— Как ты, Аврора?

— Лучше всех. — Почти шёпотом ответила ему. Он встал. Открыла глаза и посмотрела на него. Муж взял со стола кувшин, налил что-то из него в кружку.

— Аврора, пить будешь? Квас есть, брусничный морс. Или чай будешь?

— Морса налей.

Глеб налил из другого кувшина. Я смотрела на мужа и любовалась им. Он сказал, что я красивая. Но и он красив. Господи, спасибо тебе, что дал именно его мне в мужья. Который раз ругала себя за то, что ненавидела его в самом начале нашего брака. Ругала за то, что чуть не разрушила свою семью. Сейчас вспоминая Павла, удивлялась сама себе. Как я могла любить это ничтожество в ущерб своему мужу?

Глеб помог мне сесть, вложил в мои руки кружку с морсом. Сам он стоял возле стола и пил квас. Часть напитка пролилось ему на грудь и стекало двумя дорожками. Вот он выдохнул, поставил кружку на стол. Повернулся ко мне. Его грудь продолжала вздыматься, он часто и глубоко дышал, отходя от нашего марафона. Я же, цедя морс, продолжала разглядывать тело Глеба.

— Милый, подойди ко мне. — Попросила его. Он вопросительно изогнул бровь, но подошёл. Я придвинулась к нему и поцеловала его в плоский, с кубиками живот. — Ты у меня очень красивый, Глеб.

— Правда? — Он усмехнулся, поглаживая меня по голове.

— Правда.

— Тогда я могу быть спокоен.

— В чём?

— В том, что наши дети будут тоже красивыми.

— Я постараюсь, любимый.

— Постарайся. Кушать хочешь? Рыбка есть малосольная, ветчина, картошка вареная с зеленью. Шашлык.

— Потом. Сейчас не до этого.

— А до чего? Я, например, голоден как волк.

— Хорошо, давай поедим.

Стол был накрыт. Глеб поставил на стол керамическую кастрюльку, завернутую в полотенце. Там была варёная картошечка с укропом. Она была горячая. На тарелках, прикрытых салфетками, лежала нарезанное филе малосольной селёдочки, ветчина, буженина, сервелат. Отдельно было блюдо с шашлыком на шампурах. Пучки зелёного лука, укропа, ещё какой-то зелени. Солёные огурчики и помидоры, маринованные опята и маслята. Солёные грузди. Я сначала то не обратила внимания, тем более всё было прикрыто полотенцами или салфетками. А сейчас глядя на всё это, у меня рот наполнился слюной, и я ощутила голод. Глеб ухаживал за мной. Положил мне картошечки.

— Тебе ветчины, буженины?

— Буженины и грибочков положи, маринованных. И огурчик дай. — Я, буквально захлёбывалась слюной. Глеб всё мне положил. Усмехался. — Глеб, что смеёшься? — Спросила его с набитым ртом.

— Смешная ты. Чего хватаешь? Никуда от тебя еда не убежит. Ешь спокойно, Аврора.

— Не могу. Я сама почему-то голодная.

Глеб сидел напротив меня и тоже ел. Потом встал и достал из холодильника графинчик с водкой, я так поняла. Графин сразу же запотел. Он налил себе стопку. Посмотрел на меня.

— Извини, дорогая, тебе не наливаю. Сама понимаешь. — Я ему кивнула. Он опрокинул стопку. Зажмурился. Я нацепила на вилку маринованные опята.

— Глеб, ротик открой. — Открыл, я ему положила туда грибы.

— Спасибо.

Наконец, насытились. Глеб выпил ещё рюмку, после чего графин убрал назад в холодильник. Смотрел на меня. Его глаза возбуждённо блестели. Я ему улыбнулась. Во мне уже опять разгоралось желание обладать своим мужчиной.

Села на диван, раздвинула ноги, показывая всю себя мужу.

— Глеб иди ко мне. — Вытянула руки ему на встречу. Он подошёл. Я постучала ладошкой рядом с собой. — Садись.

Сел.

— Аврора, ложись, давай я тебя поласкаю.

— Нет. Сам ложись. Пожалуйста. — И толкнула его ладошкой в грудь. Он лёг. Я сразу взобралась на него. Начала его целовать. Глаза, нос, губы. На губах остановилась особо. Так как Глеб не желал от моих отрываться. Он опять возбудился. Не отрываясь от его губ, приподнялась на коленках, взяла его естество и направила в себя. Моё лоно уже ждало супруга. Я опустилась на него. Мне хотелось, чтобы он заполнил меня всю. Сквозь наши соединенные уста, сквозь страстный поцелуй у меня прорвался стон наслаждения. Наконец, наши губы разъединились. Я, упираясь ладонями ему в грудь, стала совершать поступательные движения. Боже, какое наслаждение. Глеб одной рукой мял мои ягодицы, а второй грудь. Целовал её и посасывал. Дальше был какой-то ураган неистовой страсти. Муж даже стал меня притормаживать. На что я начала злится.

