– Возьмите еще лампу.

Он указал на стоявшую на столике у входной двери лампу с круглым стеклянным абажуром розового цвета и пошел наверх. Рия взяла лампу и, теряясь в догадках, последовала за хозяином.

В какой-то момент ей показалось, что он направляется в свою спальню. Однако они миновали все двери на площадке и прошли в ее конец. Потом свернули за угол в узкий коридорчик и стали подниматься по лестнице в мансарду.

За все время Рия бывала здесь не более трех раз. Когда она только начинала служить в доме, хозяин предупредил: «Не трогайте ничего в мансарде». Рия тогда не удивилась, то же самое ей говорила Фанни. Когда она заходила сюда раньше, то заметила несколько сундуков в углу. Посредине, где крыша повыше, стояли два больших шкафа по четыре секции каждый, снятые верхушки которых были приставлены к стене. Оба шкафа были наполнены одеждой: один – мужской, другой – женской. Все вещи аккуратно висели на вешалках с мешочками, наполненными душистыми травами.

Хозяин поставил лампу на сундук, Рия сделала то же самое. Он прошел к шкафу у дальней стены и, открыв дверь первой секции, выдвинул верхний ящик, где оказались шелковые рубашки. Мистер Миллер взял одну, встряхнул и подал ей.

– Вы сможете переделать их для мальчиков?

– Это шелк, сэр, очень хороший, – она держала в руках нежную ткань, голос ее дрожал, – но… не очень практичный…

– У них есть праздничная одежда?

– Нет, сэр.

– Тогда сшейте им праздничные рубашки. А на каждый день вы сможете что-либо подобрать в сундуках. – Затем он перешел к другой секции, достал костюм, брюки которого были прикреплены к нижней перекладине вешалки. – Вот плотный твид, – объяснил он. – Из него получится будничная одежда. А к этому, – он достал следующий костюм из отличного синего габардина, – подойдет шелковая рубашка.

– Но, сэр…

– Что значит «но, сэр?» – Его рука задержалась на очередной дверце. В его голосе угадывались нотки раздражения, как будто он поступал против воли. Однако когда он перешел ко второму большому шкафу, голос заметно потеплел.

– Это вещи моей матери. Она не любила рюши и оборки. Ее будничные платья были простого фасона, да и вечерние ничем особенные не выделялись, за одним исключением.

Он запустил руку в шкаф и достал из его глубины длинное платье из черного бархата с вырезом каре и короткими рукавами. Лиф его был присборен, юбка ниспадала, а единственным украшением служила прикрепленная у пояса шелковая роза бледно-розового цвета. От платья исходил тонкий, достаточно ощутимый запах духов.

– Моей матери оно нравилось больше всего. У нее было много других вечерних нарядов, но его она надевала в особенно торжественных случаях. Оно так красиво подчеркивало ее чудесную кожу.

– Да, платье очень красивое, – тихо согласилась Рия.

– Я тоже так считаю, – он повернулся к ней с платьем в руках. – Я часто прихожу сюда и смотрю на него. Оно вызывает много воспоминаний. – Он вернул платье на место, в дальний угол шкафа, затем раздвинул одежду в стороны, достал сразу два платья. – А их она надевала по утрам. Они из ситца, потрогайте. – И хозяин протянул ей платья.

– Да, сэр, и очень приятные на ощупь, и расцветка оригинальная, если так можно сказать, – согласилась Рия.

– Если так можно сказать, – в тон ей повторил он. Рия невольно напряглась и с обидой подумала: «Во второй раз он меня передразнивает. Если бы я говорила неправильно, тогда бы он мог меня поправить, но многие говорят „если можно так сказать…"»

– Так вот, возьмите это. – Он сунул ей в руки платья, – а еще костюмы и рубашки, и – за дело. Да выбросьте всю грязную дрянь, что сегодня принесли, одному Богу известно, кто в них ходил.

Выбросить все? Как бы не так, она выстирает все эти вещи и аккуратно распорет. А когда будет время, она их перешьет, и хозяин даже не узнает одежды на детях. Кроме того, она сошьет себе юбку, пару нижних юбок и кофточку. Выбросить столько добра? Да ни за что!

– Вы слышали, что я сказал? – Мистер Миллер стоял с двумя лампами и строго смотрел на нее.

