Больше он ничего не сказал – не любил открыто выражать свои чувства. Однако между ними появилась связь, которой не было прежде. И оба знали об этом.

Затем настали тревожные времена. Голландия была слишком маленькой страной, а ее враги были слишком сильны. Никакая храбрость, никакая воинская доблесть не могли защитить ее от армий, численностью превосходящих все население этой страны. Испытания закалили волю Вильгельма, укрепили силу характера, дарованного природой. Ему стало казаться, что его выбрали править – но не одной только Голландией; что ему на роду написано, судьбой предопределено быть могущественным, великим монархом. Он никогда не забывал, какое видение посетило госпожу Тейнер, принимавшую роды у его матери. В Европе не утихали кровопролитные конфликты между католиками и протестантами, и он, верный последователь Кальвина, идеально подходил для роли предводителя протестантского движения. Он видел себя главой всех протестантов Европы; он горел желанием разбить оплоты католицизма и утвердить на европейской земле знамя истинной веры.

Госпожа Тейнер предсказала ему три короны. Но какие? Может быть – английскую, шотландскую и ирландскую? Англию он всегда держал в поле зрения, поскольку ни король, ни его брат не имели наследников. Если бы у герцога Йоркского и в будущем не было сыновей, на трон вслед за отцом взошла бы Мария; а если бы Вильгельм женился на Марии, то и сам стал бы королем, поскольку по материнской линии относился к династии Стюартов.

Когда ему предложили руку Марии, он сказал, что превратности судьбы не позволяют ему думать о браке, – но с тех пор времена переменились. Теперь, не заручившись поддержкой, Голландия запросто могла стать французским протекторатом, тогда как в союзе с Англией обезопасила бы себя от посягательств любого противника. Не поспешил ли он, столь бесцеремонно отреагировав на предложение о супружестве с Марией? Нет, он так не думал. Его ответ наверняка разозлил Якова, но ведь не Яков решал дела в английском королевстве. Вильгельму даже было бы на руку, если бы кое у кого сложилось впечатление, будто он не особенно торопится вступить в брак со старшей дочерью герцога Йоркского.

Размышляя над возможностью альянса с Карлом, он не переставал вести боевые действия против Франции. Война шла с переменным успехом: ни одной стороне не удавалось одержать окончательную победу. Луи уже давно устал от этого бесплодного противостояния, а Карлу никак не удавалось договориться о полном мире.

Наконец в Гаагу прибыли послы из Парижа. Вильгельм ждал их – знал настроение французского монарха и в душе был готов рассмотреть условия перемирия, которые тот мог предложить ему.

Услышав, что вместо перемирия Луи предлагает ему заключить брак, Вильгельм опешил.

На всякий случай он даже спросил, какую леди имеет в виду французский король.

Свою любимую дочь, последовал ответ.

Имени послы не назвали, но оно и не требовалось. Речь шла о красавице, известной всей Франции, – многие даже говорили, что ей достались лучшие достоинства ее матери, не менее известной красавицы Луизы де ля Вальер. Девушка и в самом деле была очень хороша собой.

Вильгельм побледнел.

– Возвращайтесь к своему королю, – холодно сказал он, – и передайте ему, что принцы Оранские не женятся на ублюдках.

Пересказанный дословно, этот ответ привел в бешенство французского монарха. Луи Четырнадцатый любил свою незаконнорожденную дочь; выслушав послов, он поклялся, что никогда не забудет нанесенного ей оскорбления.

Этот случай окончательно склонил Вильгельма к решению заключить брак с английской принцессой. Уязвленный предложением Луи, он не желал терять время и в тот же день вызвал к себе Бентинка.

– У меня есть для вас поручение, которое я не могу доверить никому другому, – сказал он. – Прошу вас, как можно скорее отправляйтесь в Лондон. Там вы встретитесь с лордом-казначеем господином Денби, и он поможет вам начать переговоры о моей свадьбе. Я хочу жениться на старшей дочери герцога Йоркского.

