– Это вряд ли, – перебил ее Элиас. – Ночью они спят, точно так же, как мы. Вот почему нас посадили в эту… клетку. – Он с отвращением огляделся.
– Если бы мы только нашли способ объясняться с ними, быть может, они бы даже помогли нам.
Элиас посмотрел на нее недоверчиво.
– Господи Боже мой, думай, что говоришь. Представь, что вот такие приземлились в средневековой Европе. Долго бы мы стали колебаться, прежде чем сунули бы их в костер?
– Они пока не выказывали никаких враждебных намерений, – натянуто ответила Ким.
– Значит, они куда лучше нас – если только не планируют съесть нас в конце концов.
Ким бросила на него жесткий взгляд, и Элиас пожал плечами:
– Ну ладно, возможно, нас не съедят, но они примитивны, и об этом не стоит забывать.
Ким достала пузырек и вытряхнула на ладонь одну из последних драгоценных Книг.
Положив ее на кончик языка, она почувствовала, как Книга начала растворяться, вскоре наполнив рот хорошо знакомым кислым вкусом. Сглотнув, Ким заметила, что Элиас с любопытством на нее смотрит. Он быстро отвел взгляд и молча сел на голую землю в углу тесного деревянного ящика, где их заперли.
Ким закрыла глаза, погружаясь в другой мир… в мир другого человека, в другое время. Она видела мир глазами Сьюзен. Она снова была в Цитадели, далеко отсюда. Нет, сейчас уже не так далеко.
Ким упорнее сосредоточилась, стараясь увести воспоминания Сьюзен от того времени, того места.
Теперь она снова была на Земле; случайные образы, похожие на сновидения, пронеслись перед ее мысленным взором. Она снова ощутила себя Сьюзен, снова узнавала о том, как стать Наблюдателем, о технологии биоимплантатов. Она сидела в удобной комнате с дюжиной других слушателей, под рукой – записывающее устройство с мягким экраном.
– Скажем откровенно, – говорил преподаватель. – Есть масса способов описать тот процесс, когда Наблюдатель съедает Книгу, и его биоимплантат взаимодействует с ее сложными молекулами и закодированной в них информацией. Но если говорить честно…
Преподаватель – имя всплыло в ее памяти, но для Ким оно ничего не значило – обвел глазами сидящих перед ним людей.
– … то любая такая теория сводится к пустой болтовне, – продолжал он. – Но такова потребность человеческой природы: давать разумное объяснение даже непостижимому. Классифицируя явление, мы создаем иллюзию его соответствия некой области человеческого знания. Но никто на самом деле не знает, как работают эти имплантаты. И поскольку они не должны работать, теоретически, – сказал он с широкой усмешкой, – они невозможны.
Ким мысленно нахмурилась. Где бы ни находились нужные ей сведения, здесь их не было. Но вырваться из этой сцены оказалось чрезвычайно трудно. Преподаватель смотрел теперь прямо на нее.
– Реальная суть Ангелов и их биоимплантата как-то связана с секретом, почему вселенная кажется такой тихой, почему мы не слышим тех инопланетных радиосигналов, которые – как мы когда-то предположили – несутся между звездными системами.
Ким/Сьюзен встала и пошла к двери. Когда она оглянулась на преподавателя, ей показалось, что ему больно. Ким была уверена, что видит кровь, проступившую у него на рубашке и брюках, но другие слушатели как будто не замечали его страдания.
– Так откуда это великое молчание в течение тех долгих до-Ангельских лет, когда мы обыскивали небо в поисках внеземного разума – а он все это время был прямо там, за орбитами Плутона и Харона? Быть может, дело в том, что нам чужда была сама концепция инопланетян, их понимание общения. Ким?
Но прежде чем она успела среагировать на то, что преподаватель обратился к ней по имени, которого не должен был бы знать, она уже оказалась в другом месте. Она была на Земле, в квартире Сьюзен – месте, которое Ким вспомнила с нежностью потерянной любви, окрашенной сожалением.
Ким инстинктивно поняла, что теперь она находится в нужном месте. Она тотчас узнала все эти печатные книги, эту небрежную стопку смартшитов, заполненных информацией о Каспере: сведениями о его флоре и фауне; наблюдениями и размышлениями о цивилизации каспериан.
