Потому ни о каком должном взаимодействии двух русских эскадр не могло статься даже речи. Из-за изрядной расторопности противника тут каждый вынужденно был обречён сражаться сам по себе. Во всяком случае, по большей части.

Но вот что в сложившихся обстоятельствах изрядно развязывало руки адмиралу Макарову, так это отсутствие необходимости выступать на сей раз главным «мальчиком для битья», как это постоянно случалось прежде, а также понимание того, что вражеских эскадренных миноносцев поблизости много быть никак не может. У столь небольших кораблей банально не хватило бы собственных запасов топлива, чтобы неотрывно следовать за его эскадрой на протяжении всех этих дней даже экономичным ходом. Ведь они преодолели свыше 1000 морских миль, что являлось пределом досягаемости для многих кораблей такого типа.

Потому, в первую очередь он отрядил всю пятёрку своих уцелевших крейсеров атаковать отряд японских бронепалубников. Тот самый, что всё это время наступал им на пятки в качестве передовых разведчиков эскадры Того.

Если не утопить, то надёжно отогнать эти корабли куда подальше от «главных действующих лиц», российские крейсера были более чем способны.

И точно такой же приказ он передал по радио на крейсерский отряд контр-адмирала Энквиста, продублировав тот семафором на держащуюся под боком «Светлану». Но только указав в качестве объекта атаки другой отряд японских бронепалубников. Что в итоге совершенно исключило из сражения линейных эскадр 3-й и 4-й боевые отряды японского флота, в которые входили их лучшие бронепалубные крейсера. Тогда как три крейсера из Отряда разведки отсылались Макаровым на прикрытие транспортных судов. Как и подавляющая часть пришедших со 2-ой эскадрой миноносных кораблей, не говоря уже о вспомогательных крейсерах.

Где-то здесь мог болтаться ещё, как минимум, один крейсерский отряд противника, который ни в коем разе нельзя было допускать до транспортов с их драгоценными грузами, столь необходимыми держащемуся из последних сил гарнизону Порт-Артура.

Больно уж крепко японцы взялись в последний месяц за проламывание выстроенной армейскими частями линии обороны на Цзиньчжоуском перешейке, для чего даже начали применять тяжёлые осадные мортиры.

Ведь если прежде все их атаки отбивались с помощью огня тяжёлых орудий канонерских лодок, способных действовать с прибрежного мелководья, то после замерзания Ляодунского залива и мелководной части залива Талиенван, подобная возможность исчезла. Потому перевозимые транспортами полевые, батарейные и тяжёлые осадные пушки со многими тысячами снарядов виделись защитникам военно-морской базы ой каким необходимым подспорьем в их нелёгком деле. Впрочем, как и тысячи тонн продовольствия, огромную нехватку которого ощущали уже не первый месяц вообще все.

И потому именно данный морской бой должен был стать одной из тех поворотных точек, которые определяли будущее целых армий и флотов. Пока не больше, но и уж точно не меньше.

Понятное дело, японцы, ставшие за целый год противостояния заложниками определённых стереотипов, с ходу постарались реализовать всё ту же тактику, которой они придерживались на протяжении всей войны — сосредоточить огонь главных сил на головном корабле той или иной вражеской колонны, чтобы поскорее выбить его из строя. Для этого находящийся на борту «Микасы» адмирал Того сразу попытался поставить палочку над «Т» идущим прямо на него колоннам русских броненосцев, отдав приказ на совершение последовательного поворота всех кораблей своих 1-го и 2-го боевых отрядов, шедших одной колонной.

Но именно этого и ожидал Степан Осипович, успевший за прошедший год очень хорошо изучить своего основного противника.

Потому, стоило только японцам начать свой манёвр, как он оставил им на растерзание восьмёрку броненосных кораблей 2-ой Тихоокеанской эскадры, во главе с четвёркой самых современных броненосцев 1-го броненосного отряда, а сам предпринял попытку поймать замыкающие строй японские крейсера, отыграв роль летучего отряда линейных сил обоих российских эскадр.

