Плитки пола были слишком холодными, но с этой бедой справились полотенца. Китто лег на них спиной, распростершись для меня, – греза цвета слоновой кости на этом вишнево-красном великолепии. Его руки впивались в расстеленные полотенца, комкали их, мяли эту единственную вещь, до которой он мог дотянуться: Китто был захвачен наслаждением.

Никка ласкал меня, заставляя извиваться и прижиматься к нему в поисках большего, но продолжать не спешил. Он обеими руками сжал мне бедра, и возникшее ощущение заставило меня впиться в плоть Китто губами и языком. Китто вскрикнул. Я ждала, но ничего не происходило, ничего, кроме дразнящего обещания ладоней Никки.

Гален высказал то, что я думала:

– Сохрани нас Консорт, Никка, закончи дело!

Я подняла глаза поверх Китто к моему зеленому человеку. Он стоял на коленях у головы Китто на краю расстеленных полотенец.

Пальцы Никки глубже вонзились в мою плоть, не больно, без ногтей – только напряжение сильных пальцев, давшее мне понять, что он мог бы пробить ими кожу и мышцы, если б хотел. Такой сильный, такой немыслимо сильный...

Я изогнулась под его хваткой, и мне пришлось на миг выпустить Китто из губ, чтобы восстановить дыхание и отделаться от желания укусить его.

Я оглянулась на Никку: он по-прежнему стоял на коленях позади меня. Крылья возвышались над его шоколадным совершенством, словно вычурное украшение из жженого сахара над тортом. На миг я пожалела, что после сегодняшней ночи потеряю Никку, – но только на миг. Я хотела его счастья больше, чем хотела его самого.

– Чего ты ждешь?

– Ты посылаешь меня в брачную постель, Мерри. Если это мой последний раз с тобой, я хотел бы, чтобы все прошло так, как я мечтал. Но ты можешь отказать, конечно.

Я невольно улыбнулась.

– Выкладывай, и посмотрим. – Мне в голову пришло одно соображение: – Ты не рад уйти к Бидди?

– Нет-нет, – сказал он, но нахмурился. – Нет, но кое-чего мне будет недоставать.

– Например? – Я не напрашивалась на комплименты. Я действительно хотела знать.

Теперь улыбнулся он.

– Например, видеть тебя распростертой подо мной, видеть, как ты выкрикиваешь свое наслаждение вокруг плоти другого мужчины, а я вливаю в тебя свое.

От этого описания в соединении со взглядом Никки у меня все внизу напряглось.

– Я это и предлагаю, – напомнила я.

– Я хочу, чтобы ты была на спине, как тогда с Шалфеем. Я хочу смотреть, как поднимаются и опадают твои груди в такт дыханию.

Я потянулась к нему, взялась за подбородок, пытаясь разгадать значение этого сочетания страсти и серьезности у него на лице. Никка был не похож на себя.

– Мне хотелось бы, чтобы вы с Бидди были счастливы, а не грустили.

Он улыбнулся, но в улыбке остался оттенок грусти.

– Я помню времена, когда брак был не концом таких удовольствий, а лишь их началом. Сидхе никогда не обманывали своих партнеров, но по общему согласию в постели бывали другие.

Он говорил о времени, когда Андаис еще не была королевой. О времени, когда христианство было всего лишь еретической сектой в иудаизме. Сидхе редко вспоминали о том времени, им не хотелось вспоминать о своих потерях. Кому хочется говорить о времени, когда сидхе было не меньше, чем людей? Времени, когда браки заключали ради любви, а не ради детей. Времени, когда секс служил для радости и единения, а не для безостановочной погони за беременностью. Времени, когда случайный ребенок не обрекал на брак без любви. Я ощутила такое счастье, когда кольцо выбрало Никку и Бидди друг для друга! Но были ли они настоящей любящей парой? Да, они очарованы друг другом, и да, у них может быть ребенок, но будут ли они счастливы "ныне, и присно, и во веки веков"? Или же Никка будет любить ее, спать с ней, воспитывать общих детей и все же – сожалеть? И когда-нибудь его сожаление убьет их любовь?

Вдруг повеяло ароматом роз.

– Чувствуете, как пахнет яблонями? – спросил Гален.

