— И правда, — сказал один из солдат, рассмотрев Мунпа с помощью карманного фонарика. — Ты очень похож на менг-це. И все-таки давай посмотрим.
Не дожидаясь, когда странник добровольно отдаст им мешок, солдаты сорвали ношу со спины Мунпа и начали ее развязывать.
— В самом деле, — сказал один из солдат, — это продукты и, право слово, пара отличных сапог.
Он подал знак сослуживцам и, уверенный в их одобрении, продолжал, обращаясь к Мунпа.
— Что ж, — заявил он, — ты не контрабандист, а просто сбился с пути, городские ворота с другой стороны. Мы тебя туда проводим. В это время ворота закрыты, но рядом есть постоялый двор, ты сможешь там остановиться. Мы тебя не обижаем, не ведем в тюрьму. Надо нас отблагодарить и сделать нам небольшой подарок. Слушай! Отдай нам эти сапоги.
— Берите, — ответил Мунпа.
Он сомневался, что это были настоящие солдаты. Может быть, его снова окружали призраки, как в случае с нагом, озером и бирюзой. Они того и гляди могли раствориться в темноте, а он снова оказаться в одиночестве посреди песков…
Тем не менее тибетец завязал свой мешок, поправил одежду и последовал за солдатами. Они принялись барабанить в ворота постоялого двора и кричать хозяину:
— Открой! Открой!
Когда он открыл, солдаты сказали:
— Посели этого паломника из Цинхая, который идет поклониться Тысяче будд и сбился с пути.
Затем они ушли со смехом, радуясь нежданной добыче. Теперь можно было продать прекрасные новые сапоги и поделить деньги между собой. Ночь оказалась прибыльной. Она стала удачной и для находчивого мошенника, придумавшего ловушку, в которую угодил простодушный дрокпа. В то время как солдаты вымогали у бедного Мунпа сапоги, китаец спокойно переправил через степу свой мешок, избежав таким образом уплаты пошлины.
Высоко в небе сияли звезды, они весело перемигивались. Еще одна комедия разыгралась в мире смертных. Звезды повидали уже немало подобных сцен.
«Демоны» не навлекли больше на Мунпа никаких злоключений. Через день после его прибытия хозяин постоялого двора отправил своего постояльца в дорогу вместе с другими путниками, направлявшимися в окрестности Дуньхуана; тибетец прошел с ними часть маршрута, а затем они указали ему короткий путь, который ему предстояло проделать одному; таким образом Мунпа благополучно добрался до пещер Тысячи будд.
В ту пору, когда там оказался наш герой, место, где находится Тысяча будд, пустовало на протяжении нескольких веков. Когда-то ревностные последователи буддизма выдолбили в скале множество ходов, отверстия которых виднелись на отвесной поверхности горы, придавая ей сходство с гигантским медовым пирогом.
В то время как буддизм в различных формах процветал в Индии и Центральной Азии, его приверженцы по непонятной причине пристрастились к строительству подобных пещерных храмов, которые они, в зависимости от характера местности, выдалбливали в скалах либо оборудовали под землей. Странная идея, отнюдь не вызванная, подобно римским катакомбам, необходимостью прятаться, чтобы совершать запретные ритуалы, таким образом избегая карательных мер, предусмотренных гражданскими властями для участников подобных обрядов. Речь также не шла о том, чтобы скрываться от глаз непосвященных в таинственные мистерии: буддизм — ясное учение, лишенное туманной подоплеки и тайного смысла. Оно было доступно всем без исключения и излагалось Учителем[80] без каких-либо недомолвок; различия в уровне интеллектуального развития его слушателей послужили единственной причиной разногласий, возникших впоследствии относительно распространявшихся новых теорий. На протяжении нескольких веков после смерти Будды эти разногласия обострились. Множилось количество толкований и комментариев, доктрины различного толка были включены в буддистский канон, в результате чего буддизм превратился в малопонятное собрание тайных учений и зловещих обрядов, преобладавших сначала в Непале, а затем попавших оттуда в Тибет.
Хотя люди, строившие подземные храмы Дуньхуана, и художники, расписывавшие фресками стены пещер, руководствовались мотивами, уже весьма далекими от духа первоначального буддизма, их произведения нередко наделены глубоким смыслом, даром что облечены в форму мрачных суеверий, характерных для поздних последователей великого философа из племени шакья.
