Держа в одной руке фонарь, а в другой карты, лейтенант облокотился на планширь. Он чувствовал себя измученным, мысли его заполняло ощущение огромной черной беды. На самом деле, само море, земля, вся его жизнь казались огромной черной бедой…
Нужно сосредоточиться на главном, одернул он себя. Если маркизу не доставить к доктору в ближайшие несколько часов, рана станет гангренозной, а гангрена в плече означает смерть.
По его вине погиб ее кузен Питти. Неужели из-за него умрет и она? Ему казалось, что с того момента, как он прочел приказы сэра Джона, прошло невообразимо много времени, хотя на самом деле это случилось всего два дня назад. Если бы тогда он вернулся в Бастию и поднял тревогу, за ними послали бы другой фрегат…
В любом случае, что ему делать сейчас? Неотложная забота — спасение маркизы. Этим стремлением должен быть продиктован его следующий шаг. И он развернул карту.
Нужно подыскать место, где можно найти, или, если необходимо, похитить на время доктора. И в этом месте должна быть маленькая бухта или пещера, чтобы укрыть шлюпку и разместить девушку во время их пребывания на берегу.
Перед ним лежала прекрасно выполненная карта: очертания островов были так четки, что казались рельефными, а названия всех доступных портов были написаны аккуратным почерком покойного штурмана «Сибиллы», которому и принадлежала карта. Ближайшим был Порто-Эрколе, который смутно виднелся почти на одной линии с пиком Монте-Арджентарио. Но карта свидетельствовала о том, что берег там слишком скалистый, чтобы рассчитывать найти подходящее убежище.
Следуя линии побережья Арджентарио, описывающей почти полный круг от Порто-Эрколе, он заметил в двух-трех милях от порта Санто-Стефано большую бухту. Она называлась Кала-Гранде. Там имелось несколько маленьких заливчиков, и что еще более важно, утесы почти полностью скрывали ее с трех сторон.
Кала-Гранде — Большая бухта. За ней, обратил он внимание, располагались два горных пика: Спадино и Спаккобеллезе. Что означают эти названия? «Маленький клинок» и «Прекрасная ложбина». Как ложбинка между грудями, быть может…
«Бог мой, о чем я только думаю?» — одернул он себя. Рэймидж прикинул расстояние. Парням придется натрудить спины, работая веслами. Лейтенант свернул карту и убрал фонарь. Его движения привлекли внимание матросов.
— Ребята, — сказал он. — Мы направляемся в бухту, лежащую в дюжине миль от нас. Это нужно, чтобы я мог найти для леди доктора. Нам необходимо попасть туда до рассвета, чтобы успеть спрятать шлюпку.
— Как леди, сэр? — спросил моряк с раненой рукой.
Рэймидж чувствовал, что не вправе отклонить вопрос: как никак, они пожертвовали своими рубашками, не говоря уж о том, что рисковали собственными шкурами, участвуя в этой экспедиции.
— Состояние маркизы хорошее, насколько можно надеяться. Выстрел попал в плечо, но я не сумел достать пулю. Вот почему нам нужен доктор.
Раздался одобрительный говор: им гораздо лучше ее было известно, чем может кончиться такая рана.
Внезапно на носу шлюпки кто-то встал. Весла у этого человека не было, и Рэймидж едва удержался от стона — опять этот Пизано.
— Я требую…
— Parla Italiano, — рявкнул Рэймидж, не желая, чтобы моряки поняли, на чем именно настаивает Пизано.
— Я требую, чтобы мы продолжали идти к месту встречи, — уже по-итальянски продолжил граф.
— Почему?
— Потому что идти в Санто-Стефано слишком опасно — он оккупирован французами.
— Мы идем не в Санто-Стефано.
— Но вы только что сказали…
— Я сказал, что мы направляемся в бухту, и что я намерен доставить из Санто-Стефано доктора.
— Это безумие! — завопил Пизано. — Нас всех схватят.
— Мне придется кое-что прояснить, — ледяным тоном произнес Рэймидж. — В этой шлюпке вы обязаны подчиняться моим приказам, так что держите себя в руках. Если хотите сказать что-то, говорите нормальным тоном — вы беспокоите матросов…
— Я?!
