Я резко сел. Купе. Рон Уизли, с его неизменной страстью к сладостям, на этот раз давился шоколадными котлами. Гермиона Грейнджер, с ее вечным стремлением к знаниям, уже корпела над «Теорией трансконтинентальных порталов: Риски и Регуляции». Их лица, их голоса… Я смотрел на них, и впервые за долгое время почувствовал не холодное презрение или ярость, а глубокую, всепоглощающую усталость.

— Опять кошмары, Гарри? — участливо поинтересовался Рон, заметив мой отсутствующий взгляд. Его участие, как всегда, было пустым звуком, ритуальным жестом, лишенным истинного содержания. Они не помнили. Никто из них не помнил. Для них каждый год, каждый Турнир, каждая моя смерть — это было впервые. Они повторяли свои ошибки, свои предательства, свою глупость с упорством заводных игрушек. И я, единственный, кто нес на себе бремя девяти прожитых и проигранных жизней, был обречен наблюдать этот бесконечный спектакль.

— Это уже не кошмары, Рон, — мой голос был тих, но в нем звенела такая безысходность, что он невольно поежился. — Это реальность. Моя реальность.

Девять смертей. Я пробовал все. Защитные заклинания, Темные Искусства под руководством Снейпа (предателя!), сделка с дементорами, изучение запретной магии Хаоса, создание мощных артефактов, мастерство в зельеварении… Каждый раз, когда я думал, что нашел ключ к выживанию, игра менялась. Враги становились хитрее, ловушки — изощреннее. Дамблдор с его «исцеляющей» магией, Крам с отравленным кинжалом, Снейп с его демонстративным бездействием, Крауч-младший с его древней сетью… Они все были частью этой системы, этого лабиринта, из которого, казалось, не было выхода.

Хогвартс. Когда-то это слово вызывало во мне трепет, надежду на дом. Теперь это была клетка. Арена, на которой раз за разом разыгрывалась моя казнь. Турнир Трех Волшебников — лишь прикрытие для изощренных убийств. Дамблдор и Волдеморт — два кукловода, дергающие за ниточки, а я — их главная марионетка.

В этой, десятой петле, что-то во мне окончательно сломалось. Или, наоборот, выковалось из пепла девяти смертей. Холодная, как лед Арктики, мысль кристаллизовалась в моем сознании: игру нужно менять. Не пытаться выиграть по их правилам, на их поле. А покинуть это поле. Сбежать.

Проект «Исход». Так я назвал его в своем Архиве. План побега из Хогвартса. Не просто побега от Турнира. А побега из этой проклятой петли, из этого замкнутого круга смертей и возрождений. Возможно, если я изменю ключевые параметры, если я покину арену, цикл прервется. Или, по крайней мере, я получу передышку, возможность собрать силы, найти новых, действительно надежных союзников, не связанных с этим змеиным клубком британской магии.

Решение было принято. Не импульсивное, не отчаянное. А холодное, расчетливое, как удар хирургического скальпеля.

Первым делом — информация и ресурсы. Мои знания о Хогвартсе, накопленные за девять петель, были обширны. Тайные ходы, забытые комнаты, слабые места в защите, расписание патрулей — все это было тщательно занесено в мой Архив. Но для побега требовалось нечто большее.

Я активировал свои контакты в «темном мире». Гоблины из «Кривого Кинжала». Наша встреча состоялась в одной из заброшенных штолен под Хогсмидом, куда я проник через тайный ход, известный только мне и моему верному домовому эльфу-шпиону, Кикимеру.

— Лорд Поттер, — проскрипел старый гоблин Грабкрюк, его черные глаза-бусинки внимательно изучали меня. — Вы снова с нами. И, смею заметить, с каждым разом ваши… запросы становятся все интереснее. — Гоблины, как и я, обладали своеобразной памятью о петлях, вернее, они чувствовали изменения в магическом фоне, в потоках золота и информации, которые я генерировал. Они не помнили деталей, но ощущали мою… аномальность.

— Мне нужны не просто ингредиенты, Грабкрюк, — мой голос был ровным, лишенным эмоций. — Мне нужен исход. Бесследный. Надежный. И очень быстрый.

