Пули врага – в наше сердце. И пули наши – в наше сердце. Снящийся цветок Я родился в цветущем затишьи деревни, Над ребенком звездилась лазурью сирень, На опушке лесной, светлоюной и древней, И расцвел и отцвел мой младенческий день. Не отцвел, – лишь, светясь, перешел в перемену, За цветами – цветы, к лепестку – лепесток, Опьяняющий ландыш влюбляет вервену, Васильки словно песнь из лазоревых строк. На прудах расцветали, белея, купавы, В их прохладные чаши запрятался сон, И качали мечту шелестящие травы, Был расцветом мой полдень сполна обрамлен. Я позднее ушел в отдаленные страны, Где как сталь под Луной холодеет магей, И цветет булава, ест цветы как тимпаны, Как змеиные пасти ряды орхидей. Я узнал, что цветы не всегда благочестны, Что в растеньях убийственный помысл глубок. Но в Змеиных Краях мне не цвел неизвестный, Мне приснившийся, снящийся, жуткий цветок. Лепестковый кошмар, лепестками обильный, Окровавленной чашей раскрылся во сне, А кругом был простор неоглядный и пыльный, И чудовищный рев был подобен волне. На несчетности душ выдыхает он чары, Захмелевший, тяжелый, разъятый цветок, Чуть дохнет, меднокрасные брызнут пожары, И пролитая кровь – многодымный поток. Эта сонная быль, чаша полная гуда, Смотрит тысячью глаз и стоит предо мной, Из садов Сатаны к нам восползшее чудо, И как мед там внутри – заразительный гной. Измена
Не стон бурана, Не медь в разгуде, Не хлопья снега Не бранный рог, – Но ток от стана, Где сонм орудий, Но топот бета Ста тысяч ног. Не ветер горный В ущельях темных, Не сильный ворог На горсть бойцов, Но бег позорный Тех вероломных, Кому не дорог Завет отцов. От вихря злого Так гнется тополь, Срубив, осину Так гнут в кольцо, – Одно лишь слово, Лишь звук – Тарнополь, Кинжал нам в спину. Удар в лицо. И это – братья. И к ним – быть близким. Им даже плена Желанен гнет. Навек проклятье Тем подло-низким. Кому измена Как пьяный мед. Российская Держава Российская Держава, Где все твое величье? Корабль твой старый «Слава» Разбит и утонул. Твои войска бессильны, Умы и души пыльны. Ты в топях безразличья. Твой блеск – далекий гул. Российская Держава, Была ты первой в мире, Страдая величаво В своих стесненных днях. Но вот разъялись хляби, И лик взяла ты рабий. Упившись в диком пире, Проснешься – вновь в цепях. Российская Держава, Твой краткий сон – свобода. Но кто желает права, Тот должен помнить долг. А дикость своеволья Лишь малый миг раздолья. Нет правды у народа, И голос воли смолк. Свобода слова Свобода слова – свет ума живого. Кто гасит луч, взлелеет драконит: – Разливный взрыв, разбег огня густого, Который темных истребит. Свобода слова – грань всего земного, Лишь в вольном слове – храм из светлых плит. Кто посягнет хоть раз на вольность слова, Тот в жизни – сам собой – убит. Свобода слова будет вновь и снова На миг в цепях. Но верен путь орбит. И скоро пламень Солнца золотого Вампиров ночи ослепит. Неизбежность Призрак Емельяна Пугачева Раздвоен. Не только он злодеен. В дни его – в оковах было слово, И позором рабства крепостного Был колючий цвет волчцов взлелеян. И его свирепые погромы Лишь отчасти были преступленье. Были также молний в них изломы. Было справедливое в них мщенье. А теперь? Кровавый призрак, кто ты? Лик звериный, топь низин, откуда Рвутся сатанинские темноты. Жалко перепутаны все счеты, Судит вор, в усладе самосуда. Каждый, кто без чести, тот Емелька, Грабит, режет, жжет, и рвет на части. Вон толпа, в ней каждый пьян, как стелька, Оборотни, когти, зубы, пасти. Но ведь мы сокровище свободы В царстве рабском мыслью сохранили. В тюрьмы уходили мы на годы, Проходили чуждые народы, Не склоняя совесть к грубой силе. Человеку мы слагали песни. Если ж он на нас метнулся зверем, – Человек, в звериности воскресни, Или зверя мы свинцом измерим. Кровь и Огонь
И покажу чудеса на небе вверху, И знамения на земле внизу… Деяния Апостолов, гл. 2; 19 |