— И выставляете себя идиотом, визжа как недорезанная свинья.
— Вы! Вы!.. — Пизано на время лишился дара речи. — Вы трус! Трус! Как вы смеете так со мной разговаривать! Убийца! Это по вашей вине Джанна лежит раненая! И вы бросили там моего кузена Питти, — он сделал театральный взмах рукой, благодаря чему чуть не утратил равновесие, — вы, вы — тот, кого послали спасти нас!
Рэймидж снова откинулся на банке. Быть может, если позволить этому человеку излить душу, он заткнется, хотя бы на время?
— О чем это он, сэр? — поинтересовался Джексон.
— А, беспокоится по поводу маркизы и другого своего родственника.
— Это мешает ребятам, сэр, — сказал Джексон, когда вопли Пизано возобновились.
И в самом деле: матрос, сидящий рядом с Пизано, вдруг пропустил гребок, задев лопастью своего весла весло соседа спереди.
— Пизано! — не выдержал Рэймидж. — Успокойтесь! Это приказ. В противном случае я прикажу связать вас и заткнуть рот.
— Вы не посмеете!
— Если вы не сядете сию же минуту, я прикажу двум ближайшим к вам морякам привязать вас к сиденью.
Металлические нотки в голосе Рэймиджа убедили Пизано, что это не пустая угроза. Тем временем маркиза слабым голосом произнесла:
— Луиджи, пожалуйста!
Она попыталась сесть, но Рэймидж вовремя воспрепятствовал ей, причем случайно в темноте рука его коснулась ее груди.
— Мадам, не тревожьтесь. Я позволил ему болтать, в надежде, что у него устанет язык. Но мы не можем больше терять время.
Она не ответила, и Рэймидж снова облокотился на планширь. Если бы он обозвал Пизано свиньей во Флоренции, ему не избежать бы скорой мести. Для фанфаронов типа Пизано единственное, что имеет смысл в жизни — не уронить свой престиж, не оказаться в brutta figura. Такие люди не понимают слова «честь» в общепринятом смысле: для них ничего не стоит преступить через клятву, солгать, обмануть и смошенничать не моргнув глазом. На самом деле такие поступки вполне вписываются в их кодекс поведения, кодекс, определяющий всю их жизнь. Поэтому тот, кто поступает с ними таким же образом, не вызывает особого возмущения, ведь это общепринятые вещи. Но если кто-то позволит себе посмеяться над тем, как такой человек спотыкнется о ковер, сделает намек, что тот не настоящий мужчина или не блестящий наездник, не самый лощеный кавалер, когда-либо появлявшийся в салонах или не самый великолепный любовник во всей Тоскане, если кто-то подвергнет сомнению его мужественность в самом грубом ее понимании — приобретет пусть и трусливого, но смертельного врага. Такие как Пизано никогда не вызывают открыто на поединок, если только не имеют подавляющего преимущества: нет, они предпочитают прошептать несколько слов на ухо человеку с кинжалом. Честь Пизано будет удовлетворена в тот миг, когда он вручит деньги наемному убийце, сообщившему, что работа сделана.
Рэймидж заметил, что очертания шлюпки и людей сделались более четкими. В темноте силуэты гребцов были похожи на надгробные камни, то и дело кланяющиеся ему, теперь они превратились из черных в темно-серые, а свет звезд стал более тусклым. Ложный рассвет — каждодневный обман природы. Они гребли без единой остановки вот уже около трех часов.
Когда они достигнут Кала-Гранде, порт Санто-Стефано окажется отделен от них коротким и широким полуостровом Пунта-Ливидония. Если повезет, они смогут найти тропу, ведущую от Кала-Гранде к городу через гряду скал, образующих перешеек полуострова. Возможно, она проходит как раз по впадине между пиками-близнецами Спаккабеллезе и Спадино.
Все серее, серее, серее… Серыми стали матросы, серой стала девушка на своем алтаре из решеток настила, серыми стали волны, надвигающиеся на шлюпку рядами маленьких пирамид. Их стальной оттенок отдавал холодом и таил угрозу. Южный ветер слегка усилился, и каждая волна, приподнимая сначала корму шлюпки, а через мгновение нос, заставляла ее раскачиваться, словно качели.
