Продолжая прижимать сотовый к уху, сосед вдруг резко и требовательно выстрелил в меня темно-серыми, как мокрый асфальт, глазами. Черт возьми, даже сердце от ужаса почти остановилось. В «Максимусе» я жила чуть больше года и за всё это время Максим Сибирский ни разу не обратил на меня внимание. И тому были вполне очевидные причины.

Во-первых, мы не так уж и часто встречались, хотя и жили на одном этаже, на котором располагались всего две квартиры. В прошлом году я почти поселилась в университете, потому что совмещать полюбившуюся работу в известнейшем магазине столицы и последний курс стало катастрофически сложно. Плюс ко всему, у меня был парень, у которого я частенько оставалась с ночевкой. Мда. Был.

Во-вторых, я точно была не в его вкусе. Возможно, Максим и взглянул на меня однажды, но повторного желания я у него точно не вызвала. Эрика знала его с самого заселения в башню и не раз упоминала о многочисленных девушках, с которыми он возвращался домой. Среди них всегда были стройные и эффектные модели, дочери политиков, дипломатов и просто идеальные пластмассовые лица, которые так часто мелькали в телеграм-каналах о светской столичной жизни. Моя внешность, исходя из его предпочтений, слишком посредственная.

А, в-третьих, мой интерес вызывали только хорошие мальчики. Те, что могли улыбаться взглядом, не забывать о вежливости и вызывать восхищение прекрасным воспитанием. Не то, чтобы слишком уж правильные. В меру собранные, серьезные и непременно ответственные.

Честные.

Уважающие чувства ближнего.

Верные.

В будущем прекрасные мужья, отцы и семьянины.

Мда. Как те четверо моих бывших, которые деликатно и пылко бросали меня четыре декабря подряд. Честные, уважающие меня и мои чувства, трепетно и с любовью относящиеся к нашему общему прошлому рыцари с благородным воспитанием.

Отлично. Кажется, я нашла ту самую связь.

– Черт возьми, ты едешь? Или как?

Я пулей залетела в кабину лифта, в которой как и всегда тихонько играла ненавязчивая музыка. Злой сосед стукнул пальцем по кнопке семнадцатого этажа и в самой грубой форме приказал собеседнику на том конце провода немедленно найти для него подходящий вариант, а потом нетерпеливо засунул телефон в карман укороченной распахнутой дубленки.

Я напряглась. Я стояла с боковой стороны кабины и могла беспрепятственно наблюдать за разрастающимся гневом на темнеющем лице соседа. На шее постепенно вздувалась широкая вена, а секундами позже другая чуть поуже проявилась над темной широкой бровью. Вдумчивый взгляд мощными бурами серых глаз высверливал дыры в стальных дверцах лифта. Крылья острого носа свирепо шевелились, напоминая силуэт какой-нибудь хищной птицы глубоко-черного с синими переливами окраса. Не знаю, почему, но на мгновение мне вдруг стало по-настоящему интересно, что именно заставило плохого мальчика оголить клыки и превратиться в бешеного питбуля?

Кстати, о плохом мальчике. Максим Сибирский был именно таким. Я не раз слышала, как жильцы башни (преимущественно одинокие собачницы на солидной пенсии) тихонько возмущались вопиющей невоспитанности жильца с семнадцатого этажа. То он не поздоровается с ними (а ведь обязан!), то не придержит лифт, то назовет любимца чихуахуа пучеглазым демоном, который так, к слову, из какого-то элитного королевского питомника. А однажды он едва не переехал одну из них, когда выезжал из подземного паркинга на своей черной «машине-убийце».

«Бессовестный даже не извинился! А ведь я так испугалась! У меня почти остановилось сердце!» – причитала одна из старушек у стойки консьержа несколько месяцев назад, когда я спешила на работу.

