Что можно будет там есть? – спросила себя Ким. В прошлый раз на Каспере она со своей группой были далеко от любой флоры и фауны. Всю свою еду они привезли с собой. Да, на «Гоблине» тоже есть припасы, но надолго их не хватит.

Что будет ядовитым? Не убьют ли их местные болезни? И еще туземцы… они были везде. Не слишком развитое общество, но уже на пороге промышленной революции. Если бы Элиас посадил «Гоблина» на Землю шестнадцатого века, их бы сожгли на костре, не задавая вопросов, подумала Ким. К сожалению, она недостаточно знала о касперианском обществе…

Внезапно Ким поняла, кто знал, и надежда вспыхнула в ее душе – яркая, пылающая надежда, и не важно, что в это время они со свистом неслись вниз.

– Пора.

Ким посмотрела на Элиаса. Он что-то сказал? Она увидела его руку на пульте рядом с панелью управления. На маленьком мониторе между ними теперь светилась одна фраза: двигатели включены.

«Гоблин» подбросило – это отделился абляционный экран, и двигатели заработали на полную мощность, противодействуя быстрому спуску судна, не давая ему врезаться в землю на скорости несколько тысяч миль в час.

– Нам надо сесть у воды! – крикнула Ким, но Элиас не ответил. Он был чем-то занят.

Ким наклонилась вперед, насколько позволяли ремни, и поняла, что он пытается управлять снижением «Гоблина». Штрихи вектора указывали в сторону от водной массы, к горной цепи. Той же горной цепи, к которой направился челнок.

– Элиас, нет! Целься к воде!

– Какая разница – утонуть или разбиться? – крикнул он в ответ. – С тем же успехом можем попытаться сесть ближе к нашей цели.

«Твоей цели, – мысленно уточнила Ким. – Мы летим вслепую, а наш пилот сумасшедший». Все было бы иначе, не приди он к ней с деньгами, от которых сейчас не было ровно никакого толку. Она мрачно вцепилась в кресло и стала ждать.

«Гоблин» прорвался через стратосферу Каспера, оставляя за собой раскаленную полосу огня. Он автоматически изменил угол входа, чтобы войти в плотные слои атмосферы под наклоном. Поскольку «Гоблин» создавался без учета требований аэродинамики, то кроме алгоритмов аварийной посадки, предназначенных компенсировать этот недостаток, ему нужно было сжечь все свое топливо в одном затяжном взрыве, чтобы погасить скорость и приготовиться к своего рода посадке.

Разрабатывая протоколы «Гоблина», конструкторы предусмотрели программу аварийной посадки. После консультации с военными психологами и рекламными фирмами этот термин изменили на процедуру контролируемого входа в атмосферу.

И когда «Гоблин» падал и когда туземцы Каспера – и люди из затерянной человеческой колонии, спрятанной в высоких горах Тейва, – посмотрели в небо и увидели там второй след дыма и огня, они еще не знали, что их мир меняется бесповоротно, навсегда.

На пульте замигали аварийные сигналы – корабль испытывал слишком большие перегрузки. Ким постаралась не думать о Винсенте, неподвижно лежащем внизу. Возможно, он мертв, и не укладывалась в голове мысль, что он умер в двух шагах от Ким, пока они сидят пристегнутые в креслах и ждут.

– Мы только что потеряли два маршевых двигателя, – сообщил Элиас. – Боюсь, посадка будет жесткой.

Его кожа казалась более гладкой, шрамы от старых ран стали менее заметны. Такого не случалось больше ста лет. Эрнст уделял ему на редкость мало внимания, и Сэм мог это понять. Он не представлял себе, как живут все остальные люди, каково это – не знать, что случится в этот день, или в следующий, или неделю спустя. Для Сэма все это было заранее предрешено.

Он подождал еще несколько минут, чтобы Мэтью появился на верху тропинки. Парень с мрачным видом взглянул себе за спину. Сэм точно знал, что скажет Мэтью – как если бы он это уже сказал.

В некотором смысле так оно и было.

