Тем временем объем воды, с которым пришлось столкнуться, показал ошибочность другой экономии, на которой настаивали директора. Следуя прецеденту, созданному Тревитиком, Марк предложил пробить штрек под главным туннелем для отвода воды, но в этом ему было отказано. Если бы Марк добился своего, последующие катастрофы были бы значительно смягчены, а условия работы стали бы более терпимыми. Из-за наклона туннеля вниз (на современных чертежах сечения, где он изображен совершенно горизонтальным, этот факт не прояснен) до сорока человек должны были работать с ведерными насосами, очищая воду от щита, откуда она по железной трубе поступала в резервуар под шахтой. Песок в воде создавал постоянные проблемы с этими насосами, и люди, находившиеся в нижних камерах рам, часто работали по колено в воде. Кроме того, поскольку Темза в этот период была немногим лучше открытой канализации, зловоние в рабочем забое было ужасающим. Неудивительно, что в таких условиях на протяжении всего строительства болезни уносили гораздо больше жизней, чем несчастные случаи. Это была опасность, о которой Марк не догадывался и от которой его щит не мог защитить. В одной из ужасных форм этой "туннельной болезни" люди внезапно ослепли, и некоторые, даже если выжили, а многие не выжили, так и не вернули себе зрение.
Когда работа началась, Уильям Армстронг, которому помогал молодой Изамбард, занимал должность инженера-резидента при Марке, но щит не успел начать свое продвижение, как Марк серьезно заболел, а в апреле следующего года Армстронг сломался и оставил свой пост. Так и получилось, что пока Марк Брюнель был автором и режиссером, именно его сын, в роли главного инженера, в кратчайшие сроки взял на себя главную роль в инженерной драме, вызвавшей восторг всей Европы. Тот факт, что ему едва исполнилось двадцать лет, не вызвал особых замечаний; однако сегодня, когда воспитательный фетиш продлевает детскую безответственность далеко до подросткового возраста, кажется почти невероятным, что такое огромное бремя ответственности должно было лечь на столь юные плечи и что его нужно было нести с таким отличием. На протяжении всех опасностей, подстерегавших работу, постоянное беспокойство Марка сдерживалось гордостью за сына и восхищением его выдающимися способностями.
И какой же удивительной была эта драма, эта упорная борьба между человеком и землей, которая неустанно, месяц за месяцем, год за годом продолжалась во тьме под Темзой. Всегда драматичная, а иногда и трагичная, однажды она превратилась в чистую фантазию. Изамбард Брюнель бросил в работу всю ту неутомимую энергию, которая должна была отличать всю его жизнь. По тридцать шесть часов подряд он не покидал туннель, останавливаясь лишь для того, чтобы немного вздремнуть на деревянном помосте за щитом. Из опасения, что он доведёт себя до смерти, ему дали трёх помощников - Бимиша, Грейватта и Райли. Вскоре туннель забрал Райли; он умер от лихорадки в январе 1827 года, проработав всего два месяца. Бимиша тоже постигла неудача. Он внезапно ослеп на один глаз и так и не смог полностью восстановить зрение. Изамбард также перенес короткую болезнь осенью 1826 года, но вскоре вернулся на свой пост, такой же неукротимый, как и прежде.
По мере того как огромный щит медленно сползал под реку, удивление росло, и когда 300 футов западной арки были завершены, директора тоннельной компании начали окупать свое состояние, допуская экскурсантов по шиллингу за голову. Чтобы они не подходили к щиту, был возведен барьер, и здесь они собирались в благоговейные толпы, чтобы посмотреть сквозь мрак на людей, которые трудились в освещенных газом ярусах рам. Для Марка эти посетители были дополнительным беспокойством, и он тщетно протестовал против их допуска. И отец, и сын с той прозорливостью, которая была почти предвидением, оценили страшный риск, которому они подвергались, и догадались, что катастрофа неминуема. Вместо сплошного глинистого слоя, который им так уверенно обещали, они столкнулись с разломами, где от вод реки их отделял лишь гравий. "В течение предыдущей ночи, - записал Марк Брюнель в своем дневнике 13 мая 1827 года, - весь грунт над нашими головами должен был находиться в движении, и это при высокой воде. Таким образом, щит должен был выдержать до шестисот тонн! Он шел много недель с таким весом, дважды в день, над головой! Несмотря на все наше благоразумие, катастрофа все же может произойти. Пусть это произойдет не тогда, когда арка будет полна посетителей!
