться в строй.

После суток восстановления нельзя было больше ждать ни одного часа. Владимир всё это время пчелой кружил вокруг меня, постоянно справляясь о собственном здоровье и даже пригласив ко мне одного из докторов восточной наружности. Массаж его помог мне в значительной мере, и к следующему утру я поднялся, словно слегка не успевший окончательно созреть огурчик.

Апрельское солнце золотило байкальское имение семейства Ермаковых. Сквозь высокие окна особняка прямо на берегу великого озера мягко лился тёплый свет, играя с плотными шторами. В доме происходили последние приготовления перед долгим отбытием хозяина имения; слуги суетились, загружая немногочисленные тюки и чемоданы в прибывший экипаж.

Я стоял у высокого зеркала собственной уборной, в последний раз проверяя детали своего костюма перед долгим путешествием. Путь неблизкий, а значит, и одежда должна быть не только безупречной, но и подходящей статусу полноценного князя, готовящегося вступить в наследство.

— Нынче, господин, — проговорил кружащий вокруг меня камердинер, — весна ещё не вступила в полноправные владения, и на дорогах до сих пор лежит снег. Лучше бы вам взять с собой шубу. Сибирь — не крымское побережье, здесь не стоит ожидать тепла в столь раннюю пору.

— Шубу возьмём, но пусть она будет в багаже. Не хочу отягощать свои плечи лишним грузом.

Не стоит говорить, что я не почувствовал свалившееся на меня богатство. К хорошему привыкаешь очень быстро, особенно к прекрасного качества одежде, которая оказалась на моих плечах. Раньше подобных трат на свою одежду я наверняка бы не позволил, хотя бы из той мысли, что практически каждая свободная копейка отправлялась на развитие бизнеса, потребляющего все возможные ресурсы.

Прошлый хозяин моего тела определённо знал многое о самом последнем слове моды. Камердинер выдал мне плотное драповое пальто цвета мокрого асфальта. Прямой силуэт, чуть расклёшенный подол, широкий бархатный воротник — выглядели просто идеально. Пальто просто струилось по фигуре, подчёркивая правильную аристократическую осанку, а глубокие боковые карманы скрывали внутри себя тонкий серебряный портсигар и кожаные чёрные перчатки искусной выделки. Под плотным пальто угадывался жилет из прекрасного репса с мелким геометрическим узором. Он был застёгнут на все пуговицы, кроме одной, как того и требовал светский этикет. Под жилетом находилась белоснежная рубашка с высоким отложенным воротником, накрахмаленным настолько, что каждое, даже самое мелкое движение вызывало хруст. Снизу находились брюки. Они слегка сужались книзу, ниспадая на короткие кожаные сапоги. В руке находилась трость из чёрного африканского дерева с прусским янтарным набалдашником, в котором играли солнечные блики. При этом на руке блестел крупный перстень-печатка с небольшим, но мастерски огранённым сапфиром. Весь образ дополняла скрытая за полами пальто кобура, внутри которой «отдыхал» револьвер системы Нагана. Далеко не лучший револьвер даже для своего времени, но в значительной мере отвечающий требованиям консервативного офицерства.

Последним приготовлением перед поездкой я взял небольшой флакончик с дорогостоящим содержимым внутри. Изнутри пахло смесью цитрусовой свежестью и лёгким табачным дымом. Каждый впрыск буквально звучал в моей голове звоном исчезающих из казны монет, но Владимир настоял на том, что запах должен работать вместе с образом и дополнять его.

Уже через четверть часа мы с Владимиром тряслись внутри кареты. Колокольчик запряжённой тройки заливисто звенел, неся нас по небольшим иркутским улочкам. Кованые колёса гулко стучали по мощёной площади, обрызгивая улицы серой апрельской грязью. Как только экипаж оказался подле здания вокзала, лакей, сидящий на запятках кареты, прямо на ходу спрыгнул, чтобы раскрыть дверцы, но мне самому не терпелось, а потому я уже открывал дверцу, поправляя надетые перчатки.

Вокзал гудел, напоминая встревоженный пчелиный улей. Носильщики вокзала с номерными бляхами на груди носились между прибывающими на перрон экипажами, выгружая горы дорожных сундуков, тюков и саквояжей. Где-то в дымке паровозного пара кричали молодые газетчики, предлагая последние выпуски «Русской Правды», «Имперских Вестей», «Московской Искры».

В этот момент, разгоняя шум от толпы, с грохотом ворвался состав. Паровоз, сверкая эмалированными боками, тяжело дышал паром, окутывая платформу плотными белыми клубами. На его боку золотыми буквами сияла табличка «Общество Уральско-Сибирской железной дороги». Я на мгновение задержал взгляд на могучих бортах гиганта, с любопытством отмечая, что на двери самого паровоза блестел золотистыми боками российский орёл.

Прошло не больше десяти минут, как из вагона показался Владимир. Он почтительно доложил о готовности нашего купе и, похлопывая по борту вагона первого класса с резными дубовыми панелями, покрытыми дорогим лаком и бархатными шторами. Носильщики уже успели внести внутрь купе дорожные сундуки, а потому нам только и оставалось, что забраться внутрь и дождаться отправления поезда.

Когда я оказался внутри вагона, то мельком успел заметить, как проводник в безупречно отглаженной форме поправляет складки на постельном белье — голландской работы ткани. Мужчина мелко быстро поклонился и сразу вышел из вагона, удаляясь в сторону головы состава.

Я встал у окна, расправляя полы пальто, наблюдая за тем, как Владимир начал раскладывать вещи на больших резных полках. Слуга работал быстро, указывая на свой опыт путешествия на железнодорожном транспорте. Он точно знал, куда и какую вещь нужно было положить, а потому действовал, словно робот. Наблюдать за ним было интересно, но я решил окинуть взглядом последний раз вокзал города, ставшего для меня временным прибежищем.

За толстыми стёклами мелькали фигуры провожающих: дамы в весенних нарядах махали платками, детишки весело прыгали, стараясь высмотреть людей за высокими окнами, а старики провожали молодых тёплыми объятиями.

Где-то в стороне запели рожки, оповещая о готовности отправляться. Я вытянул из кармана часы на серебряной цепочке, сверяясь со временем. Ровно половина второго — как и было указано в расписании.

В этот момент паровоз дал протяжный гудок, эхо которого покатилось под стеклянными сводами вокзала. Поезд плавно тронулся, и я, откинувшись на шёлковые подушки дивана, подумал, что путешествие начинается как нельзя лучше. Осталось лишь добраться до семейного дома и начать вливаться в процесс управления, применяя все свои полученные за жизнь навыки.

Многие не любят длинные поездки в поездах. Дескать, можно воспользоваться самолётом для длительного путешествия, для короткого есть автомобили, а в поездах и колёса о стыки рельс стучат, и соседи пьяные, и в туалет нормально сходить не получится. Мне же проблемы эти не казались столь критическими, особенно если, как сейчас, приходилось перевозить своё тело в комфортабельном вагоне первого класса с обедом внутри вагона-ресторана, где для зажиточных гостей предлагался громадный гастрономический спектр, способный если не полностью восхитить любителей разнообразной высокой кухни, то уж точно утолить голод.

Проводимое по пути время я решил использовать для того, чтобы восполнить пробелы в имеющихся знаниях. У меня остались изрезанные блоки знаний, доставшиеся от прошлого обладателя тела, но они были настолько оторванными друг от друга, что множество знаний об окружающем меня мире просто исчезли, оставляя меня в непонятках.