Сэм посмотрел на небо, надеясь увидеть вспышку снижающегося челнока. «Тренчер, мой старый друг, – подумал он, – как долго я тебя ждал. Может, лучше было бы не знать, когда и при каких именно обстоятельствах… »

Сэм опять был внизу, у подножия склона. Если он захочет есть или пить, ему снова придется толкать свой шар по тропинке, ведущей к воде и пище. Сэм заставил себя отдыхать, хотя болел живот и горло требовало влаги, пищи. В последние дни снега выпало немного, и этой малости Сэму не хватило бы для утоления его неодолимой жажды.

Что будет, если он просто втащит себя на край утеса и бросится вниз? Станет он, наконец, свободным, когда его голова расколется и мозги разлетятся по инопланетному горному склону?

К сожалению, он восстановится – как случилось в прошлый раз, когда Сэм это попробовал. Вон наказал его тогда – конечно, как только Сэм достаточно восстановился, чтобы ощутить наказание.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – предостерег Сэм, когда Мэтью приблизился. – Последнее время ты часто сюда спускался. Кто-нибудь мог заметить.

Мэтью выразительно покачал головой.

– Отец не узнает. Меня предупредят, как только он отклонится от своего графика.

– Я давно знаю твоего отца, Мэтью, – тебя тогда еще на свете не было. Он способен на многое. Чтобы сотворить все это, – взмахом закованной руки Сэм обвел долины на востоке, – нужно быть особенным человеком.

Мэтью уставился на него с выражением, граничащим с презрением.

– Иногда мне кажется, что ты им восхищаешься, и я не уверен, можем ли мы тебе доверять.

Сэм поднял брови.

– Присмотрись, малыш. Видишь эти наручники? Знаешь, как давно я заточен здесь, на этом горном склоне? Знаешь ту единственную вещь, что берегла мой рассудок все это время?

Мэтью нахмурился.

– Да-да, я знаю. Но иногда ты так говоришь о нем…

– В некоторых отношениях, Мэтью, твой отец – великий человек. Но история полным-полна великих людей, творящих плохие дела. Мы родились в прималистской религии – были созданы ею, – нравится нам это или нет. Попробуй представить себе, каково это, Мэтью, когда тебе говорят, что ты или один из твоих братьев был рожден специально, чтобы вести некую крошечную часть человечества к спасению. Когда у тебя есть силы, обычно приписываемые богам и легендарным героям. Когда тебе говорят, что ты и твои братья – родоначальники новой эры. – Сэм прислушался к себе, думая: «Каким же занудой ты раньше был, как обожал напыщенные речи и дешевую философию. И ты ведь так до конца и не избавился от этой привычки». – Твой отец всего лишь выполняет ожидания тех, кто привел его в этот мир. Но это не значит, черт побери, что мы не должны попытаться остановить его.

– Ты сказал, скоро произойдет что-то важное, – напомнил Мэтью. – Челнок уже в пути, все люди на месте. Сейчас не время играть в таинственность, нам нужно знать.

Сэм тихо засмеялся – он почти ощутил себя свободным, как если бы эти цепи были бумажными и о них можно легко забыть. Странно было думать, что его неволя почти закончилась. Этот горный склон был всем, что он знал за много своих жизней, и Сэм представить себе не мог, каково это – не жить в опаляющей боли каждую секунду каждого дня, не страдать от неутолимого голода без блаженного освобождения смерти.

– У меня не было абсолютной уверенности, что Элиас долетит сюда, и долетит не один, – сказал Сэм. – Это то, чего я ждал. Вероятность, что он выживет, была чрезвычайно высока, и тот факт, что я видел его прибытие в будущем, должен был склонить чашу весов. И все-таки я удивлен. Помни, Мэтью, некоторые из вещей, которые предвидит твой отец и предвижу я, все еще только вероятности, не неизбежности. Мы должны работать вместе, чтобы выбрать тот исход, какой мы хотим.

– Что нам делать с Тренчером? Сэм вздохнул.

– Делайте, что положено. Просто вытащите его оттуда и увезите подальше от Эрнста.

Мэтью впился в него взглядом, полным неуверенности и гнева. Мальчик становится похож на своего отца.

– Возможно, нам следует просто оставить тебя здесь, на этом склоне, когда все закончится, – процедил юноша. – Нам нужны гарантии, а не предположения. Нам нужно знать, что все получится.