Настал решающий момент. Теперь она могла отведать того знания, позволяя ему течь из Книги в ее ум. Однако в подсознании Ким спросила себя о том, что случилось ранее: откуда взялась та иллюзия, будто что-то в самой Книге заговорило лично с ней…
Она подняла глаза и увидела себя/Сьюзен в зеркале. Губы Сьюзен шевелились, безмолвно говоря из отражения.
«Но здесь никого больше нет», – подумала Ким, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Она в панике огляделась, потом снова повернулась к зеркалу. К ее ужасу, в стекле теперь отражалась еще одна фигура. Тот же самый преподаватель таился в тени у нее за спиной, но теперь его тело было страшно искалечено, кожа стала синей и восковой, иссеченной шрамами, от зубов остались только почерневшие обломки. Ким почувствовала подкатившую к горлу тошноту.
– Что же это такое – настоящее общение? – продолжило изуродованное отражение, как будто все еще обращалось к своей группе. – Слов недостаточно, ибо, чтобы по-настоящему передавать идеи, необходимо сперва убрать барьер устной речи, барьер различного жизненного опыта. Для настоящего общения с другим человеком нужно стать им, чтобы понять его полностью. Без такого проникновения общение – как его понимали Ангелы – невозможно.
Ким пошла к двери. Ее охватил такой ужас, что она боялась оглянуться: а вдруг там действительно что-то есть? В последнее время она испытывала сильный стресс, и, возможно, галлюцинации и игра воображения вторгались в ее реальность. Ким вышла в оживленный коридор, чувствуя себя легче и сильнее, чем тогда, на своей прародине. Впрочем, Сьюзен, местная уроженка, земного тяготения не замечала.
Потом Ким заметила полный рот сломанных зубов, ухмыляющийся ей из коридора, и жуткая фигура преподавателя неуклюжими прыжками поволоклась к ней. Ким затошнило, и в реальном мире она уткнулась лицом в странно пахнущую касперскую землю. Краем сознания она отметила Элиаса – он напряженно наблюдал за ней, сжав губы.
Отвратительный образ преподавателя снова заполнил ее ум.
– Я теперь уже столетия изучаю то, что осталось в Цитадели, – продолжал он безостановочно, – и вот так я обнаружил трагедию. Для Ангелов те Книги были средством понимать друг друга – и другие биологические виды – с самых разных точек зрения. На самом деле эти препараты не содержат конкретных воспоминаний, они только выключатель, приводящий в действие… не мировое сознание, нет, не Бога – ничего столь конкретного, а нечто такое, для чего не существует слов.
Теперь Ким бежала под прозрачным куполом огромного, ярко освещенного атриума Аркологии. Сверху лился свет полярного солнца, блеском отражаясь от далеких снежных полей. Ким подавила в себе страх. «Это только Книга, – подумала она, – это не происходит со мной наяву».
Ким остановилась, повернулась. Говоривший подошел ближе. Ким почувствовала, что ее ужас сменился чем-то вроде жалости, смешанной с отвращением. Перед ней был человек, но так жутко израненный, что больше походил на компьютерного монстра.
Ким не дала себе впасть в панику.
– Кто ты?
– Меня зовут Сэмюэл Рой Вон. Я живу в горах на севере. И внезапно она тоже оказалась там, в собственных воспоминаниях этого человека, пилотирующего челнок от Станции в суматошные недели после начала Разрыва, и ее наполняло чувство священной цели, ясной судьбы.
– Мы прилетели сюда, потому что нас – нескольких человек – создали для того, чтобы предвидеть ход будущего.
Ким вдруг вспомнила детство, проведенное с братьями и сестрами, регулярные тесты и ощущение утраты, когда один из них провалил испытание и исчез на следующее утро из их солнечного дортуара. Больше его никто не видел.
– Как и Элиасу, мне изменили гены в экспериментах с биотехнологией Ангелов. Но я лучше всех остальных, кроме одного человека, вижу путь будущего. Пожалуйста, пойми.
И следом – отчаянный ужас, и кровь, хлынувшая в очередной попытке самоубийства. Но освобождение смерти так и не пришло. Чувствуя себя близкой к обмороку, Ким закачалась перед этой человеческой развалиной, сидящей на полу. Губы существа упорно оставались неподвижны, даже когда оно говорило внутри Ким. По ощущениям это было похоже на поглощение Книги, но в тысячу раз сильнее, насыщеннее ощущениями и информацией. Как могло столько информации содержаться в одной растворяющейся пачке молекул? И Ким вспомнила слова этого существа, сказанные, когда оно еще казалось человеком. Не могло, не содержится.
