«Мы писали кровью своего сердца» — сказал Берне. То было время безотчетнаго признан1я художественных, подлино пламенных гор-Ьн1Й. Вряд ли им1Ьют право сказать так упомянутые мною писатели — слишком узок круг их внутрен-няго движенья и легкопламенны взлеты их творческой фанта31И, ослабляемый сухим, нарочитым схематизмом, во имя искан1я своего, обособлен-наго, но увы! — блЪднокровнаго творческаго — я.

Берлин, 1923 г.

Ив. К—и.

№ 1.

1923

«Балт1йск1й Альманах»

67

ЖАК НУ АР. „КАРТО Н Н Ы И П АЯ Ц".

о книгЬ Жака Нуара трудно говорить, как о ц1Ьльном литературном произведен1и. «Картонный Паяц» — сборник пестрый, соеднняющ1й в себ^Ь различные мотивы, разнообразныя темы и стили. Жак Нуар прежде всего не показал, что он, собственно, такое: лирик, сатирик или жанрист? Все перепутано, перемешано, один стиль исключает другой. Лирическ1е мотивы, проскальзы-вающ1е во многих стихах Нуара, не вяжутся с чисто-сатириконским задором и газетно-фельетон-ной развязностью других стихотворен1й. Все это перебивается третьей манерой — штрихами быта, зарисовкой повседневных жизненных явлен1й (стих. «Брак», «Муж», «Жена», «Содержанка», «Разсказ»). Темы Жака Нуара далеко не оригинальны, сборник его не открывает никаких новых литературных горизонтов. Слишком сильно вл1я-Н1е «Сатирикона» и газет. Видно, что автор «Картоннаго Паяца» еще ощупью бредет по своей писательской дорог1Ь, сам себ-Ь не уяснил еще своего пути.

Что касается стихов Жака Нуара, как таковых, т. е. формы, то о ней говорить пока еще не приходится. Форма отсутствует, мастерства н-Ьт никакого. Стихи слишком длинны, расплывчаты, не имЪют ни силы, ни стройности, ни отчеканенности. Губят книжку неправильности ударен1й, досадныя, дЪйствующ1я читателю на нервы. Необходимо отд-Ьлаться от таких ошибок, как

«озбрник», вместо «озорник», «откупбрить» вместо, «откупорить», «замбргала» вместо «заморгала», «благов'Ьсть» вместо, «благов'Ьсть», «полынья» ВМ1&СТ0, «полынья». Нельзя также рие-мовать «сёл» и «перепел», потому что по-русски говорится перепел». Нельзя писать «хитро»,

«сЬяла», «звала», «взвйлас1|>, — во вс^Ьх этих словах ударен1е падает на второй слог. Так1я неправильности в книжке, безчисленны.

Встр-Ьчаются также неправильные обороты рЪ-чи. Напр. в стихотв. «Подсн-Ьжник» говорится: «Св'Ьтлоокой д'Ёвушл-Ё подснежник, голубой, как

вешн1Й небосвод, шумный март, ликующ1й мятежник, ей принес в потоке мутных вод». «Девушке» и «ей» — это повторение дательнаго падежа звучит совершенно не по-русски. Такая-же ошибка есть и в стих. «Алочка».

В стих. <^Уставш1е» есть строчка: «И теряли контуры предметы». Кто кого терял? В стиу. «Воспоминан1я» нехороша строка «Гоните прочь воспоминанья — тоска бездонная их дочь». Возникает вопрос: кто, собственно, бездонна — тоска или дочь?

В н-Ькоторых стихотворениях непр1ятна слащавость и затрепанность образов, и эпитетов, как напр.: «Мечта влюбленнаго поэта». «Весенн1й розовый разсвЪт» (стих. «Подснежник»), «Любить я умею безбрежно», «К далекой мечте», «В глубокой тоске» («Картонный Паяц»), «В майском розовом цветеньи весенне-солнечный роман» («В метель») — так писать в наше время давно уже нельзя.

Стихи Жака Нуара засорены банальными, мил-л1оны раз сказанными словами, как «Вечер полон истомы и лени», «Цветом крови пронзенных сердец» (стих. «Розовый Куст»), «Отравить душу слад КИМ ядом» (стих. «Воспоминан1я»), «Свирельный голос», «Любимыя черты» («В отсутств1и»), «В затуманенных страстью глазах», («Кто знает»), «Страсть пьянила, как вино» («Праздник»), «Бо-жественно-ярк1Й экстаз» («Кошка») — все эти пошлости надо похоронить навеки.

