По деревне тем не менее прокатился слушок, что мадам Милликан вовсе не вдова, а молодой человек совсем ей не брат, но так уж повелось на свете, и никто не стал бы докапываться до истины, тем более во Франции. Но если в слухах была доля истины, тогда становилось ясно, почему молодая женщина приехала рожать ребенка во Францию. Все из-за того, что англичане страшные лицемеры. Мужчину могут застать в белье рядом с женщиной в одной сорочке, но они станут утверждать, что едва знакомы и всего лишь говорили об английской погоде, которой так же трудно верить, как и их словам…

А тем временем в фермерском домике две девушки были заняты вязанием. Бидди научила Люси вязать, а Люси ее – вышивать. За прошедшие месяцы они вместе читали, учили французский, проверяя свои познания на мадам Арно и жителях деревни, чей провинциальный язык отличался от того, на котором говорили в столице, что часто приводило к курьезам.

В целом дни проходили неплохо, по крайней мере, для Бидди, но Люси иногда впадала в такое глубокое уныние, что Бидди начинала беспокоиться. Тогда она старалась развлечь Люси разговорами. В подобные дни девушка договаривалась до полного одурения. Бидди рассказывала Люси о жизни в горняцком поселке, о хозяине. Стремясь как-то расшевелить Люси, Бидди даже упомянула о том, что Дэйви нравился хозяину, и к чему это привело. Ее усилия тогда оказались не напрасны: Люси немного оживилась и поинтересовалась: «Он в самом деле ударил его косой?»

Но в этот день ожидали приезда Лоуренса, и Люси на время забыла о хандре. Спицы замерли в ее руках. Опустив на живот недовязанную шаль, и глядя в огонь, она спросила:

– Как ты думаешь, дома поверят, что я не приехала на каникулы, потому что меня пригласили провести Рождество в загородном доме?

– Да, конечно, мистер Лоуренс именно так им и объяснил.

У Бидди учащенно забилось сердце, когда Люси продолжила:

– Ты знаешь, что Лоуренс не состоит с нами в кровном родстве? Он лишь очень дальний родственник – сын маминой троюродной сестры.

– Да, да, я слышала об этом.

– Мей была в него влюблена, как тебе известно. Она не скрывала своих чувств. Я даже одно время ненавидела ее за это, за то, что она в него влюблена, потому что я его тоже любила. – Она помолчала, потом заговорила снова, не отрываясь глядя на Бидди. – Я и теперь его люблю. Но было время, когда мне казалось, что я влюблена в… – Она печально покачала головой. – В нашем возрасте так трудно, правда? Все понятия перемешиваются, нелегко осознать свои желания, и все же тело подсказывает ответ, а ему надо говорить, что это грех. Я выросла с ощущением греховности всего вокруг, так меня воспитали. До восьми лет я видела мать не чаще пяти минут в день, а потом бывали периоды, дни и даже недели, когда мы не виделись совсем. Она уезжала и оставляла меня на попечение мисс Коллинз, которой было велено наставлять нас – меня и Пола, как избежать греха. Грехом же считалось все: нельзя просить за столом добавки – это признак жадности; купаться нагим в ванной – значит терять чистоту невинности; мечтать по ночам – тоже грех: нельзя позволять себе греховные мысли. И так далее, и тому подобное.

– Неужели?

– Да, все так и было. А тебе приходилось испытывать подобное?

– Нет, никогда. Вот, помню, только один раз я уснула, когда отец читал нам Библию. Набегавшись за двенадцать часов на ферме, я не очень интересовалась тем, что говорил Моисей, тогда-то мне и досталось по рукам, чтобы слушала. – Бидди улыбнулась.

– Тебе повезло. Слуги часто завидуют жизни хозяев и воображают, что им о ней все известно. Они ошибаются, им неизвестно, о чем думают на самом деле их господа… Бидди.

– Да, мисс.

– Ты все замечаешь, правда?

– Я бы так не сказала, мисс.

– О, не надо кокетничать.

– И не думала, – девушка произнесла это так, словно говорила с равной себе. – Просто я решила, что вы считаете меня чересчур любопытной, а я не такая.

– Я ничего такого не имела в виду. Но, как выражается бабушка, у тебя есть голова на плечах. И поэтому я хочу попросить тебя кое о чем. Как, по-твоему, я нравлюсь Лоуренсу… ну, я могу ему нравиться, несмотря на это? – Она шлепнула себя по животу.

