— Забери ее!

У меня не было шансов. Я пытался отбиваться, посылая одно проклятие за другим. «Импедимента Аква!», «Сектумсемпра Акварис!» (вариация Сектумсемпры, адаптированная Снейпом для воды, оставляющая глубокие режущие раны, из которых сочилась не кровь, а какая-то темная энергия). Некоторые щупальца отдергивались, но их было слишком много.

Одно из них обвилось вокруг моей ноги, сжимая с такой силой, что я услышал хруст костей. Боль была адской. Воздушный пузырь лопнул. Ледяная вода хлынула в легкие. Я начал задыхаться.

Еще одно щупальце схватило меня за руку с палочкой, вырывая ее. Я остался безоружен.

Последнее, что я увидел перед тем, как потерять сознание, были огромные глаза Кракена, в которых теперь не было ничего, кроме холодной, безжалостной ярости. И где-то на периферии сознания — удаляющийся силуэт Крамa с двумя девочками, и крики ужаса с трибун.

Не хватило сил. Не хватило магии. Не хватило ума понять, что не всегда нужно атаковать. Иногда достаточно просто… не мешать.

Смерть от Кракена была медленной и мучительной. Сначала давление воды, выжимающее остатки воздуха из легких. Потом сокрушающая мощь его объятий, ломающая кости. И, наконец, погружение в ледяную, безмолвную тьму, где уже не было ни боли, ни страха, только бесконечный, всепоглощающий холод.

Третья смерть. И снова я потерпел неудачу. Но на этот раз я унес с собой не только горечь поражения, но и смутное понимание того, что сила — это не всегда агрессия. И что некоторые тайны этого мира лучше не пытаться разгадать с помощью Темных Искусств.

Мой дневник смертей ждал. И я знал, что скоро снова увижу это проклятое купе Хогвартс-экспресса.

Глава 7. Четвертое попадание. Сделка во Тьме

Снова. Опять этот мерный, доводящий до безумия стук колес, выдергивающий из небытия, которое с каждым разом казалось все более желанным. Боль во лбу, уже ставшая привычным спутником, пульсировала с новой силой, словно напоминая о только что пережитом кошмаре. Четвертый раз. Четвертый раз я, или то, что от меня осталось, возвращался в это проклятое тело, в этот проклятый поезд, везущий меня навстречу очередной, заранее предначертанной гибели.

Я рывком сел, оглядывая купе. Рон Уизли, с его вечной рыжей шевелюрой и набитым ртом — на этот раз это были, кажется, «Берти Боттс» всех вкусов и запахов, — и Гермиона Грейнджер, с ее неизменной книгой и видом всезнайки, уже привычно не замечали моего внутреннего ада. Их беззаботность, их слепая вера в этот сказочный мирок, который для меня давно превратился в пыточную камеру, вызывали уже не ярость, а лишь холодное, отстраненное презрение. Они были марионетками, статистами в этом бесконечном спектакле моей боли.

— Гарри, ты в порядке? Опять шрам? — голос Рона, приглушенный жеванием, прозвучал так же фальшиво, как и всегда.

— Кошмар приснился, — буркнул я, отворачиваясь к окну. За ним мелькали те же унылые пейзажи, такие же безразличные к моей судьбе, как и весь этот мир.

Четвертое попадание. Три смерти. Три унизительных, бессмысленных провала. Первая — от руки лже-Муди, быстрая, почти милосердная «Авада». Вторая — после моей глупой попытки публичного бунта, удар по затылку и торжествующий шепот Крауча-младшего о Темном Лорде. Третья, самая свежая и оттого самая болезненная в воспоминаниях — позор на арене с драконом, когда я, «Мальчик-Который-Выжил», оказался некомпетентным шутом, сожранным под хохот толпы. И четвертая… о да, четвертая, хотя по счету в дневнике она будет третьей настоящей смертью в испытании — ледяные объятия Кракена, раздавленные кости, мучительное удушье в темных водах Черного озера. Моя попытка спасти Габриэль, моя глупая, неуместная атака на Хранителя Глубин… все это привело лишь к очередному фиаско.

Мой дневник смертей, который я вел с упорством маньяка, пополнялся с каждой новой «жизнью». «Смерть номер…» Какая уже разница? Каждая запись была сухим, бесстрастным отчетом о моей никчемности. «Причина: утоплен и раздавлен гигантским кальмаром после необдуманной атаки и проявления излишнего, ничем не оправданного героизма. Уроки Снейпа и знания вейл не помогли против первобытной ярости».

