— Вы к этому причастны?

— Да.

— И при этаких-то проблемах, вы посмели просить помощи у меня, совершенно незнакомого человека?

— Поймите правильно — ордена я не боюсь. Если опасность станет реальной, я сам с нею справлюсь и никого не подставлю. Дело совершенно в другом.

— В чем же?

— В том, что хуже и страшнее, чем люди. Я отрекся от Оркуса, но избавиться от его метки не могу, каждая попытка кончается крахом. Хотите правду про меня? Просто вспомните канонический перечень грехов. «Убивал других, пытался убить себя, лгал и предавал, поклонялся черному алтарю».

— Вы все это делали?

— Делал.

— А что-нибудь хорошее совершали?

Келлер задумался.

— Наверное, да, — хмуро сказал он.

— Что именно?

— Я сопротивлялся долгие годы… Пожертвовал ради этого всем, но справиться без посторонней помощи не могу. Если ее не будет, я, в конце концов, сорвусь, натворю напоследок зла и достанусь злу после смерти.

Келлер смотрел прямо в зрачки ошеломленного собеседника, который, казалось, глубоко задумался.

— Мне кажется, я слышал о таких единичных случаях, — сказал, наконец, настоятель. — Они очень редкие. Обычно адепты Оркуса не способны сопротивляться принуждению и лжи. Возможно, вы сами сейчас не лжете. Возможно, вы неординарный человек. Но мы тут — обычные люди, которые спрятались от трансмутации. Мои помощники не отличаются ни героизмом, что еще хуже — они не отличаются терпимостью. Вам пришлось бы укротить свой характер, а насколько вы к этому неспособны, уже показала эта нелепая выходка с гранатой…

— Хорошо, я все понял. На перевале метель. Можно остаться хотя бы до утра?

— Можно остаться на две недели. За это время я свяжусь со своим братством в Порт-Иллири. Если они разрешат, оставлю вас еще на сто дней, за это время мы отыщем псионика, который сможет убрать вашу метку.

— Спасибо.

— Сейчас вас накормят и дадут неприметную гражданскую одежду. Униформу снимите, ее придется уничтожить. Еще раз предупреждаю — уймите свой нрав. Постарайтесь больше молчать и не попадаться посторонним на глаза. К сожалению, вы хромаете, это примета.

— Я все сделаю.

— Ладно, идите.

…Келлер валялся в забытьи до позднего утра, в маленькой пустой комнате, на раскладной койке, которую дал ему молчаливый привратник. Проснулся он от шума обычного ветра, хотя гудело не сильно. Звук оказался спокойный, не злой. Оркус больше не нападал в открытую, — то ли устал возиться с непокорным адептом, то ли не имел силы на этой земле. И все же сизая туча висела близ перевала. Извивы туч сложились в подобие лица. Там, где положено находиться глазницам, сверкали нехарактерные для зимы грозовые разряды. Это была лишь случайная игра погоды, но Келлер открыл окно, и из озорства показал «Оркусу» вытянутый средний палец.

«Отель» (одноэтажный хилый коттедж из фанеры) лежал в руинах из-за камнепада. Мачта маленькой ветряной электростанции устояла, но оборванные провода свисали до земли. Починкой никто не занимался, лишь вчерашний привратник старательно чистил порог главного здания растопыренной проволочной метлой.

— Почему так пусто?

— А нас всего-то десять человек, если не нагрянет кто-нибудь из столицы. Некоторые уехали за продуктами, другие за горючим в долину. Трое ушли в деревню возле медной шахты — в некоторых коттеджах идет трансмутация и есть больные ребятишки. Мы ждали вертолет с механиком и врачом, но полетов не будет из-за плохой погоды. Утреннюю службу и завтрак вы проспали, я хотел вас растолкать, но настоятель не разрешил. А раз вы такой лентяй, еду сами себе готовьте, керосин возьмете в чулане, крупа и кастрюли на кухне. Электростанция до сих пор не на ходу, так что вечером вся округа будут сидеть во тьме.

Юлий посмотрел на небо — циклон с востока скомкал тучу, превращая ее в бессильное месиво воздуха и снега.