– Я уверена, что это так, мисс, – чуть помедлив, ответила Бидди. – Вы ему всегда нравились.

– Я говорю все это к тому, Бидди, что хочу узнать твое мнение. Как ты думаешь, может быть, я ему не просто нравлюсь. Он мог бы на мне жениться?

Бидди отложила вязанье и кочергой подтолкнула в огонь сучковатое полено.

– Я не могу ничего вам сказать об этом, мисс, – слегка запинаясь призналась она. – Я как-то не думала об этом.

– Но ты… могла бы постараться разузнать… расспросить его… ну, конечно, не прямо… о его чувствах ко мне?

– Нет, нет, я не могу этого сделать. – Бидди встала и повторила: – Я не могу, у меня не то положение, чтобы говорить с ним о таких вещах.

– Ах, Бидди, оставь эти разговоры о месте и положении. Мы много месяцев провели вместе, теперь между нами нет границы, и никогда больше не будет. Я… раньше времени стала взрослой женщиной, а ты по уму уже была взрослой. – Она помолчала и спросила: – Ну почему ты отказываешься помочь мне?

– Потому что не смогу.

– Ты же разговариваешь с ним, и подолгу. В прошлый его приезд вы много гуляли вместе. Ты умеешь завести разговор на нужную тебе тему.

– Мисс, но это очень личное дело. Вам лучше самой найти способ все выяснить.

– Какой способ, не такой ли? – Она снова хлопнула себя по животу, но теперь сильнее. – Я думала о том времени, когда все останется позади… Мне нужен кто-то. Мне кажется, я не смогу больше жить в одиночестве, даже если рядом будешь ты, хотя ты просто замечательная. – Она ласково тронула руку Бидди. – Я боюсь представить, что со мной случилось бы, если бы ты не встретилась мне в то воскресенье. Я не преувеличиваю. – Она часто закивала. – Мне пришлось бы признаться маме, и она отправила бы меня в какой-нибудь монастырь. Бидди, пожалуйста. Ты… тебе не нужно спрашивать напрямик. Я знаю, что ты сумеешь, просто попытайся осторожно разведать, что он думает. Пожалуйста, он… нужен мне. Я не могу вернуться домой, жить прежней жизнью. Лучше умереть или сделать что-нибудь.

– Вы не умрете и ничего такого не сделаете, – резко заговорила Бидди. – У вас появится ребенок, который будет нуждаться в вашей заботе и любви.

– Нет, этому не бывать никогда. – Люси вскочила, оттолкнув Бидди, и закричала ей, вспомнив о неравенстве их положения, хотя недавно утверждала обратное. – Я уже говорила: ребенка я у себя не оставлю. Тебе мешают это понять твои плебейские взгляды. Подумай сама, могу ли я оставить его, даже если бы очень хотела. А я не хочу. Единственное мое желание – избавиться от него как можно скорее! – Она обхватила руками живот, словно хотела оторвать от себя ребенка.

– Хорошо, хорошо, – заговорила Бидди резко, также забывая, что она служанка. – Я помню ваши слова, но я вам предлагала и другой выход. Вы могли бы отдать ребенка на воспитание и время от времени приезжать навещать его.

– Замолчи! Не хочу даже слышать об этом. О Боже! – Она отвернулась, обхватил голову руками. – Зачем было уезжать из дома, если и здесь приходится выслушивать нравоучения.

Громкие голоса, доносившиеся из комнат постояльцев, были явственно слышны в маленькой прихожей. Мадам Арно не знала ни слова по-английски, но понять, что девушки ссорятся, можно и не зная языка. В дверь постучали.

– А вот и вы, месье, добро пожаловать. Вы как раз вовремя: они ссорятся, – мадам Арно тут же ввела в курс дела вошедшего в дом молодого человека. И добавила, указав на дверь в противоположном конце прихожей: – Плохая погода портит характеры. Летом никто не ссорится.

Женщина помогала Лоуренсу снять пальто, а он прислушивался к громким сердитым голосам, и думал: «Господи, что там у них еще?»

Но когда он подошел к двери, в комнате наступила тишина, голоса смолкли.

– Ну и ну, что я вижу, мне не рады? – спросил он с порога.