— Добро пожаловать, надеюсь вы оправдаете оказанное вам доверие, надежные люди нам сейчас нужны, — блондинка вздохнула, с завистью и тоской посмотрев на отца Тани, — Рэм сейчас у северной стены, возиться с какими-то баллоном и шлангом. Если поторопитесь, то успеете его там найти.

— Благодарю, — спокойно ответила Таня, — заметив, что у блондинки так же двумя чёрточками римской цифры два, выбрита бровь над правым глазом.

Оказавшись снаружи, Пал Петрович первым делом надежно прикрыл дверь, после чего строго посмотрел на дочь:

— Почему ты меня ослушалась?

— Ну па-а… Давай сейчас не будем выяснять отношения, только не на людях, хорошо?

Отец тяжело вздохнул:

— Получишь ты у меня, Танюха, ох, получишь! — он погрозил своим пальцем, больше похожим на сардельку. — Ладно, пойдем, нам пора отыскать нашего старого друга, — мужчина повернулся к сопровождающему их парню, — Дальше мы наверное разберёмся сами, спасибо, что устроили нам эту экскурсию.

— Не за что, — ответил Вадим, ударив кулаком в грудь.

***.

— Не ебанет⁈ — спросил я, подняв голову.

Немой электрик отрицательно покачал головой, но на всякий случай сделал несколько шагов назад.

— Конечно, другого «ответа» я от тебя всё равно и не услышу, — усмехнувшись, ответил я и увидел, как мужчина, улыбаясь, жестами показал куда мне надо «идти».

Работать с немым было для меня комфортно. Мужик он оказался довольно смышлёный и рукастый, а его дефект речевого аппарата заставлял его больше времени тратить на раздумья и личные умозаключения, прежде чем спросить у меня совета или обсудить его задумку, что в свою очередь сильно прокачивало его как мастера. А постоянные шутки про его разговорчивость или мои занятия бегом стали обоюдным стёбом, в котором никто не чувствовал себя ущемлённым.

После того, как он смог практически в одиночку собрать второй костюм, я был уверен, что с такой вещью, как огнемёт, Немой справится на отлично. Однако он сразу же «сказал» мне, что лучше прыгнет за ворота прямо к зараженным в чем мать родила, нежели решиться собирать нечто подобное.

По правде говоря, я и сам старался не возвращаться к идее создания устройства поливающего огнём. В прошлых экспериментах на стримах, когда я собирал огнемёт из огнетушителя, мои волосы на бровях и голове еще месяц отрастали до приемлемой длины. Однако выбора сейчас у нас особого нет, подобное устройство доказало свою эффективность и будет глупым не озаботиться несколькими единицами подобного оружия, прежде чем мы приступим к финальной стадии плана по нашему переезду.

— Ладно, если ссышь, отойди ещё немного! — мне самому захотелось сделать несколько шагов назад, но опустив маску я решительно нажал на пьезу.

Мелкий огонёк вспыхнул возле сопла, после чего я плавно потяну за рычажок. Горючая смесь с шипением вырвалась под давлением и в бетонную стену ударила струя жидкого пламени. Оранжевые языки огня с жадностью облизали преграду, быстро распространяясь по её поверхности. Я почувствовал жар и зажмурившись отпустил подачу топлива.

Рычание огня тут же затихло, в небо поднялось небольшое облако чёрного, едкого дыма. Серый бетон, покрытый копотью продолжил стоять на месте, неся на себе следы моего, наконец-то удачного, творения, связанного с простейшей химией.

— Ну вы тут и зажигаете! — раздался позади до боли знакомый голос.

Быстро поставив огнемёт, я поднял маску, но не успел ничего сделать, так как на меня набросилось пятьдесят килограмм счастья. Я обхватил двумя руками подругу детства, сильно прижав её к себе, совершенно не боясь, что экзоскелет не выдержит её вес, ведь он, как и я сам, уже совершенно точно прошёл проверку на прочность. Держа девушку в руках и вдыхая запах её волос, я наконец-то забыл о мучившим меня столько времени вопросе — «как бы всё сложилось, если бы я согласился поехать с ними…»

— Привет, народ на связи Рэм! — я грустно махнул рукой у виска в приветственном жесте. — Сегодня тридцатое ноября по старому календарю или же тридцать первый день новой эры. И сегодня, возможно, мой последний влог из моей святой обители, из моей уютной берлоги, из моего бастиона одиночества, короче из моей мастерской.

