К ночи пурга стихла и с утра охотники, кроме Елыча и Петра двинулись на промысел.

Семену повезло, добыча попалась богатая: четырех часов не прошло, как он вернулся на заимку с соболями да куницей. Пока шкуры снял, Прохорыч появился с белкой да зайчатиной. Петру двух хороших беляков отдал:

- Работай паря, про пельмени ты баял.

Пока тот тушки разделывал, ему еще мяса подкинули: Илья с Иваном вернулись.

Семен шкурки добытые замочил, только из подсобки вышел - Фею увидел. Та вниз спускалась, заспавшись допоздна. Оно и ладно, - подумал мужчина: если она долго спать привыкла - ему лучше. Успеет поохотиться, ее без беспокойства для себя оставляя.

Эйфия остановилась на последней ступени, глядя, как Семен дверь под лестницей закрывает. Все-таки чудные они, земляне и приспособления у них такие же. Качнула головой и пошла на кухню, решившись фэй попросить. Вот тоже чудной он у них, с разными вкусовыми и энергетическими добавками, и несладкий вовсе и не пряный: пресный, но тонизирующий.

Девушка в проем завернула и вскрикнула, в косяк непроизвольно вцепившись. Глаза огромными стали, лицо белым от открывшейся ей картины: на столе, за которым земляне еще вчера принимали пищу, лежали трупы животных, тушки. Петр отрубал мертвым животным лапки, Иван сдирал шкуру с других, маленьких, пушистых, беззащитных зверьков. Звук ножа, рассекающего воздух, а потом кости и мышцы несчастных животных, скрежет и хлюпанье, треск сдираемой кожи произвели на Эю впечатление: она рухнула в обморок.

Семен, услышав вскрик, успел обернуться и словить девушку, подхватив на руки уже у пола. Уставился на товарищей, не понимая, что они ей сделали. Петр растерянно плечами пожал, обалдело замерев с ножом в руке. Иван прищурился, скривившись неопределенно.

Семен перед лицом девушки помахал, не решившись по щекам похлопать, вздохнул, не понимая, отчего можно в обморок упасть. Прохорыч воды в пригоршню ладони налил, Фее в лицо брызнул. Та глаза приоткрыла, села с поддержкой Семена и вновь узрев доказательство акта ужасающего преступления, в лице поменялась.

Колмогорцев проследив за ее взглядом, судя по которому на ее глазах минимум людоеды пируют, увидел тушки, тесак Петра, кровь дичи, и сообразил, что раз девушка вегетарианка, все это для нее дикость. Подхватил ее и на улицу вытащил, чтобы в себя пришла и разделку мяса не видела.

Усадил на скамейку у дровницы, снегом в лицо брызнул, чтобы очнулась, а то сидит истуканом, глаза как блюдца, а в них проекция кошмара. До чего впечатлительная, - вздохнул, умиляясь и теряясь.

Эя на мужчину уставилась: варвары! Как можно убивать животных? Трудно представить, что эти малыши могли напасть на человека, и тому пришлось защищаться. А больше ничем подобное преступление не оправдать.

- Вы ужасны. Вы монстры, - прошептала Семену с таким осуждением, что тот понял: его мало винят, но и обзывают. И главное, из-за чего?

- Мы охотники. Пушниной промышляем. Работа у нас такая, - сказал неуверенно: для нее это оправдание?

И сел рядом, не зная, что он вздумал оправдываться, и с чего виноватым себя чувствует, почему неудобно ему перед девушкой? Ерунда какая-то.

- Не видела, как тушки разделывают что ли? Или крови боишься?

- Монстры, - повторила внятно, как в лицо плюнула.

- Онча. Нехороший человек? Спорить не стану, приоритеты у всех разные, но к слову сказать, лучше мясо есть, чем… - на грудь ей кивнул, на себе показал жестом, будто цепь у него с подвеской. - Порошок употреблять.

Эя подумала, что он на мэ-гоцо кивает, то ли за ношение оружия осуждает, то ли на его использование намекает.

- Некоторые люди хуже животных, их сколько не приручай, все равно руку что ему протягивают укусить норовят! - ощетинилась, комбинезон расстегнула, ножны к ладони сжала, ему выставляя. - Это ритуальное оружие, священное. Убийство - не забава, а необходимость. И несчастных животных мы не разделываем! Это варварство есть мясо, убивать ради еды!