Еще худш1е враги Ж. Нуара, сильнейшим образом мешающ1е ему стать лириком (чего он, судя по некоторым стихотворен1ям, очень добивается) — это иностранныя слова и вызванные ими про-заизмы. Напр.: «И был момент», «массивы», «наркоз», «Вы наивно уснули», «виденье парадиза», «Маятник ритмично-примитивный (?)» и т. д. Прозаизмы (уб1Йственное вл1ян1е газет) таковы: «Промелькнула жизнь, как на экране, не оставив яркаго сл*да», «Чтоб в порыве страсти пред'яв-лять права (?!), «И теряют значенье слова», <(.Чув-ствует инстинктом слабаго младенца», «В шальные дни оплеванных идей», «Чувства хрустальнаго (?)

«Балт1йск1й Альманах»

№ 1.

1923

лишены обнищавш1я души», — все это не гЪ, при-дающ1е стиху острую выразительность и нервность, прозаизмы, которыми так великолепно владеет Ахматова, а самая сЬрая, скучная, безнадежная проза.

Есть у Ж. Нуара и несообразности: хорошее стихотворен1е «У забытых м'Ьст», выдержанное в духЪ русскаго пейзажа, начинается строкой: «Высоко плывут гондолы». В другом стихотворен1И русалки ударяют в тимпаны, что до сих пор обычно дЬлали вакханки, и «аллюром» ходит обыкновенно не луна, а лошадь в манежЪ...

Но несмотря на всЬ крупные недостатки книжки, хочется посов-Ьтовать Ж. Нуару работать дальше. Почему? Потому что все это внешнее, все это легко поправимо усиленным трудом; а то внутреннее, главное, без чего писатель — не писатель, у Нуара есть. Есть у него искренняя и простая грусть, есть задушевность и теплота, есть любовь к человеку и землЪ. Об этом достаточ-

но говорят стих. «Д'Ьвочка», «Сад», «Вознесен1е», «Сл'Ьпой», «Учительница», «Алочка». Хороши стихотворен1я «Весною», «У забытых мЪст», «иьсня». В иных стихотворен1ях радуют изр'Ьд-ка мелькающ1е удачные слова и образы, ярк1е эпитеты, напр.: «Шумный март, ликую1ц1й мятежник», «Дрожали звЪзды под водою, как голубые лепестки», «Зовет печаль — мой старый поводырь», «Рыжим замшевым комочком промелькнула мышь», «Перед сном чуть слышно молится полуночная земля», «Мутный день, как часовой, в сыром плащ-Ь и в с-Ьром кепи стоит на грязной мостовой» н др. — все это пластично, в этом есть вкус. Пр1ятны и новыя риемы: «Хлопали - топали», «приколота - золота», «Хераскова - ласково», «спаленках - валенках», «послух - веслах».

Словом, Жаку Нуару предстоит еще немалый труд, но труд не Сизифоз, а облегченный и окрыленный надеждой добиться художественных до-стижен1й.

Берлин, 1923 г.

Эскогор.

№ 1.

1923

«Б а л т 1 й с к 1 й Альманах»

69

лЕтлрпя русской литературы.

I

Что такое литература?

Перед критикой всегда вставал вопрос — дать точное опред-Ьлен1е литературы. И по большей части этот вопрос разр'Ьшался неудачно. Как он был далек от правильнаго разр-Ьшен1Я у нас Б прошлом вЪк* — видно хотя бы из слЪдующаго опредЪле'н1я БЪлинскаго:

«Литературой называется собранге такого рода художественно-словесных произведен1й, которые суть плод свободнаго вдохновен1Я и других (хотя и неусловленных) уснл1й людей, созданных для искусства, дышащих для одного его и уничтожающихся внтЬ его (?), вполн'Ь выражающих и воспроизводящих в своих изящных создан1Ях дух того народа, среди котораго они рождены и воспитаны, жизнью котораго они живут и духом котораго дышат, выражающих в своих творческих произве-ден1ях его внутреннюю жизнь до сокровенных глубин и б1ен1Й».

Не правда ли, в этом мутном потоке слов, гд-Ь мысль окончательно поб^Ьждена риторикой, очень трудно уловить хотя бы эмбр1он точнаго опредЪ-лен1я П0НЯТ1Я литературы?

Но и у новых критиков и историков литературы трудно найти такое опред-Ьлен^е, которое бы точно формулировало и в то же время целиком охватывало область литературы.

Литература есть комплекс художественных про-извеменш, опубликованных и оказавших влЫше на жизнь.

Разберем это опред-Ьлен1е.

Его первый момент — что в состав литературы входят только художественныя произведен1я — теперь уже ник-Ьм серьезно не оспаривается,

В отнощен1и второго момента — что литератур-ныя произведен!я непрем1,нно должны быть опубликованы — для нас вполне убедительным является мнЪн1е покойнаго С. А. Венгерова^), что неопубликованное словесное произведен1е так же мало соответствует своему назначен1ю, как картина, обращенная к стЬнЪ.

Трет1й пункт — вл1ян1е литературы на жизнь, как обязательный признак первой — до сих пор