И тут уже экипажи японских броненосных крейсеров попали в ту же самую ловушку, в которой прежде раз за разом представали перед их лицом наиболее скоростные броненосцы Макарова, оказывавшиеся скованными по рукам и ногам скоростными возможностями ныне оставленных на базе тихоходов.

Как прежде их русские противники, они ныне были вынуждены подстраиваться под максимальную скорость хода своих эскадренных броненосцев, что не позволяло им удрать от накатывающих на них полным ходом четырех линейных кораблей противника.

Конечно, адмирал Макаров не бросил свои броненосцы просто в лоб на вражеский строй с целью максимально быстрого сближения с оным. В этом случае он сам поставил бы «Цесаревич» чётко под продольный огонь десяти довольно мощных кораблей. Нет! Он поступил несколько иначе.

Удостоверившись, что Рожественский правильно понял отданный им приказ и отворачивает свой отряд на четыре румба вправо, чтобы выстроиться под углом в 45% к линии японцев и тем самым начать сближение с ними, не подставляясь под наиболее губительный огонь, сам командующий Флотом в Тихом океане отвернул свой отряд на четыре румба влево. Для чего? Да для того, чтобы в перспективе уже самому поставить замыкающие корабли японского строя под продольный огонь своих броненосцев, обрезав тех по корме.

Ну и поскольку дистанция, на которой началось сражение линейных сил не превышала 40 кабельтов, уже спустя четверть часа «Цесаревич», «Ретвизан», «Пересвет» и «Победа» обрушили весь вес своего бортового залпа на концевой «Ивате». Причём не с каких-то там 40–50 кабельтов, а с куда более комфортных для российских моряков 15–20.

На протяжении целых 15 минут они вели огонь по данному броненосному крейсеру, практически не получая в ответ ни одного выстрела со стороны противника. А уж когда в кормовую башню «Ивате» влетел 12′ бронебойный снаряд с «Цесаревича», то отвечать японцам стало вовсе нечем, так как способные бить по корме шестидюймовки были заткнуты ещё ранее, когда их казематы поразили 6′ и 10′ снаряды.

Должно быть, только это и спасло от гарантированного уничтожения старенький русский броненосный крейсер «Адмирал Нахимов», что стал концевым в линии броненосных кораблей 2-ой Тихоокеанской эскадры, отчего по нему должны были стрелять аж два куда более молодых и мощных аналогичных корабля Императорского флота Японии. Но нахватавшийся крупнокалиберных снарядов в свою корму «Ивате» не только присел этой самой кормой глубоко в воду, он также лишился рулей после очередного удара крупнокалиберным бронебойным «чемоданом» и вскоре вывалился из строя в неуправляемую циркуляцию, тем самым выбыв из линейного сражения.

Его-то за последующий час непрерывной стрельбы и «дожевали» броненосцы Макарова, который чётко понимал главную слабость японского флота — всякое отсутствие возможности пополнить свои ряды новыми тяжёлыми кораблями. Отчего он даже был готов разменивать тяжёлые повреждения всех без исключения кораблей эскадры Рожественского на такие вот окончательные и бесповоротные победы.

И эти самые повреждения не заставили себя долго ждать.

Ещё за четверть часа до того как донельзя избитый крупнокалиберными снарядами «Ивате» ушёл под воду кормой вперёд, флагманский броненосец вице-адмирала Рожественского — «Князь Суворов», вывалился из строя в связи с повреждением рулевой машины. При этом броненосец уже практически не участвовал в бою, поскольку все орудия подбойного борта, как и главного калибра, были приведены к молчанию, а многочисленные пожары распространились по всей протяжённости его верхней палубы. То есть, по сути, он повторил свою судьбу в начальной стадии Цусимского сражения, попав и на сей раз под схожее огневое воздействие со стороны противника.

А вот «Осляби» — флагману контр-адмирала Фёлкерзама, повезло несколько больше. Точнее говоря, несколько больше повезло его экипажу.

Этот корабль точно так же, как в иной истории, выбили из линии, разбив ему многочисленными попаданиями фугасных снарядов небронированные оконечности. Но поскольку в этот раз огонь по нему вело меньшее количество японских кораблей, он куда дольше продержался в линии, да и полученные им повреждения оказались не столь катастрофичными.