Быть может я бы всерьез прислушалась к непрошеному совету начальницы и позволила себе сделать, так сказать, пробу пера в будущем… Да вот только я предпочитала хороших мальчиков, а их полная противоположность – абсолютные плохиши. Они курят, много пьют, их мысли отравлены развратом, жаждой наживы, власти и всеобщего любования, потому что родителям не удалось привить им простые человеческие ценности. Они не видят смысла в серьезных отношениях с девушкой, не стремятся построить с ней семью и продолжить свой род. Они зациклены на себе, на удовлетворении только своих потребностей и желаний, а те, так или иначе, исключают всякое проявление и стремление к любви. Меня хоть и бросали четыре раза подряд, зато ни в одних отношениях я не чувствовала себя использованной.

Я была важна, ценна и желанна.

Мне ни разу не было стыдно за своих парней. Я всегда восхищалась достойным воспитанием каждого из них.

Мда.

Так и было.

Только почему-то все они дружно меня бросали.

– У тебя что, нервный тик? – вдруг спросил мой сосед будто бы на последних остатках терпения. Я медленно подняла глаза и встретилась с его раздраженным взглядом.

– Какой ещё тик?

– Ты пялишься на меня и без конца киваешь.

– Я на тебя не пялюсь, – усмехнулась я и поправила кожаный ремешок большой сумки, который норовил сползти с плеча. – И никакого тика у меня нет.

Максим с раздражением закатил глаза и подошел к дверцам максимально близко. Его приглушенное дыхание звучало так нетерпеливо, что я не сомневалась, когда створки только-только начнут разъезжаться, его руки принудительно и грубо раздвинут их. Но прежде, чем это случилось, он ответил на телефонный звонок и, даже не дав собеседнику слова сказать, снова велел ему немедленно найти то, что нужно.

К середине декабря я почти смирилась с паршивым положением вещей. За прошедшие дни я так и не решилась сообщить маме и Мии правду, из-за которой по ночам спалось, мягко говоря, хреново. Я сожалела, что пять месяцев назад сообщила им о Мише – моем парне, от которого вся моя семья будет в полном восторге. Тогда я в этом ничуть не сомневалась. И я бы не сделала этого. Правда, не сделала бы, но постоянные подтрунивания сестры, надежды мамы и бабушки, которыми они частенько делились со мной, вынудили меня рассказать им о прекрасной и безоблачной погоде в моей личной жизни. Мия была уверена, что мне некогда заводить романы, потому что жизнь в ненавистной ей столице требовала слишком много времени на дорогу в любую точку огромного города и нелюбимую работу ради выживания. И даже то, что я уже окончила университет и на одну остановку в моей жизни стало меньше, она всё равно с иронией повторяла, что мне некогда.

Некогда знакомиться.

Некогда встречаться.

Некогда строить планы на будущее.

У Ии есть парень? Пф! Выдумка!

Но он у меня и правда был: умный, привлекательный, добрый и понимающий. Из хорошей семьи, традиционных взглядов и всё такое. Честное слово, таких парней днем с огнем не сыщешь! И я не удержалась, рассказала о нем, а теперь ломала голову, как бы очередной год подряд не стать центром насмешек, охов, вздохов и разочарований.

Впрочем, нет, я уже с этим смирилась. Говорю себе, ну, и что с того? Приеду к семье одна, скажу, что не сложилось (как и всегда, черт возьми!), разошлись на дружеской ноте и со мной всё в полном порядке. Это ведь главное.

Правда, в прошлом году моя бабушка, поддавшись на уговоры родного брата попробовать его новую настойку, тянущим, как плавленный сыр голосом, произнесла, что, наверное, это мое проклятие – оставаться одинокой в прекрасном декабре.

А вдруг так оно и было на самом деле? Вдруг меня прокляли, сглазили, навели порчу?

– Ия, у меня отличные новости! – воскликнула Эрика, ворвавшись в мою комнату с широкой улыбкой на лице. – Завтра я уезжаю в Таиланд!

– Ого! С чего такая внезапность? – спросила я, надевая кашемировый свитер. – Разве ты не собиралась встречать Новый год с папой и его новоиспеченной женой?

– Я передумала. Друзья собрались в Тайланд на месячный курс по медитации! Я не могла отказаться от предложения, поскольку обожаю всё, что связано с телом, духом, мыслями, познанием и совершенствованием себя. А ещё туда едет Феликс.

– С этого и надо было начинать, – улыбнулась я, подхватив свою сумку. – Феликс!