Мы долго торговались. Гоблины ценили не только золото, но и редкие знания, особенно те, что касались древней магии и способов обхода магических защит. Я предложил им несколько схем из арсенала семьи Блэков, касающихся защиты сокровищниц, и информацию о готовящейся проверке Министерства в Гринготтсе (об этом я узнал от Кикимера, подслушавшего разговор одного из чиновников). Взамен они согласились предоставить мне несколько нейтральных, не отслеживаемых порталов в заранее оговоренные точки за пределами Британии, а также помочь с созданием абсолютно чистой, новой личности, с безупречной магической историей. Это была рискованная сделка, но у меня не было выбора.

Параллельно я работал над своим личным арсеналом. Зелья. Мое мастерство достигло такого уровня, что я мог создавать эликсиры, о которых большинство волшебников даже не слышали. «Дыхание Дракона» — зелье, дающее временную огнеупорность. «Касание Тени» — эликсир, позволяющий сливаться с тенями, становясь почти невидимым даже для магического глаза. «Сердце Грифона» — мощнейший стимулятор, многократно усиливающий физические и магические способности на короткое время, но с чудовищными последствиями для организма, если им злоупотреблять. И, конечно, «Эликсир Забвения» — сложнейший состав, способный стереть из памяти последние несколько часов у того, кто его выпьет. Это предназначалось для тех, кто мог бы попытаться меня остановить.

Артефакты. Я модифицировал свой кулон-отражатель, вплетя в него элементы магии Хаоса и руны, способные не только отражать, но и поглощать и перенаправлять враждебную магию. Мое кольцо-усилитель холода теперь могло создавать не просто зону низкой температуры, а настоящий ледяной шторм, дезориентирующий и ослабляющий противников. И я создал новый артефакт — небольшой, невзрачный браслет из метеоритного железа и кожи василиска, который я назвал «Разрыватель Уз». Он был предназначен для нейтрализации магических сетей, пут, барьеров — всего того, что могло бы меня удержать. Память о девятой смерти была еще слишком свежа.

Кикимер и другие мои «ручные» домовые эльфы стали незаменимыми помощниками. Они проникали в самые охраняемые уголки Хогвартса, собирая информацию о системе безопасности, о новых заклинаниях, которые Дамблдор накладывал на замок, о перемещениях «Муди»-Крауча. Они были моими глазами и ушами, моими невидимыми диверсантами. Один из них, Добби, которого я «спас» от Малфоев в одной из прошлых петель (и который в этой петле сам нашел меня, чувствуя мою силу и ненависть к темным волшебникам), оказался невероятно искусным в обезвреживании простых магических ловушек.

План побега был многоуровневым, с несколькими вариантами и точками отхода. Я решил не ждать конца учебного года или третьего испытания. Слишком рискованно. Слишком много шансов снова угодить в ловушку. Идеальным моментом, как мне казалось, будет ночь после второго испытания. Суматоха, общая расслабленность после очередного «успеха» Хогвартса (я собирался пройти второе испытание быстро и незаметно, не привлекая лишнего внимания), и, что самое главное, Дамблдор и Крауч-младший будут менее всего ожидать от меня такого шага.

В Хогвартсе я вел себя подчеркнуто тихо. На уроках отвечал ровно столько, сколько требовалось, не демонстрируя своих истинных знаний. Избегал любых конфликтов. С Роном и Гермионой почти не разговаривал, погруженный в свои мысли. Они, кажется, уже привыкли к моей «странности» и оставили меня в покое. Это было мне на руку.

Дамблдор несколько раз пытался «поговорить» со мной. Его голубые глаза за стеклами очков-половинок внимательно изучали меня, пытаясь проникнуть за ледяные бастионы моей окклюменции.

— Гарри, мальчик мой, — его голос был мягок, как всегда, но я слышал в нем стальные нотки. — Я чувствую в тебе… перемены. Тьму, которая растет. Позволь мне помочь тебе. Пока не стало слишком поздно.

— Я ценю вашу заботу, профессор, — мой голос был таким же холодным и отстраненным, как взгляд дементора. — Но я прекрасно справляюсь сам. Тьма, о которой вы говорите, — это лишь отражение той тьмы, что царит в этом мире. И иногда, чтобы выжить в темноте, нужно самому стать ее частью.