Однако Винсент нашел родственный материал в других частях Сети. Некоторые ученые проявляли озабоченность, но имелись обычные люди, возвещающие конец света, как прималисты и сторонники еще двух десятков других чокнутых религий. Из-за этого было трудно отделить строгую науку от иррациональной проповеди. И разве прималисты не проповедовали, что Каспер – это новый Эдем?

Винсент призадумался. Возможно…

«Нет, – твердо сказал себе ученый. – Это действительно путь к безумию».

За откинутым пологом шатра Роук мельком увидел сгорбленную тень, бесшумно скользящую между свисающими до самой земли листьями высоких болотников. Корона Хеспера стояла низко на горизонте, сияя над далекими горными пиками юга. Роук вышел из шатра. У входа несли стражу двое солдат – характерные драгоценности в ушах выдавали в них уроженцев родного города Роука. Мастер спросил, не заметили ли они чего-нибудь, зная, что, если бы на краю лагеря рыскал какой-нибудь обычный зверь, они бы тоже его увидели.

Стражники ответили, что ничего не видели. Роук кивнул, потом сказал им, что покинет лагерь на несколько минут. Ему необходимо подумать, а для этого нужно уйти из лагеря.

Но Сехерен, более рослый из стражников, встревожился:

– Мастер Роук, император поручил нам охранять вас. Если с вами что-нибудь случится, вина падет на нас – и поделом.

– Но здесь командую я, и вы должны выполнять мои приказы, Сехерен. Не надо считать меня легкомысленным. И я отлучусь лишь на короткое время. Если меня не будет слишком долго, тогда, конечно, ищите. Но уверяю тебя, это не понадобится.

Экспедиция по необходимости была большой: солдаты, слуги, повара, даже кое-кто из жен и маленькое стадо ледовиков, которые могли пригодиться под седло, или в пищу, или даже на продажу, если потребуется. Роук вез бумаги, которые гарантировали им безопасный проезд через любые города, ныне вошедшие в империю Зана. Но позади уже был переход через Северное море, и двухдневное плавание на крошечных парусниках не доставило старому мастеру никакого удовольствия, а постоянная качка плохо сказалась на его здоровье. Мы созданы для суши, не для моря, размышлял Роук.

Здесь, вдали от Тайба, на дальних северных берегах, было уже значительно холоднее, чем в южных краях, к которым Роук давно привык. Хотя на этой земле прошли годы его взросления, возвращение не вызвало у мастера никакого ностальгического пыла. Напротив, здешний край показался ему суровым и негостеприимным.

Выйдя из лагеря, Роук направился к открытой поляне, окаймленной болотниками. За ним увязался маленький коричневый кантр, и мастер шикнул на него. Кантр выглядел достаточно взрослым и готовым к своему первому внедрению, но пока никакого проблеска ума в его глазах не было заметно. Вскоре кантр отстал и побрел обратно в лагерь.

Теперь мастер остался один – только далекие костры лагеря мерцали сквозь деревья. Он уставился вслед кантру. Когда-нибудь он, Роук, умрет, и его плоть будет скормлена другим таким же кантрам в ритуале, известном как ритуал внедрения. Ум Роука и его душа перейдут в их восприимчивую плоть, и они научатся ходить на двух ногах и говорить.

Через несколько минут из гущи болотников выскользнула сгорбленная тень. Ум светился в ее глазах, блестящих, словно от лихорадки. Чудовище ощерилось, опять показывая жалкие ряды маленьких, черных, разрушенных зубов.

– Если хочешь что-то сказать, Чудовище, говори быстрее, – рявкнул мастер. – Я должен вернуться в лагерь.

– Зови меня Сэм, – ответило Чудовище. – В конце концов, это мое имя. Ты помнишь, что я рассказал тебе об истинной природе ваших богов?

Роука зазнобило.

– Такого не забудешь.

– Что ты знаешь о городе Боле?

Старый мастер уставился на Чудовище. Оно казалось еще более бесплотным, еще менее реальным в этом месте холода и теней.

– Сказка, миф – затерянный город богов, где был сотворен этот мир. Это фантазия.