Они еще раз обсудили все преимущества и недостатки этого брака.

– С учетом того обстоятельства, что у герцога и герцогини Йоркских нет сыновей, эта партия сулит заманчивые перспективы Вашему Высочеству, – сказал Бентинк.

– Да, это шанс, который нельзя упустить, – согласился Вильгельм.

Бентинк заметил, что женитьба на дочери герцога Йоркского будет выгодна в любом случае – даже если допустить, что Марии не удастся взойти на английский трон.

Вильгельм и тут не мог не согласиться с ним.

– Голландия изнемогает в борьбе с превосходящим противником, – сказал он. – Долго мы не продержимся, а наши испанские союзники того и гляди отвернутся от нас – увы, положиться на них нельзя. Поэтому без Англии мы не обойдемся, Бентинк. Корона… это вопрос будущего. – Его глаза вспыхнули. – Тут мы загадывать ничего не будем, со временем все и так встанет на свои места. А вот сейчас – сейчас мы заручимся поддержкой Англии… и Голландия будет спасена.

Хорошо зная своего друга, Бентинк понял: тот не сомневается, что когда-нибудь английская корона будет принадлежать ему. Вильгельм верил в предопределение судьбы и собирался править не только Голландией, но еще и Англией, и Шотландией, и Ирландией.

Столько времени проведя вместе с ним, Бентинк не мог не понимать его невысказанных мыслей. В Англию он уехал с надеждой на успех.

Прошло немного времени, и Вильгельм Оранский получил приглашение нанести визит в Лондон, своему дяде королю Карлу Второму.

Король с усмешкой посмотрел на лорда Денби, сидевшего по другую сторону стола. Не повезло бедняге, подумалось ему. Угодил в переделку, теперь раскаивается.

– В сложившихся обстоятельствах, Ваше Величество, – сказал Денби, – брак с голландским принцем для нас весьма желателен.

Карл кивнул.

– Народ не в восторге от войны с Голландией, а брак, как известно, – лучшая гарантия мира.

На какое-то время их глаза встретились. Слишком много они знали государственных секретов, о которых предпочитали не говорить вслух. В частности, именно Денби помогал вести секретные переговоры с Францией, которые кое-кому могли бы показаться позорными и уж во всяком случае повергли бы в изумление подданных короля, если бы вдруг стали им известны. Тем не менее вид у короля был самый беззаботный; он не сомневался в своей способности выпутаться из этой сложной ситуации, создавшейся из-за упорного нежелания парламента снабжать его нужным количеством денег.

Денби – напротив, старался казаться спокойным, но не мог скрыть тревоги. В случае неудачи его крах был бы неминуем. Уже сейчас на улицах Лондона распевали куплеты, высмеивавшие незадачливого лорда-казначея. В Англии его ненавидели. Будь он хоть в сто раз менее грешен, чем его хозяин, главные обвинения все равно предъявили бы ему, а не Карлу. Тот мог всего лишь улыбнуться своей знаменитой улыбкой – добродушной, но в то же время циничной, – и подданные простили бы ему предательство, как прощали распутства. Не то что лорду Денби, тут дело приняло бы иной оборот. Своей малоромантичной внешностью он едва ли очаровал бы их – худой, бледный, не отличающийся хорошим здоровьем. А ведь народ сейчас был взвинчен, война никому не нравилась. Небось иначе король не вступил бы в переговоры о браке с протестантским принцем.

– Хорошо, – сказал Карл, – высылайте гонцов к принцу Оранскому. Пусть все знают, что мы желаем положить конец бессмысленной войне с Голландией.

– Ваше Величество, – нерешительным тоном произнес Денби, – герцог Йоркский не даст согласия на этот брак.

– Так растолкуйте ему важность этого дела. Мне ли вас учить, Денби?

– Ваше Величество, герцог Йоркский иногда не желает вникать в важность государственных дел. Боюсь, он вспомнит, что однажды вы пообещали ему не разлучать его с дочерьми, не заручившись предварительным согласием их отца.