Да, имейся у японцев гранаты или хоть одна лёгкая противотанковая пушечка, обе наши броневые роты навсегда осталась бы в этой деревеньке полностью сожженными. Но поскольку я точно знал, что ничего такого у противника быть не может, то не сильно-то и переживал на сей счёт, просто просидев на своём водительском месте где-то с час, пока стрельба вовсе не утихла.

Как очень скоро выяснилось, японцы не стали устраивать здесь полноценную оборону с выстраиванием каких-либо укреплений, а просто выставили небольшой пикет из одного спешенного кавалерийского эскадрона, который мы благополучно и рассеяли, частично уничтожив.

При этом, на удивление, погибших у нас вовсе не случилось. Японские 6,5-мм тупоконечные винтовочные пули, да ещё и выпускаемые из короткоствольных кавалерийских карабинов, оказались не способны пробить насквозь 8-мм броневой панцирь нашей пехоты даже с 30–40 шагов. У тех, кто попал под такие пули, конечно же, случалась контузия внутренних органов и, судя по всему, трескались рёбра. Но все они так или иначе уцелели, перейдя в разряд раненных, которых при взятии данной деревушки образовалось аж 18 человек.

Всех их покуда оставляли здесь же, внутри домов, под охраной взвода мотострелков и пары броневиков, которым надлежало после передать поселение подтягивающейся следом пехоте и нагонять нас. Всё равно дорог здесь наличествовало очень мало, и потому затеряться можно было, лишь очень сильно постаравшись. Особенно если иметь при себе хоть какой-то набросок предполагаемого маршрута.

Решения по данному поводу, конечно же, принимал отнюдь не я и не мой ротный командир, у которого до сих пор, кажется, не прошёл тремор от выплеска адреналина, столь заметно его потряхивало. Но именно нам надлежало его выполнять. Хотя отныне впереди нашего броневика двигался взвод из четырёх линейных бронемашин. На этом уже настоял генерал-майор великий князь Сергей Михайлович, который вместе со всем штабом продвигался вслед за нами.

Вот, оценив внешний сильно бледноватый вид брата царя, а также изрядно покоцанный пулями корпус нашего бронеавтомобиля, он и распорядился более вперед нам не соваться.

Он бы и вовсе с превеликим удовольствием отправил нас троих в самый-самый тыл. А лучше вовсе обратно в столицу. Но тут вновь упёрся, словно самый твердолобый ишак, Михаил Александрович, заявивший, что он не оставит свою роту покуда не ранен или не убит. Идиот, блин, царственный!

Соответственно, и нам с братом пришлось продолжить рисковать своими шеями на самой-самой передовой. Передовее было уже некуда.

— Дзонг, дзонг, дзонг, дзонг, дзонг! — это, как можно было догадаться, мы вновь попали под вражеский обстрел. Правда, на сей раз куда более серьёзный, нежели прежде. Теперь по нам шрапнелью бьёт японская дивизионная артиллерия. А мы пафосно превозмогаем. То бишь терпим и продолжаем переть вперёд, ибо ничего иного попросту не остаётся.

Дабы обойти устроенные японцами с северной части Сандепу укрепления, мы вышли из Бейтацзы не по дороге, что вела как раз к этим самым укреплениям, а свернули сразу за деревней в поля. Ну и припустили по ним с максимально доступной скоростью по направлению к деревушке Сяотайцзы, что стояла чётко на востоке от Сандепу. Благо до этой самой деревушки нам было всего-то около двух с половиной километров по прямой. К тому же именно к ней должна была выйти наша вторая колонна, что действовала с левого фланга.

На данном перегоне нас и настиг огонь японской артиллерии, поскольку дувший прежде ветер, как и снегопад, столь же резко стих, сколь резко начался, и скрывавшая нас доселе стена снега почти мгновенно рассосалась. А пушек тут у японцев оказалось много. Как бы не вся артиллерия 3-й пехотной дивизии была размещена у Сандепу! Вот пара батарей и начали по нам гвоздить шрапнелью, совершенно не жалея снарядов.

И если нам внутри броневиков ещё было относительно комфортно переживать такой налёт. То что могла бы сотворить эта самая шрапнель с нашими мотострелками, располагавшимися в кузовах обычных грузовиков, мне было страшно представить. Потому и втопил педаль в пол, не жалея подвеску машины, чтобы показать пример всем остальным и как можно скорее вывести наш отряд из-под губительного огня.