– Да, – сказал Никка, – как в коридоре с Мистралем.

– Жимолостью, – поправил Китто.

Запах усиливался, и на меня снизошло озарение. Не так, как с явлением Богини, но...

– Когда у сидхе перестали рождаться дети, Никка?

Он озадаченно моргнул:

– Аромат так силен, что я его чувствую на вкус...

– Ответь на мой вопрос!

– Я не знаю, – сказал он. – Давно.

– Может, у нас перестали рождаться дети, когда мы переняли человеческий обычай иметь только одного партнера?

– Мы приняли моногамию, потому что практиковавшие ее люди превзошли нас числом.

– Так ли? – спросила я. – Или мы уступили людям в числе, когда перестали быть теми, кто мы есть?

– Что ты имеешь в виду, Мерри? – спросил Гален.

Я вытянула руку, демонстрируя тусклый металл королевского кольца.

– Андаис сказала, что сняла его с руки убитой противницы, но никогда не видела с его помощью детей. Вожделение, любовь, страсть – но никогда детей. Что, если это не кольцо королевы, а кольцо богини плодородия? Мы изначально были божествами природы, пока людям не потребовалось нечто более цивилизованное. Некоторые из нас поддались... Но мы ведь – то первичное, основное!

– Сидхе перестали быть такими уже очень давно, – сказал Китто. Я повернулась к нему: он остался на прежнем месте, в гнезде из полотенец.

– Как ты сказал, Китто?

– Гоблины позже всех переняли обычай иметь одного партнера. Когда-то, если муж, доминирующий партнер, мог защитить, накормить и дать крышу над головой многим, то у него было много партнеров, если прочие с этим соглашались.

– Не думаю, что муж так уж считался с мнением жен, – заметил Гален.

– Вообще-то под "мужем" имеется в виду доминирующий партнер, не важно, какого пола. И формально мог привести кого-то без позволения "жены". Но в жизни, если приводишь кого-то, ненавистного твоей "жене", дом превращается в поле битвы, а такое даже гоблинам не по душе.

– Так ты мог быть чьей-то "женой"? – спросила я.

– Да, – кивнул он.

– Но не "мужем", – уточнил Гален.

– Я для этого недостаточно силен. – Китто потянулся на постели из полотенец. – Почему так пахнет жимолостью, словно пришло лето и я стою на солнышке? И так тепло...

– Ты же был в коридоре, когда Мерри с Мистралем отхватили свой кусочек удовольствия? – спросил Гален тоном почти таким же легкомысленным, как его слова. – Пахнет яблонями.

– Как в саду весной, – сказал Никка.

Двое мужчин улыбнулись друг другу.

– Весенняя энергия, – произнес Китто.

Я повернулась к нему.

– Что?

– Они оба полны весенней энергии.

– А ты сам?

– Лето, когда земля горяча и сочна.

При этих словах он содрогнулся на полотенцах, ноги вытянулись, он словно был близок к оргазму.

– А я? – спросила я.

– Осень, – сказал он. – Ты – земля в пору урожая. Ты – то, для чего работал весь год.

– А что такое зима?

– Долгий сон, – ответил Китто.

Я легла на него спиной, положив голову ему на пах, как на подушку. Он что-то довольно промычал. Я посмотрела вверх, на Никку.

– Скажи мне, чего ты хочешь. Скажи точно, чего ты желаешь.

И он сказал.

Я кивнула, проехав макушкой по бедрам Китто. Он вздрогнул от наслаждения.

– Можно, – сказала я.

Никка улыбнулся.

Голос Китто слегка подрагивал, но говорил он почти спокойно:

– Я не знаю, как встать, чтобы выполнить твою просьбу.

– Я тебе покажу, – сказал Гален низким от страсти голосом.

Я задрала голову, чтобы разглядеть его за спиной Китто. От моего движения Китто снова содрогнулся. Двух зайцев – одной лаской.

– Ты всегда отказывался, – удивилась я.

– Я только покажу Китто. Сотня слов не заменит одной хорошей демонстрации. – Глаза у него были куда серьезней слов – серьезные и темные от желания.

– Ну, если только это будет хорошая демонстрация, – сказала я, и мой голос тоже был неустойчив.