– Да, конечно, сэр. – Она взглянула на него поверх груды одежды, что держала в руках. – Я все слышала. – Рия двинулась к лестнице, но остановилась, стараясь подобрать такие слова благодарности, чтобы он снова не передразнил ее. – Спасибо за вашу доброту, сэр, – наконец решилась она.

– Не за что. Имея возможность таким образом помочь, я меньше чувствую себя обязанным вам.

– Как? – Рия забыла о своих манерах и о правильной речи. Она резко обернулась и за те несколько мгновений, что смотрела на его лицо, освещенное светом лампы, она поняла, насколько он одинок. Об этом говорили его глаза, горькие складки у рта и уныло опущенные плечи. Казалось, в нем не осталось больше жизненных сил, только голос сохранял силу. – Что вы, сэр. Чем же вы мне обязаны? Все совсем наоборот. Что было бы с нами, если бы вы отказали нам тогда? Одному Богу известно. А мои дети никогда не были здоровы и счастливы, как сейчас; и прибавлю еще: им никогда так хорошо не жилось. Нет, сэр, это мы у вас в долгу.

– Вы хорошая женщина, Рия, – неожиданно объявил хозяин. – Мне даже хочется сказать девушка, потому что вы выглядите не старше дочери и ведете себя очень похоже.

– О, сэр… О, сэр.

– О, сэр… – Он снова дразнил ее.

В их отношения входило что-то новое. Рии стало весело, она рассмеялась, потом пошла к узкой лестнице и стала осторожно спускаться. Он высоко держал лампы, освещая дорогу.

Уже внизу, в холле, она обернулась и молча улыбнулась, затем поспешила в кухню показывать детям новые сокровища. Перед глазами стояло его лицо в свете двух ламп.

«Он выглядит таким одиноким и печальным. Как бы мне хотелось сделать радостнее его жизнь, – подумала она. – Может быть, что-то изменится, когда он начнет учить детей?»

Лето было в разгаре. Погода стояла жаркая и сухая. Земля затвердела, трава начала желтеть. Уже пятнадцать месяцев служила Рия в доме мистера Миллера. И ей даже трудно было представить, что она жила где-то еще. Казалось, этот сияющий чистотой дом принадлежит ей. А он действительно сиял, потому что Бидди с Мэгги постарались и по праву могли гордиться своей работой. Теперь, когда порядок был наведен, работы в доме стало меньше, и Бидди помогала мальчикам собирать фрукты, готовить участки под осенние посадки.

Усадьба преобразилась: на подъездной аллее больше не было травы. Особенно красиво смотрелись заботливо подстриженные живые изгороди, разделяющие сад на части. Только высокой живой изгороди из тиса, отделявшей огород от цветников, не удалось придать первоначальный вид. Верх изгороди раньше выстригался в виде птиц. Мальчики же смогли только подстричь эту изгородь на высоте, до которой дотянулись с короткой лестницы.

Почти во всем парке царил порядок. Исключение составлял участок, ранее служивший площадкой для игры, а сейчас похожий на скошенный луг. Но нельзя сказать, что усадьба преобразилась только благодаря заботам Дэвида и Джонни. Еще в самом начале большую часть тяжелой работы выполнил Тол. И Рия с девочками тоже вечерами выходили помочь, особенно с тех пор, как Дэйви заявил, что не сможет справляться с работой, если два часа по утрам ему придется тратить на занятия.

В отличие от остальных детей, Дэйви учился без особой радости, что огорчало Рию. Она видела, что хозяин относился к Дэйви с особым вниманием. Не раз Рия жалела, что Бидди не может поделиться с братом своим умом и сообразительностью. Она схватывала все на лету и впитывала знания, как губка, а Дэйви с трудом учил то, что ему задавали. Правда, Рия не удивлялась, что учеба дается Дэйви с трудом: выучить столько всего о богах и богинях непросто. Но хозяин настаивал, чтобы дети кроме истории и географии знали и это.

А уж эта латынь! Кто только ее выдумал? Рия не знала, зачем она могла понадобиться. Причем хозяин не только занимался с детьми по два часа каждое утро, но и вечером после работы заставлял целый час повторять урок. Он даже несколько раз заходил на кухню, чтобы проверить, не увиливают ли они от занятий. Рия радовалась, что с ее детьми занимается такой ученый человек, как мистер Миллер.