Сердце в тот же миг брякается с глухим грохотом в пятки, и я вновь погружаюсь в тот необъяснимый первобытный страх, в котором оказалась пару дней назад, когда встретила этого самого парня, выходящим из кабинета профессора Доэрти.

Я смотрю на приближающуюся фигуру, и у меня немеют руки и становятся ватными ноги.

Почему? Почему это происходит со мной? Ведь он…

Я даже не знаю, кто он такой, а уже до жути боюсь!

Мое тело парализует от накатывающего страха, и пока подружки с азартом обсуждают, в какое кафе пойти или лучше сначала сходить на вечерний сеанс в кино, я замедляюсь, потому что ноги отказываются повиноваться.

А еще я смотрю на приближающегося парня. Всё происходит как в замедленной съемке.

Вот он идет навстречу. На нем темная одежда: черная куртка, которую я видела в прошлый раз, темно-синие потертые джинсы. Ботинки на грубой подошве. Футболка, небрежно заправленная в джинсы. Пряжка ремня в виде овала с какой-то надписью. Прочесть не получается. В глазах как-то плывет.

Уж не обморок ли у меня накрывает от накатывающего темной волной страха?

Мой взгляд сквозит выше. И вот я вижу отчетливо татуировку – череп и красные цветы на черном фоне.

Ошибки не может быть. Это он.

Я не хочу смотреть на его лицо, но мои глаза против воли устремляются выше и… наши взгляды пересекаются.

Остро. Молниеносно. До режущей боли где-то на подкорке мозга.

Ноги окончательно отказываются повиноваться, и я замираю на месте. Буквально врастаю в землю. И в этот самый миг незнакомец проходит мимо меня, задевая локтем. Слегка. Едва ли можно сказать, что он коснулся моей руки, и все же я отчетливо чувствую тот миг, когда между нами не остается ни дюйма свободного пространства.

Меня бьет током. Не настоящим, конечно же, метафорическим. Но это так ярко ощущается, так сильно накрывает, что уже через миг изо рта вырывается протяжный выдох.

Не знаю, слышал ли он, какой неуместный звук сорвался с моих губ, но парень, в отличие от меня, продолжает идти. Я же едва понимаю, где вообще нахожусь и что происходит вокруг.

Мир будто застывает. Я больше не вижу никого. Только черное, расплывающееся на радужке пятно, словно отпечаток увиденного образа.

Мы виделись всего лишь дважды. Дважды!

Две мимолетные встречи. Но отчего-то эти встречи действуют на меня так сокрушительно, что я совершенно не понимаю, когда должна двигаться, дышать, думать. Вокруг вибрирует пустота и сгущается темнота.

– Эй, Лили, ты чего застыла-то? – окликает меня Эми. Или Саманта? Я совершенно не различаю их голоса в звенящей в голове пустоте.

Парализующий страх рассасывается. Я часто моргаю. Прислушиваюсь к себе. Шевелю руками. Чувствую, как в ноги возвращается твердость. Легкие больше не сжимаются, словно кто-то держит их в огромных кулаках. И даже сердце стучит ровно и не пытается выбраться из грудной клетки.

– Ли, не отставай! – громко добавляет Сэм, и я понимаю, что слышала ее голос.

Девочки уже ушли достаточно далеко, чтобы заметить, как страх покидает мои глаза. Я выдыхаю.

Кажется, никто ничего не заметил.

Разве что только он.

На затылке волосы встают дыбом.

Резко оборачиваюсь.

Но его нет. Исчез. Как тень.

– Ну же, Уилсон, двигай булками! Мы опоздаем!

– Иду! – выкрикиваю, и голос мой звучит сухо и хрипло.

***

– Как прошел день? – из очередного самокопания меня вырывает спокойный, чуточку усталый голос тети.

Я отрываю взгляд от чашки с какао и смотрю на то, как тетя Мэри плавно передвигается по небольшой кухоньке в ее доме. В нашем доме, – вновь одергиваю себя. Теперь я живу здесь. С одиннадцати лет, как не стало моей мамы.

Но как же тяжело привыкнуть.

И пусть прошло уже много лет, я никак не могу заставить чувствовать этот дом своим, потому что дом этот всегда был тети Мэри и ее мужа Дэвида. Он тоже умер. Пять лет назад.

С тех пор я и тетя остались друг у друга. И больше никого.

– Да так. Как обычно.

– Что-то ты без настроения? – Тетя Мэри косо поглядывает в мою сторону, пока режет на доске овощи для ужина.