– Бол существует.

Чудовище продолжало говорить, а Роук внимательно слушал.

Урсу вспомнил смерть: он вспомнил воду, затягивающую его в глубину. Он не знал, как его вынесло из подземных пещер на открытый воздух. Он понятия не имел, как долго тащила его река, пока не выбросила на берег.

Воспоминания были туманными. Юноша припомнил голос, зовущий его, заставляющий прыгнуть в колодец – безумный, самоубийственный поступок. Подобравшие его кочевники сказали Урсу, что он был мертв, но вернулся к жизни, воскрешенный богом, которого сжимал в руках, когда его нашли.

Его спасители принадлежали к одному из многих тысяч кочевых племен, чьи пути пролегали по ледяным пустыням между великими городами севера. Пути эти считались священными – ими шли мигрирующие ледовики задолго до эпохи городов. Ныне повсюду торчали огромные каменные столбы, обозначающие эти маршруты. Одним племенам горожане доверяли больше, другим меньше, но все они в той или иной степени промышляли торговлей, перевозя товары между городами. Древние торговые тракты вились по долинам и горным перевалам.

Очнувшись, Урсу не увидел идола Шекумпеха. Непослушными губами он пытался назвать имя бога ухаживающим за ним кочевникам, но ответа не получил. Они говорили только на своем языке, которого юноша не понимал.

Когда Урсу очнулся в первый раз, связанный, в полной темноте, он мог только высунуть язык. Нащупав языком сухую, грубую ткань, юноша понял, что его засунули в какой-то мешок. Его руки и ноги были туго стянуты веревками. Прошли долгие часы – куча времени для весьма пессимистических размышлений.

Лишь с наступлением ночи с него срезали путы. Освобожденный, Урсу зажмурился. Огромный жемчужный обруч Короны Хеспера, протянувшийся поперек горизонта, ослепил глаза своим холодным летним сиянием. Когда зрение вернулось, юноша увидел, что лежит в центре становища, окруженный шатрами, а между ними в полутьме горят костерки.

Я где-то далеко в тундре, решил Урсу. Он поднял глаза и увидел вдали уходящую к горизонту гряду низких холмов – странно знакомых. На переднем плане, рассыпанные по подножиям холмов, росли снежные яблони. Но росли довольно упорядоченно – свидетельство того, что некогда их посадили там длинными ровными рядами. Теперь их душил дикий плющ и омела пила их соки. Урсу понял, что это городской фруктовый сад.

Откуда-то появились несколько взрослых женщин со своими ковыляющими отпрысками – после недавнего внедрения они только учились непривычному искусству хождения на двух ногах. Невнедренные кантры носились тут и там на четвереньках, их длинные морды подрагивали на холодном воздухе. Отдаленный шум воды указывал на Тейв, питающий и этот фруктовый сад. Видимо, часть бесконечного пути этого племени пролегала вдоль реки. Женщины подошли к Урсу и обработали его раны – одни незначительные царапины да шишки. Они рассказали юноше историю о том, как его нашли.

Пока это происходило, двое взрослых мужчин сидели рядом, внимательно наблюдая за Урсу. В звездных сумерках поблескивали их глубоко посаженные темные глаза. Традиционные племенные ножи – короткие зазубренные лезвия с кожаными рукоятками, натертыми сушеной ледянкой, чтобы блестели в ночи, – лежали в пыли прямо перед ними.

– Где я? – просипел Урсу.

– Жрец? – спросил голос позади него.

Урсу повернулся и встретился взглядом с парой настороженных глаз. Молодая женщина, немногим старше его самого. Она указала на его грудь.

– Ты жрец?

– Да. Я не знаю. Нет. – Кто же он на самом деле? – Раньше был.

Один из мужчин, более молодой, что-то пролаял девушке на своем языке, и она что-то прошипела в ответ. Затем повернулась к Урсу.

– Он хочет знать, не тебя ли ищут солдаты.

Урсу поборол могучий инстинкт прижать уши к голове. Почувствовав, что они мелко дрожат, юноша резко насторожил их, пытаясь скрыть этот жест страха.