— У вас найдутся какие-нибудь инструменты?

— Целая кладовка, все, что осталось от техника, который полгода назад завербовался в солдаты.

— Я должен поглядеть.

— Умеете ремонтировать?

— Когда-то давно я жил в горном поселке, там была похожая машина.

— Вы не настоящий техник.

— Я справлюсь. На самом деле, все главное уцелело…

После полудня Келлер окоченевшими пальцами распутывал и сматывал рваные провода. «Сто дней, — уже без сильного отчаяния подумал он. — Только бы продержаться весну, а потом еще часть лета, и тогда я выиграю свою разборку с вечностью. Определенно, есть польза в том, что люди по триста лет караулят на перевале. Если у меня все получится, то вечером тут хотя бы не будет темноты».

День, в который должна была погибнуть Нина, прошел спокойно. Мик провел его в одиночестве, как и некоторые предыдущие дни. Он больше не встречался с сестрой, она существовала где-то за чертой, означающей большую значимость, недоступную простым смертным.

Северин переселился в отель средней руки. Однажды он видел сестру издали — за тонированным стеклом роскошной машины. На прием к консулу он попал через две недели — когда утратил надежду другим способом добраться до Нины.

— Вы хотели задать вопросы или просить о чем-нибудь?

Северин сидел напротив Дезета. Что-то непонятное мешало ему начать — какая-то трагическая отстраненность в облике правителя Арбела.

— Меня выселили в город против желания. Уником Нины не откликается, я записался у вашего секретаря и ждал приема две недели. Я хочу получить объяснения. Я хочу увидеть свою сестру.

Эти слова он выдавил через силу. «Может ли человек с нулевым показателем пси понять меня правильно?».

— Я же не дурак и в состоянии это сделать, — ответил Дезет, и Мик понял, что телепатия тут ни при чем — он, Северин, сам того не замечая, вслух задал мучивший его вопрос.

— Я все отлично понял, — снова повторил консул. — Поэтому держать в заблуждении не буду. Моя дочь вам не сестра, даже отдаленного родства между вами не существует.

Северин чувствовал, как горит его лицо.

— Вы знали об этом?

— Да.

— А ваша дочь, Нина знала?

— Нина — нет.

— Я вам не верю.

— Напрасно. Она искала свою мать и не знала, что моя бывшая жена давно мертва — ее убили по приказу Оттона Иллирианского. Я не говорил об этом дочери, потому что не знал о ее намерениях сбежать в Порт-Иллири. Ваша мать и ее мать носили одинаковые имена. В Иллире множество женщин с одинаковыми именами. Особенно, если эти имена почему-то считаются красивым.

— У мамы и Нины одинаковое лицо, сходство просто потрясающее.

Дезет сухо усмехнулся.

— Маргарита, мать Нины, была родом из южных провинций. Ваша мать — тоже. Это только антропологический тип привлекательной иллирианки, и ничего более. Совершенство этому сходству придало только ваше буйное воображение.

— Моя мать когда-то была замужем за офицером корпуса «Сардар».

— Разве? — Дезет пожал плечами. — Тогда вы должны бы знать — такие, как мы, гибли в Ахара тысячами. Там твердая земля, тела погребали, как попало… если вообще находили на это время. Пропавших без вести претория подозревала в дезертирстве, поэтому командование предпочитало числить нас мертвецами. Мне, впрочем, повезло. Сложилось так, что я остался жив, а тот человек — нет. В Иллире сотни тысяч вдов. Нет ничего удивительного в том, что одна из них оказалась вашей матерью.

— Но имя! Мою сестру звали Нина.

— Простое совпадение. Разве фамилия совпадает?

Северин в отчаянии понял, что никогда не интересовался прежней фамилией матери. «Сейчас я уже ничего не узнаю».

— Зачем вы обманываете меня? Была же генетическая экспертиза.

— Кто ее делал? Он не был пьян? Вы видели официальные результаты?

«Я позволил этим людям поиграть собой».

Северин внезапно успокоился.

— Что ж, я приму к сведению все, что сказано. Нина мне не сестра, тем лучше, значит, она для меня нечто большее.