– Немного устала.

– Тогда тебе нужно отдохнуть.

– И оставить тебя одну разбираться с нашим ужином? – хмыкаю я, отталкивая от себя почти пустую чашку. – Давай помогу.

Тетя одаривает меня улыбкой и не протестует, когда я принимаюсь помогать ей с готовкой.

Ведь мы есть только друг у друга, и больше никого. Мне нужно это помнить. Знать, что я не совсем одна на этом белом свете. И все равно что-то давит в груди.

А еще из головы не уходит образ того парня, из-за которого мое сердце каждый раз делает смертельный кульбит, стоит только о нем подумать.

Но почему?

Почему мой организм так реагирует на его появление?

Может быть, я знаю этого парня? Видела где-то еще помимо колледжа? Может быть…

В голове хаотично мечутся мысли, пока я пытаюсь вспомнить хоть один случай, который мог бы повергнуть меня в такой же немой, парализующий шок, как я испытала сегодня днем. Но ничего путного на ум не идет. Разве что смерть мамы сопоставима с тем ужасом, который я тогда испытала. Но нет. Этот парень и мама никак не связаны. Здесь что-то другое.

– Лили, осторожней! – громкий, взволнованный голос тети вырывает меня из мыслей, и я чувствую, как острие ножа царапает указательный палец левой руки, которой я придерживала перец.

– Ой! – вскрикиваю от боли. Бросаю нож и подношу палец ко рту. На кончик языка успевает попасть капелька крови.

– Да что ж ты так неаккуратно-то, – приговаривая, тетя дергает мою руку на себя и обматывает палец салфеткой. – Вроде ничего серьезного. Царапнула только, – говорит она, осмотрев рану. – Иди промой и пластырь наклей. А я тут сама разберусь.

– Прости, – шепчу, прижимая салфетку к ране.

Тетя молча качает головой и выдыхает.

Знаю, от меня много проблем. Тете Мэри со мной тяжело.

Наконец-то у нас с девчонками выдался тот самый день, когда никто и ничто не помешало нам выбраться вместе в центр, чтобы сходить в кино, потом заглянуть в кафе, чтобы отведать вкуснейших пончиков (Эми знает в них толк) и прошвырнуться по торговому центру, разглядывая новинки сезона.

Набравшись положительных эмоций и зарядившись энергией, я и Сэм провожаем Эми до дома. Она живет в центре, поэтому ей далеко ездить не нужно. Зато мне и Сэм приходится топать на остановку. Сейчас Саманта живет с матерью в загородном доме, пока отец уехал в командировку. Мне кажется, что Сэм немного грустно. Она не любит, когда отца подолгу нет дома. Тогда ей кажется, что он никогда не вернется.

Я толкаю ее в плечо и шепчу ободряюще:

– Не вешай нос. Все будет в порядке.

– Надеюсь, – она кивает, и мы больше не говорим о ее семье.

Добравшись до остановки, ждем наши автобусы. Мы хоть и живем в пригороде, но добираться приходится на разных маршрутах, отчего мне становится тоскливо. Придется полчаса трястись в автобусе в одиночку. Если бы я ехала вместе с Самантой, нам нашлось бы о чем поболтать.

Первым приходит маршрут Сэм. Она машет мне на прощание рукой.

– До завтра! – кричу ей в ответ, а сама чувствую, как тоска тут же затягивает глаза пеленой из слез.

Ну что за размазня я такая!

Утираю рукавом глаза, когда автобус отходит от остановки.

Мой маршрут опаздывает. Я украдкой оглядываюсь.

На остановке стоят еще трое: немолодая женщина с подростком, и мужчина средних лет, который задумчиво курит. Неплохая компания, чтобы скоротать время ожидания. По крайней мере, я не одна.

Но тут подходит еще один автобус, и вся троица загружается в него, оставляя меня в безмолвном ужасе наблюдать, как смыкаются дверцы и большая машина трогается с места, унося мой крошечный островок безопасности.

Тут же на остановке становится темно и холодно, хотя ничего по факту и не изменилось. Это я так чувствую себя, когда остаюсь совершенно одна. Мимо проезжают машины, и я цепляюсь взглядом за каждую, мысленно надеясь, что одной из таких машин будет автомобиль тети – старый шевроле восьмидесятых годов с потертым правым крылом. Но тетя сегодня дома, у нее выходной, и навряд ли она сунется в центр города. Да и что ей здесь делать-то?