Круг. Альманах артели писателей Книга 4 Александр Ширяевец Палач
(ПЕСЕННЫЙ СКАЗ) I. День ласкался весел и лазорев, Малым, старым будоражил кровь. В этот день он по цареву слову Пять удалых отрубил голов. Четверо то были супостаты, Кровянили все пути и Брынь; Пятый был веселый, кудреватый, Не хватался в страхе за вихры, Не скулил, как те, на комья глины Не упал, не плакал, не просил… Вышел к плахе, словно именинник, Поклонился нищенской Руси: — Вы простите, сирые и смерды! Не вините, — ради вас я сгиб! — Посытнее царь-отец обедай, Голову возьми — на пироги! Оттолкнул попишку в черной рясе, Усмехнулся палачу — ему: — Ну-ка, братец, половчее хрясни! И скатился в земляную тьму. День плескался лаской и лазорью, Девьи щеки рдели, что кумач. Веселились и луга, и взгорья, Но не весел был седой палач. Ночью месяц заиграл на скатах, Вспыхнули кресты у покрова, А ему все снился кудреватый, Чудились последние слова. II. Кажет солнышко Лицо вешнее, В зарянице Купола. — «Что ты, жонушка, — Не прежняя, — Отчего не весела? — У божницы — Хороводиться — Со свечами али прок..? — Брось угодников и угодниц то, — Государев вспень медок!» Молча жонка снеди ставила, Полнит чару до краев, Только вспыхнула черным заревом, От усмешливых тех слов. — «Ну и ладная! Ну и баская! — Слаще пасхи-кулича! — Да почтож глядишь с опаскою — На хрыча, на палача..?» Ой, как вздрогнула! ой, как грохнулась На дубовую скамью! Да вот крикнула, да вот охнула, Думу выдала свою… Ах, проклятое, ах, бездольице! Что-ж угодники молчат! Ведь как молится! Только молится Не за старого хрыча Палача! III. В кружале крик — Гуляет сброд. Гроза-старик Запоем пьет. — Чего жалеть! К чему добро! Спускай и медь, И серебро! Трень-трень-трень-трень-трень! Ха-ха-ха! Топ-топ! А палач, как пень, Не расхмурит лоб. Трень-трень-трень-трень-трень! Языком звони! — Эй, кафтан одень! — Ковшик хватани! Гугнявит дьяк: — Ах, мать-растак! Винюсь: люблю Жену твою! — Что?.. Ах, ты… — Бац! Дрожит изба. Дьяка за дверь, — Гугни теперь! Трень-трень-трень-трень-трень! Языком звони! — Эй, запрячь кистень! Ворот растегни! Кто там сказал Про кровь?.. — Вина! Да чьи ж глаза В слюде окна? С чего знобит, Мутит мозги?.. Чей смех: Руби! — Уйди… сгинь! сгинь! Трень-трень-трень-трень-трень! Бряк о стол, как пень. Трень-трень-трень! Ха-ха! Долго ль до греха! IV. Набрались вдостоль певни, Синим небо залило. Солнце кинуло молельни, В гусли загуслярило: — Эй, вставайте, лежебоки! Выходи не мешкая! А не то слетят сороки, Заклюют усмешкою! — За работу с песней красной, С думами сокольими, Чтобы молвить: не напрасно Жили-своеволили! V. Брел домой, сгибая плечи, Муж-запойник, в третий день. Не горят пред спасом свечи, Нету жонки, нет нигде. Сапожок сафьянный брошен, Кольца, серьги на полу. Только кошка с пухлой рожей Отсыпается в углу. — Нет! Ну ладно же! достану! Вздыблю! не уйти тебе! Венецийские стаканы Раззвенелись по избе. Аксамиты смяты в груду. — Да куда ж бежать с тоски? Перегляды, пересуды, Чешут бабы языки. На знакомый полушалок Харкнул, сапожищем ткнул, И опять-опять в кружало, К балалайкам и вину. — Эй, пляши леса и горы! Нету счета серебру! И опять царева свора Кличет к делу — к топору. |
