Обобщенные «метафизические» значения, стоящие за конкретными употреблениями грамматических форм, исследуются в работах группы «функциональной грамматики», возглавляемой А. В. Бондарко. См. серию коллективных монографий этой группы Теория функциональной грамматики, под ред. А. В. Бондарко: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис, Л., 1987; Темпоральность. Модальность, Л., 1990; Персональность. За/юговость, Л., 1991; Субьектность. Обьектностъ. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность/неопределенность, Л., 1992.

145

Взаимодействие различных грамматических категорий (таких, как время, наклонение, отрицание) с категорией вида, дающее в каждом новом сочетании иной результирующий смысл, было убедительно показано в кн.: О. П. Рассудова, Употребление видов глагола в русском языке, М.: изд. МГУ, 1968.

146

Разносторонний анализ гетерогенных и противоречивых факторов, действующих в рамках текста и отдельного высказывания, представлен в работе: Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста, под ред. Н. Д. Арутюновой, М., 1990.

147

Представление слов и выражений в виде образов (imaginatio) играло огромную роль в античной и средневековой концепции памяти и мнемотехники. См. Mary J. Carrutheis, The Book of Memory: A Study of Memory in Medieval Culture, Cambridge: Cambridge University Press, 1994, стр. 16–17. Эта традиция, однако, была оттеснена на далекий задний план в новое время, вплоть до XX века, когда к ней вновь начинает апеллировать сначала философия, а затем и филология и психология. На античную концепцию мнемонического образа опирался Гуссерль в своем исследовании образного мышления (Phantasie, Bildbewusstsein, Erinnerung. Zur Phdnomenologie der anschaulichen Vergegenv/artigungen. — Edmund Husseri, Gesammelte Werke, Bd. 23, The Hague — Boston — London: Martinus Nijhoff, 1980, стр. 16).

В собственно психолингвистическом плане по вопросу об образных реакциях говорящих на языковые выражения существует небольшая по объему, но очень интересная исследовательская литература. Пионером в этой области является канадский психолог А. Пайвио, в работах которого, начиная с конца 1960-х гг., систематически исследуются образные реакции на различные типы слов. Постоянство, с которым языковой материал связывается с образными представлениями, привело А. Пайвио к теории «двойного кодирования» языковых смыслов — вербального и невербального (образного). См. его итоговую книгу: Allan Paivio, Images in Mind: The Evolution of a Theory, New York & London: Harvester Wheatshesf, 1991, а также работу, в которой дается философское и психологическое обоснование результатов экспериментальных исследований образа: John T. E. Richardson, Mental Imagery and Human Memory, New York: St. Martins, 1980. См. также работу: В. Ф. Петренко, А. А. Нистратов, «Коэффициенты образности, конкретности и ассоциативной значимости для 84 русских существительных», — Общение. Текст. Высказывание, M., 1981, стр. 5–16, — авторы которой проводят аналогичное исследование для носителей русского языка в параметрах, разработанных Пайвио и его соавторами; эта работа особенно интересна тем, что авторы приводят, наряду с анкетными результатами, высказывания испытуемых, в которых они стремятся передать свои образные ощущения. Интересен также сборник: Text und Bild, Bild und Text, hrsg. Wolfgang Harms, Stuttgart: Metzlersche Verlagsbuchhandlung, 1988, в котором проблемы соотношения слова и образа рассматриваются в философской, эстетической и историко-культурной перспективе.

148

Принципиальным недостатком психологических и психолингвистических исследовании языкового образа, на которые я сослался выше, следует признать то, что все они ориентированы на распознавание образов единичных слов, предъявляемых испытуемым в качестве изолированных словарных единиц. Отсюда возникает ожидание, что только у слов, значение которых обладает физической наглядностью, может быть ясный образный отклик; это ожидание, однако, решительно опровергается результатами опросов. См. в особенности Петренко, Нистратов, стр. 7–8, а также работу: Allan Paivio, John С. Yuille, Stephen A. Madigan, «Concretedness, Imagery and Meaningfiilness Values for 925 Nouns». — Journalfor Experimental Psychology. Monograph Supplement, vol. 76, No. 1, Pt. 2 (January 1968), авторы которой столкнулись с тем, что в ответах испытуемых далеко не всегда обнаруживается корреляция между предметной «конкретностью» значения слова и легкостью его «образной представимости». В своей книге Пайвио признает, что это расхождение между теоретическим ожиданием и эмпирическим результатом выдвигает проблему, которой он пока не находит удовлетворительного объяснения (Images in Mind…, стр. ISO-152). Между тем эта проблема исчезает, если рассматривать слово растворенным в языковых выражениях и тех более широких ситуациях, которым эти выражения соответствуют в опыте говоряших.

149

Петренко, Нистратов отмечают, что испытуемые часто представляли себе различные аффекты и психические состояния в виде «образа-маски выражения лица», «какого-то мимического выражения» и т. п. (ор. cit., стр. 7–8).

150

Гуссерль формулирует различие между «ясным» и «смутным» образным представлением (klarer und dunkler Erscheinung): последнее «можно себе представить, но это будет пустое представление, оно на что-то мне намекает, но у меня не остается от него никакой отчетливой картины; и однако, этот намек мною осознан…. я могу даже сказать, в каком аспекте он осознан, несмотря на свою пустоту, в какой форме и т. д. — все это, конечно, не с такой отчетливостью и определенностью, как в случае ясного представления» (Husserl, op. cit., стр. 302).

Аналогичный смысл имеет различение «картинного» и «визуального» (pictorial vs. visual) представления в современной психологии (Richardson, op.cit.). М. Карруэерс указывает, что это различение восходит к традиции античных риторик (The Book of Memory…, стр.18).

151

Сошлюсь опять на одного из испытуемых в опросе Петренко, Нистратова, заметившего, что «некоторые „абстрактные“ динамические термины (скорость, движение) вызывали четко ощущаемый эффект, который мало походил на обычное понимание образа, но выражался достаточно ярко», (ор. cit., стр. 8).

152

См. остроумный анализ этого жестового «монстра», вскрывающий, что в основе его в конечном счете также лежит иконическая передача идеи согласия/несогласия, хотя сам способ передачи оказывается в этом случае необычным, по сравнению с большинством других языков: Р. О. Якобсон, «„Да“ и „нет“ в мимике». — Roman Jakobson, Selected Writings, 2, Word and Language, The Hague & Paris: Mouton, 1971, стр. 360–367.

153

Поэзия знает примеры воплощения букв в многомерный образ, наделенный цветом, динамикой, эмоциональной окрашенностью, способный вызывать различные предметные и тематические ассоциации. Таков сонет Артюра Рембо «Voyelles» или стихотворение Хлебникова «Царапина по небу — Прорыв в языки — Соединение звездного языка и обыденного» («Где рой зеленых ха для двух»). Однако образная перцепция графической стороны языка не чужда — хотя, конечно, в несравненно более скромных масштабах — и повседневному языковому сознанию. В моем индивидуальном восприятии буквенное воплощение слов всегда имеет вид печатного (не рукописного) текста, с отчетливым, но не ярко индивидуализированным, шрифтом — что-то вроде газетной или дешевой книжной печати; буквам свойственна легкая окрашенность — я «вижу» переходы от более темных к более светлым, от сероватых к желтовато-коричневым тонам.