Семена в жар кинуло от вида двух холмиков, что руку протяни - в ладонь лягут. Скрипнул зубами, отвернулся: специально она что ли? Что все кинжал свой выставляет, грудь оголяя. Вытащила бы его, что ли, носила по верх одежды. Нет, надо прятать - закрывать, вытаскивать - грудь открывать. Тут и святого бы проняло, увидел бы раз. И так ведь хороша, спасу нет.

- Ты б так не делала, - пряча смущение и желание, на расстегнутый ворот рукой качнул, на себе показал, будто замок расстегнул - застегнул. - И вообще, переоделась, неудобно ведь в комбинезоне.

И еще больше смешался, представив, как она раздевается. Ладонью затылок потер, отворачиваясь, а во рту сухо стало и сердце как тетерка в силках бъется.

Эя нахмурилась, на себя глянула, не понимая, что его смущает. Может кулон?

- Это сейкап. Сей-кап! - выставила ему подвеску с сапфиром. - Хранилище энергопродукта, а не орудие убийства зверьков.

- Сейкап. Понятно, - кивнул, стараясь не смотреть на ее грудь. И не выдержал, схватил за края раскрытого ворота, к себе притянул. - Я его выкину. Заберу и выброшу к чертям сейкап твой!… Ты же сама как наркотик, голову сносишь… - голос сел.

Ее губы так близко, грудь пальцы почти касаются и чувствуют жар, исходящий от ее кожи, аромат дурмана от волос. Качнись, коснись - и не остановится.

- Помочь? Свечку там подержать или позу удобную посоветовать? - раздался ехидный голос с ноткой завистливого недовольства.

Семен дернулся, Витька увидел и выпустил ворот комбинезона Феи. Сложил руки на коленях, замком сцепив, чтобы не видно было, как дрожат. Уставился исподлобья на товарища:

- Иди куда шел.

Эя как почувствовала слабость от близости мужчины, паралич мыслей от пуха его и-цы, почти коснувшегося ее, так и осталась сидеть ресницами хлопая. И вроде все видела, а ничего не видит, и вроде слышит, а ничего не воспринимает.

Волосами тряхнула и тут прозрела - Виктора увидела и пушистую, молоденькую лису, к его поясу пристегнутую. Мертвую!

Лицо девушки исказила гримаса ужаса, недоверия и презрения:

- Ты убил айху? Редкое, милое животное?! - указала на зверька. - Что она тебе сделала, варвар?!

- Не нравится лисица? - удивился Виктор. Приподнял зверька, встряхнул: добрый мех.

Эйфию качнуло от такого обращение с убитой ауху, перед глазами потемнело.

- Уйди ты отсюда! - рявкнул на товарища Семен, увидев, что девушке опять плохо, успел ее удержать от падения.

- Надо же какие мы нежные, - скривился мужчина, в дом потопал. Девушка проследила за ним темным от ненависти и презрения взглядом, и отпихнула Семена, требуя отпустить ее:

- Монстры! Чудовища! - зашипела. - Не смей прикасаться ко мне раб! Дикарь! Никогда не зайду в этот дом! И я еще вкушала с вами пищу! У нас пираты помышляют этим недостойным делом, убивают лаугов, но из-за шкур! Есть специальные закрытые места разведения зверей с ценным мехом. Два в галактике! И нет никакого оправдания вашему действию! Превратить живое в мертвое, и мертвое употреблять в пищу! Дикари! А может, вам нужен мех?! Вы не умеете регулировать теплообмен своего организма?! Не в состоянии согревать свои тела другим способом, а лишь за счет чужой шкуры?! К вашему сведению, давно изобретена ткань с теплорегуляцией, поддерживающая оптимальную для организма температуру! Примитивы! - выкрикнула в лицо Семена, вне себя от горя и скорби за убитых животных.

- Ясно, мех ты не любишь и за шкурки себя не продашь. Уже легче, - сказал мужчина, выслушав пустую для него тираду. И задумался, как бы ему с охоты возвращаться так, чтобы Фея его добычу не видела. Такой реакции на себя какой получилась на Витька, он не хотел. Да и волнуется девочка, переживательная натура-то, ранимая, лишний раз ее беспокоить не надо, а то заклинит в неизвестную сторону в пылу эмоций, устроит себе и ему проблему. Вон как извелась из-за зверья, что хоть прощения проси, - хмыкнул.