Дуньхуан пронизан светом, удивительным светом Центральной Азии. Он попадает в храмы через сотни ячеек и продолжающих их коридоров, которыми испещрена желтая поверхность скалы. Несмотря на то, что солнечные лучи, исчерпав свою силу, не могут проникнуть в дальние уголки подземных галерей, последние озарены сверхъестественным светом, исходящим от множества будд с загадочной и в то же время бесконечно сострадательной улыбкой.
Вид этой многолюдной толпы, населявшей мир фресок, ошеломил Мунпа. Тибетец инстинктивно остерегался обитавших на стенах фигур, напомнивших ему о колдовских чарах, жертвой которых он стал в монастыре Абсолютного Покоя. Однако в Дуньхуане фрески не являли собой зрелища мирской суеты. Будды, их ученики и божества представали на них неизменно спокойными, далекими от круговорота ничтожных дел, в который вовлечены люди, порожденные желанием и сутью которых является желание. Все в Дуньхуане дышало покоем.
Тем не менее Мунпа, чье душевное равновесие столь сильно пошатнулось в результате трагедии, с которой он столкнулся в скиту Гьялва Одзэра, а также после множества повторявшихся вокруг него происшествий оккультного характера, никак не удавалось приобщиться к блаженству, исходившему от этих почти одинаковых фресок, воспроизводивших на тысячах картин одну и ту же улыбку возвышенной мудрости. Даже сам этот покой и это блаженство внушали дрокпа тревогу, и его ум снова принялся вырабатывать бредовые идеи.
Мунпа, сопоставляя безмятежность обитателей фресок Дуньхуана с нападками, которым он якобы подвергался со стороны демонов, вспомнил, что, согласно тибетским верованиям, дух покойного совершает в потустороннем мире путешествие, в ходе которого ему встречаются то грозные демонические существа, то бодхисаттвы, родственные божественным буддам. Во время этого странствия дух проходит через пустынные места, видит разрушенные дома, попадает в песчаные бури, лицезрит реки с прозрачной водой, превращающиеся при его приближении в пересохшие борозды на каменистой земле. Все это Мунпа уже видел… Следовательно… не умер ли он?.. Однако он не мог припомнить ни одной подробности, связанной со своей смертью. Между тем у дрокпа сохранились весьма четкие воспоминания о кочевье, где он жил в Цо Ньонпо, о родителях и трапа своего маленького монастыря, об учениках Гьялва Одзэра и в особенности о самом гомчене. Но обстоятельства собственной смерти были от него скрыты. Мунпа не видел себя лежащим в окружении знакомых, не слышал заунывного пения лам и чтения пхова[81] у своего смертного одра. Наконец, он не мог представить своих похорон, а ведь в Тибете всякий знает, что дух покойного следует за траурной процессией, сопровождающей его останки на место кремации или в горы, где тело расчленяют и оставляют па съедение грифам. Нет, Мунпа не помнил ничего подобного. Мертвые — он также об этом знал — хранят эти воспоминания совсем недолго. Затем наступает забвение… Неужели он умер так давно?..
Между тем существовал способ, позволявший безошибочно убедиться в том, как обстоит дело; достаточно лишь взглянуть на покойного: его тонкое тело не отбрасывает тени, а ступни не обращены вперед, по ходу движения, а смотрят назад.
Это легко было проверить. И вот наш герой решил пройти это испытание под лучезарным солнцем, на берегу речушки, протекающей перед пещерами Тысячи будд. Сперва он долго ходил, высматривая на песке, впереди или позади себя, собственную тень. В это время солнце находилось в зените — Мунпа выбрал для своего опыта неблагоприятный момент. Однако он продолжал упорствовать, и его настойчивость была вознаграждена. Молодой человек увидел на песке свою тень; она была поначалу очень короткой, но постепенно удлинялась и сопровождала повсюду своего прохаживающегося хозяина. То был обнадеживающий знак, теперь оставалось лишь проверить, в какую сторону обращены ступни. Это можно было сделать с помощью отпечатков ног на влажном речном песке. Мунпа снял сапоги, сделал шаг, другой третий, еще несколько шагов, сильно налегая на подошвы и прижимая пальцы ног к земле. Затем он остановился и осмотрел следы; они смотрели вперед, по ходу движения. Мунпа возобновлял эту попытку раз десять, в то же время продолжая наблюдать за своей тенью: следовала ли она за ним по-прежпему?..