В этот раз что-то изменилось. Прежняя холодная ярость, толкавшая меня в объятия Темных Искусств Снейпа, сменилась ледяным, почти нечеловеческим спокойствием. Если Свет не мог меня защитить, а Тьма в ее традиционном понимании оказалась недостаточно эффективной против древних сил, значит, нужно было искать что-то за гранью. Что-то, что сам этот мир считал абсолютным злом, воплощением отчаяния.

Дементоры.

Мысль пришла внезапно, как удар молнии, но не вызвала страха. Только холодный, трезвый расчет. Существа, питающиеся счастьем, высасывающие душу, несущие лишь холод и отчаяние. Они были стражами Азкабана, но их природа была гораздо глубже, древнее. Они были воплощением самой Смерти, или, по крайней мере, ее ближайшими слугами. И если я хотел понять, как перестать умирать, возможно, стоило спросить у тех, кто так близок к ней.

Это был самый безумный план. Безумнее, чем просить Снейпа об уроках, безумнее, чем пытаться договориться с вейлами. Но после четырех смертей, после того, как я побывал в пасти дракона и в щупальцах кракена, обычные человеческие страхи казались чем-то далеким и незначительным. Что я мог потерять? Душу? Кажется, от нее и так уже мало что осталось.

Прибытие в Хогвартс, пир, объявления Дамблдора о Турнире — все это прошло мимо моего сознания. Я механически выполнял необходимые действия, но все мои мысли были сосредоточены на дементорах. Как их найти? Как с ними связаться? Они не появлялись в Хогвартсе просто так, если не считать инцидента на третьем курсе, о котором я смутно помнил из «канона». Но тогда они были здесь по приказу Министерства. Сейчас же мне нужен был несанкционированный контакт.

Я вспомнил о Запретном Лесе. Темное, древнее место, полное опасностей и существ, которые редко показывались на глаза людям. Если где-то и можно было найти след этих тварей, то именно там. Или, по крайней мере, попытаться их призвать.

Ночи напролет я проводил в библиотеке, но не за учебниками по защите или боевым проклятиям. Я искал информацию о дементорах. Об их природе, их слабостях, их… если можно так выразиться, мотивации. Большинство книг описывали их как бездумных монстров, но я не верил в это. У всего во вселенной есть своя логика, свой порядок. Даже у абсолютного зла. Я наткнулся на несколько древних, пыльных фолиантов в самой дальней части Запретной секции, в которых упоминались ритуалы, связанные с вызовом духов отчаяния, с пограничными состояниями между жизнью и смертью. Это было опасно, это было за гранью всего, чему меня учили, даже Снейп. Но у меня не оставалось выбора.

Я начал подготовку. Собрал необходимые ингредиенты для ритуала — некоторые из них пришлось стащить из личных запасов Снейпа, рискуя навлечь на себя его гнев, но сейчас это было неважно. Самым сложным было найти «точку соприкосновения» — место, где грань между мирами истончена, где холод Азкабана мог бы дотянуться до нашего мира. Я интуитивно чувствовал, что такое место должно быть связано с сильными негативными эмоциями, со страданиями.

И я его нашел. Глубоко в Запретном Лесу, в той его части, куда не рисковали заходить даже кентавры. Древнее, высохшее дерево, почерневшее, словно от удара молнии, хотя следов огня не было. Вокруг него не росла трава, а воздух был заметно холоднее, чем в остальном лесу. Здесь витала аура застарелой боли, отчаяния, смерти. Возможно, когда-то здесь произошло что-то ужасное. Идеальное место.

В одну из безлунных ночей, когда замок погрузился в сон, я, под покровом мантии-невидимки, отправился в Запретный Лес. Страха не было. Только холодная решимость. Я добрался до высохшего дерева, разложил компоненты ритуала. Кровь единорога (достать ее было отдельным, весьма неприятным приключением, о котором я старался не вспоминать), слезы феникса (эти я позаимствовал у Фоукса, пока Дамблдор отсутствовал в своем кабинете — птица, кажется, даже не заметила), кость мертвеца (кладбище в Хогсмиде любезно предоставило материал). Комбинация была жуткой, противоречивой — символы жизни и смерти, чистоты и распада.