— Ну? Как там? Есть разрывы? — поинтересовался я у Лёшки, после того как мы залетели на полном газу за дома Сяотайцзы, чтобы укрыться от глаз японских артиллеристов.

— Есть ещё! — быстренько выглянув в верхний люк, отметил тот наличие чёрных клякс в небе. Это продолжали подрываться японские шрапнельные снаряды. — Видно, добивают кого-то из наших.

— Как бы нам всю пехоту не перебили, — угрюмо произнёс великий князь, рассматривая появившиеся в крыше прямо над его головой пупырышки. Это обрушившиеся на нашу машину картечины слегка промяли верхний 3-мм броневой лист.

— Японцы! — неожиданно выкрикнул Лёшка и спустя пару секунд его пулемёт вновь заговорил, выдавая одну за другой короткие очереди.

Да, что было весьма очевидно, в Сяотайцзы также наличествовал небольшой японский гарнизон, который нам и пришлось выкуривать из этой деревни весь последующий час. Хорошо хоть наш прорыв на максимальной скорости по полям дал свои положительные результаты. Потери, конечно, были. Из 80 следовавших за броневиками грузовиков 3 навсегда остались там вместе со всеми, кто в них находился. Шрапнель, она такая — не даёт ни единого шанса выжить, если уж угодил в эпицентр её воздействия, пребывая на открытой местности. Особенно когда по определённому квадрату гвоздит целая батарея. Там уже никакая каска и никакой нагрудник не спасёт. И даже если уцелел кто после первого накрытия, впоследствии их всех добили, буквально завалив замершие на месте грузовики десятками новых снарядов.

Такими вот темпами уже к полудню наши силы уменьшились на целых два взвода убитыми и ранеными. Но и ответный ущерб мы тоже нанесли противнику отнюдь не слабый. По всей видимости, в качестве гарнизонов во всех окружающих Сандепу небольших деревушках японцы разместили исключительно свою спешенную кавалерию. Потому что у разбитых нами тут островных вояк обнаружились всё те же карабины с саблями, а не привычные для пехоты винтовки со штыками.

Вновь, как в предыдущей деревне, оставив тут небольшой гарнизон мотострелков да пару броневиков, мы ринулись на штурм столь потребного командованию Сандепу, в котором сходились все крупнейшие местные дороги.

На удивление, не только наше армейское командование отличилось несколько наплевательским отношением к исполнению своих служебных обязанностей. Наверное, только это в итоге и позволило нам в этот день добиться определённого успеха. Ведь насколько хорошо была укреплена вся фронтальная часть японских позиций у этого китайского городка, настолько же убогим оказалось их тыловое прикрытие.

Мы не смогли взять с ходу этот чёртов Сандепу лишь по той простой причине, что там китайцами некогда был выстроен укреплённый высокой и достаточно прочной глинобитной стеной внутренний город, где и засели основные части 3-ей пехотной дивизии противника после того, как мы обрушились на их порядки с тыла.

Скорее всего, окажись на нашем месте обычная пехота или же кавалерия, у них бы ничего не вышло. Ружейный и пулемётный огонь японцев был очень мощный даже здесь — в тылу. Но к несчастью для противника защита наших броневиков выдерживала поражение их пулями даже в упор, совершенно не проминаясь в местах поражения. Все же встреченные по пути нашего «стремительного налёта» артиллерийские батареи, без какого-либо пехотного прикрытия стоявшие отдельно и открыто прямо в полях, мы вычищали пулемётным огнем от живой силы, оставляя орудия для дальнейшего захвата отстающими от нас на километр-полтора мотострелками.

С чего же вдруг наш налёт оказался стремительным, если противник чётко знал, в какую сторону нам вышло прорваться и вполне себе должен был ожидать нас с того направления? Да с того, что расстояния здесь были так-то мизерные.

Даже сделав небольшой крюк по очередным замёрзшим полям, нам пришлось преодолеть чуть менее трех километров, чтобы добраться с места своего сосредоточения до южных границ Сандепу, где у японцев были выстроены многочисленные землянки для размещения личного состава, но не имелось, ни окопов, ни тем более ДЗОТ-ов.