Обломки, попавшие в выработку со дна реки, - куски кости и фарфора, старая пряжка от ботинка и, наконец, связка блока и лопаты - не оставляли сомнений в состоянии грунта наверху. Все зависело от щита, который один предотвращал немедленное обрушение, и перемещение рамы становилось опаснейшей операцией. Сначала возникал риск обрушения в рабочем торце, когда усилие полировочных винтов передавалось на стойки соседних рам, а затем, когда рама сдвигалась вперед, появлялся опасный зазор между новой кирпичной кладкой и хвостовой частью шестов. В дневнике Марка записаны его растущие опасения по мере того, как условия становились все более коварными: 15 мая "Вода очень сильно поднялась в 9 часов. Это очень тревожно! Мои опасения не беспочвенны". 18 мая "Посетили леди Раффлз и многочисленную компанию. Я сопровождал леди Раффлз к рамам, все время испытывая сильное беспокойство, как будто у меня было предчувствие...
Высокая вода в реке всегда была опасным временем, и вечером 18-го, когда начался прилив, Бимиш, сменивший Изамбарда Брюнеля на раме, надел непромокаемые су-вестеры и грязевые сапоги в расчете на мокрую ночь. Прилив быстро усиливался, и все больше и больше воды проникало через щит. Ступени № 9 и 11 были готовы к работе, и на верхних досках № 11 закручивались винты, как вдруг Бимиш услышал крик о помощи Гудвина, одного из лучших шахтеров, работавших на рамах. Бимиш тут же позвал на помощь людей из соседней рамы, но прежде чем они успели добежать до Гудвина, огромный поток воды хлынул из № 11, как из мельничного шлюза, опрокинув каменщика по имени Уильям Корпс, который был бы сметен с помоста за рамами, если бы Бимиш не успел за него ухватиться. Бимиш хотел предпринять последнюю попытку войти в раму № 11, но это оказалось невозможным. Роджерс, один из людей из № 9, поймал его за руку, крича над грохотом воды: "Уходите, сэр, уходите; бесполезно, вода быстро поднимается". У барьера для посетителей он столкнулся с Брюнелем, и оба мужчины повернулись, чтобы в последний раз взглянуть на щит. "Эффект, - писал впоследствии Бимиш, - был великолепен до невозможности; вода по мере подъема становилась все более яркой от отраженного света газа". Затем огромная волна устремилась вниз по туннелю, неся с собой хаос пустых бочек из-под цемента, ящиков и деревянных лонжеронов. Она ударила в небольшое офисное здание, которое было построено на полпути между щитом и шахтой; раздался оглушительный треск и взрыв воздуха, когда здание рухнуло, а затем погас весь свет. Кто-то крикнул "Лестница взорвется", и послышался голос Брюнеля, приказывавшего людям как можно быстрее подниматься в шахту. Едва последний человек преодолел ее, как самый нижний пролет винтовой лестницы в шахте был снесен. Не успела промокшая и измученная группа выбраться на поверхность, как снизу раздался слабый крик о помощи. По голосу узнали Тиллетта, старого машиниста, который спустился вниз, чтобы переукомплектовать свои насосы. Не раздумывая ни секунды, Брюнель позвал за веревкой, ухватился за нее и соскользнул по одной из железных стяжек шахты в непроглядную тьму. Чудом ему удалось найти старика и закрепить веревку вокруг его талии, пока тот боролся в воде. Когда обоих благополучно вытащили на поверхность шахты, была проведена перекличка. Ни один человек не пропал.
Теперь, когда катастрофа, которой так долго боялись, произошла без человеческих жертв, Марк Брюнель смог на следующий день записать в своем дневнике: "Облегченный ужасной катастрофой, в которой я находился в течение нескольких недель, я провел ночь в самом комфортном состоянии". На следующий день, который был воскресеньем, Марк отметил: "Сегодня викарий из Ротерхита в своей проповеди, говоря о несчастном случае, сказал, что это "всего лишь справедливый приговор самонадеянным стремлениям смертных людей... и т. д.!" Бедняга!