— Аврора ты слишком разошлась. — Прохрипел он.

— Ничего не слишком. — Стонала я. Желание было одно, добраться до самого пика наслаждения. Поэтому меня ничто не могло остановить. — Глеб, родной, не мешай мне. Ты же хотел, чтобы твоя жёнушка была распутной с тобой, развратной и похотливой. Я хорошая ученица, ты сам сказал. — Последние слова были больше похожи на вой. Да я взвыла. Меня опять начало трясти в конвульсиях. Волна наслаждения захлестывала меня. Я даже не заметила и не почувствовала, как мои ноготки, с хорошим маникюром впились в кожу груди Глеба, погружаясь в нее. Он держал меня за талию, стискивал её. Его тоже взорвало. Он прижал меня к себе. Его естество пульсировало в моём лоне в такт ударам сердца. Он вновь наполнял меня своим семенем. От этого моё наслаждение только усиливалось…

…Расслаблено лежала на Глебе. Глаза закрыты. Ничего не хотелось, особенно двигаться. Он нежно поглаживал меня по спине.

— Я люблю тебя. — Прошептала ему.

— Я тебя тоже, моё золотко.

Наши сердца постепенно успокаивались. Дыхание приходило в норму.

— Аврора. — Тихо сказал он мне.

— Что, любимый?

— Я хочу рассказать тебе стихотворение. Специально для тебя заучил.

— Расскажи. — Лёжа на его груди и улыбаясь сама себе, прошептала в ответ.

— Это отрывок из неоконченного диалога.

Но только слёзы счастья, счастья слёзы

Мороз по коже, скованность движений,

Померкло солнце, ночь в глазах моих…

Я не хочу таких предположений,

Которыми наполнила ты стих.

Его шёпот завораживал меня. Я замерла, слушая его. Он продолжал нежно гладить меня по спине.

Сомнение тебя пусть не коснётся,

Ты Рыбкой Золотой была и есть!

И новый день всегда тобой начнётся,

И дней любви, что впереди, не счесть!

С тобою вместе встретим все рассветы!

А без тебя они мне ни к чему.

Пусть мы сейчас не вместе на планете,

Но сердце бьётся в ритм твоему.

У меня увлажнились глаза. А потом слёзы сами побежали. Слушая его, я кусала губы. Боже, какая я дурочка. Ревновала его к Ольге. А он любит. Меня любит. Он не предаст. Разве можно предать, если сейчас он так, опять, какой уже раз признается мне в своих чувствах? Нет. Он искренен. Он не обманет. И я его никогда не предам. Лучше умру.

Да, ты со мной в дожде и майских грозах,

И память дни нашей любви хранит…

Не только слёзы, но и счастья слёзы

Душу мою с твоей душой роднит.

И всё, что было, есть и ещё будет,

Не именем твоим—тобой во мне

Останется, и сердце не остудит…

Иначе жить зачем мне на земле⁈

«Иначе жить зачем мне на земле…» — Этом отдались во мне последние слова. Он молчал, а его слова до сих пор звучали во мне. Я отстранилась. Уперлась руками в диван по обе стороны его головы. Смотрела ему в глаза. И он смотрел. Открыто, ясно и с огромной нежностью ко мне. Его руки замерли на моей спине.

— Глебушка. Я чуть было три раза тебя не потеряла. Первый раз по своей вине, за что корю себя до сих пор. Второй и третий раз по вине злых людей. Если с тобой что случиться, я этого не переживу. Не покидай меня.

Он тыльной стороной ладони стал вытирать мои слёзы, бежавшие по щекам.

— Я не собираюсь тебя покидать. У нас ещё долгая жизнь впереди, Аврора. Нам детей ещё родить нужно. Вырастить их. Отпустить в большую жизнь. Ты моя жена. Ты мой тыл, моя опора.

Я наклонилась и припала к его губам. Это был поцелуй любви, нежности и невероятного счастья. А потом опять страсть. Мне казалась она была безгранична. И самое главное я избавилась от страха, что потеряю его. Что его кто-то заберёт у меня, заберёт другая женщина. Не заберёт. Я сама его никому не отдам. Надо, покажу зубы, как моя свекровь. Надо, буду безжалостной и жестокой. Он мой волк, а я его волчица. Я его опора.