Я всегда знал, что когда-нибудь этот день настанет. Я знал, что однажды, когда во всех смыслах встану на ноги, я покину эти стены, чтобы показать себя миру, да и самому полюбоваться этим миром как следует. И я думал, что буду с теплотой вспоминать все те годы, что я провёл здесь, в полумраке гаража, сражаясь с законами механики и навязчивыми идеями создать новые технологии невзирая на целенаправленное торможение прогресса крупными корпорациями.

Однако в моих мечтах подобный день должен был выглядеть совершенно иначе. Я точно не должен был сбегать из гаражного кооператива по причине того, что к нашему городу движется многотысячная, если не миллионная орда больных Зелёным бешенством людей.

Нахожу символичным то, что мы совершаем переезд в последний день осени. Последний календарный день для птиц, засидевшихся на своих местах, которым давно пора сваливать в более благоприятный край, — я с грустью улыбнулся, повернувшись назад.

Голые стены мастерской резали моё сердце без ножа. Всё, кроме линолеума и рабочего стола ушло на погрузку. Здесь остались лишь оборванные провода, да тускнеющие светодиодные полосы под потолком.

Там где раньше стоял верстак, сейчас были лишь едва видимые въевшиеся масляные пятна, да прожжённые местами следы от раскаленных искр. Я вдохнул полной грудью ещё витавший в этих стенах пьянящий меня запах металла, проводов и кофе. Мне хотелось верить, что даже спустя годы, он всё еще останется здесь, невидимым, но осязаемым призраком оставшимся от человека, что решил взять судьбу в руки, когда у него не осталось ног.

Мне захотелось вдруг рассказать настоящую исповедь о том, как на самом деле мне горестно покидать место, где я в буквальном смысле научился ходить заново, каких трудов мне стоила организация мастерской, сколько спонсоров помогали мне в этом, но я решил, что молчание будет лучшим решением. Ведь слова, увы не в силах передать всю драматичность момента и показать, насколько на самом деле мне сейчас паршиво. Эту минуту молчания я решил посвятить всем тем, кто хоть как-то мотивировал меня идти вперёд, опираясь лишь на разум и руки.

Может быть виной прощальному молчанию стала камера, в которую я привык транслировать лишь позитив, а может быть всё дело было в щемящей тоске по упущенным мечтам, которые теперь если и реализуются, то в совершенно искаженном виде. Но вполне возможно, мне попросту нечего было сказать на видео, которое скорее всего никто не увидит и этот момент тишины, в опустевшей мастерской, для меня стал настоящим мигом полного одиночества…

С трудом взяв себя в руки, я повернулся к объективу:

— Много чего можно еще сказать, друзья. Но иногда время слов заканчивается и приходится переходить к делам. Вот почему я не хочу во всех деталях распинаться тут перед камерой, рассказывая о том, как мы занимались планированием переезда, сколько разведчиков мы отправили, какие данные получили, кого или что мы повстречали. Ещё дольше могу говорить о подготовке — какие конструкции нам пришлось изобретать, как мы перетаскивали всё, что даже прикручено к полу, как мы устанавливали защиту на… — я тяжело выдохнул, — обо всём этом лучше посмотреть в «чате Цитадели», ох, сколько же срача там было, когда граждане занимались погрузкой, выполняя квесты! Мне кажется об этом можно фильм снять или книгу написать, но лучше один раз увидеть как это будет происходить в живую, чем сто раз услышать, о том как мой многоступенчатый план приходит в действие, так что я возьму вас с собой, тех, кто может быть всё же увидит это видео, — я взял камеру со штатива с гравировкой от преданного поклонника моего канала и на вытянутой руке выставил её перед собой, — напоследок хочу сказать, ребята, что у меня есть какая-то тактика и я её буду придерживаться, но это не точно…