– Он поддался гламору Шалфея, – сказал Холод. – Он не хочет рисковать во второй раз.

– Прекрасно, но я-то рискую! У Галена больше причин бояться фей-крошек, чем у вас с Рисом вместе взятых, но он готов их терпеть ради меня, ради нас. – Я шагнула еще ближе к нему, но коснуться не попыталась – не хотела, чтобы он опять отдернулся. – Я знаю, что ты закрывал меня своим телом, что ты защищал мою жизнь, рискуя своей. Но то же можно сказать и о Галене. Сегодня он едва не пожертвовал жизнью. И все же он готов позволить феям-крошкам к себе прикоснуться.

– Чего ты от меня хочешь? – спросил Холод.

– Я хочу, чтобы ты перестал кривить физиономию, что я отдаю себя малым фейри, когда ты сам не позволяешь им даже коснуться твоей ах-какой-белой кожи. Я хочу, чтобы ты не заставлял меня чувствовать себя шлюхой, в то время как сам до такого не опускаешься!

Я поняла, что разозлилась, по-настоящему разозлилась. Но злилась я не на Холода, я просто злилась. И я не могла выказать свою злость тем, кому больше всего хотелось, так что этот беспричинный гнев вдруг прорвался наружу. Кожа у меня вспыхнула огнем, светясь сквозь корку засохшей крови.

Я сделала шаг назад.

– Я устала, Холод, а мне еще немало предстоит сегодня вынести. По условиям сделки с Нисевин я должна отдаться Ройялу – в каком-то смысле. По приказу королевы я должна сегодня отдаться Галену и Никке. И еще одному зеленому человеку, прежде чем нас застигнет рассвет. – Я припомнила еще: – И мне надо переспать с Шолто до завтрашнего вечера, чтобы скрепить союз со слуа, прежде чем мы отправимся ко двору гоблинов. – Я запнулась и покачала головой: – Я опять сказала про время?

– "Прежде чем нас застигнет рассвет", – повторил за мной Дойл. – Да.

– Но у нас все еще слишком много дел, а часы опять начнут тикать на рассвете.

Он кивнул.

– Я бы предложил свою кровь вместо твоей, если бы это удовлетворило Нисевин.

Я благодарно улыбнулась ему:

– Я знаю, но феи-крошки, кажется, тебя недолюбливают. Может, когда у нас выдастся свободный часок, ты мне расскажешь, в чем тут дело.

– Нет, – ответил Дойл. – Тебе не понравится эта история, а мне не понравится ее рассказывать.

Он сказал это так серьезно, даже с грустью, что я тронула его за руку и пообещала:

– Если только мне не нужно будет это знать ради чего-то важного, можешь держать в тайне свои счеты с двором Нисевин.

– Ты действительно позволил бы малым фейри прикасаться к себе? – спросил его Холод.

Дойл посмотрел на друга:

– Да, если возникла бы необходимость.

– Но как ты можешь дать этим тварям к тебе прикасаться?!

– А как я могу просить принцессу выдержать что-то, что не перенес бы сам?

Холод опустил голову и закрыл глаза. Сделал глубокий вдох, словно хотел набрать воздуху перед прыжком в воду. Порывисто выдохнул. Когда он открыл глаза, они были так переполнены эмоциями, что казались двумя серыми омутами страдания.

– Я никогда не стану просить тебя о чем-то, чего не стал бы делать сам, Мередит. Прости меня.

Я взяла его за руку, и на этот раз он ее не отдернул. Я прижалась к нему и подняла лицо для поцелуя. Из-за разницы в росте я не смогла бы поцеловать его, если б он не наклонился. Разве что стул принести. Но стул мне не понадобился.

Холод наклонился навстречу мне, придерживая за плечи, чтобы я не потеряла равновесия, стоя на цыпочках. Мы поцеловались. Я ждала невинного поцелуя на ночь, но у Холода были совсем другие желания.

Губы прижались к моим губам, настойчиво, яростно. Язык вонзился между губ, и я приоткрыла рот, позволила ему скользнуть внутрь. Его дыхание трепетало у меня во рту – он словно стремился вдохнуть меня, втянуть меня в себя, он подхватил меня на руки, с силой прижал к себе. Холод впивался в меня языком, губами и зубами, пока я не начала постанывать от ярости его поцелуя, от свирепой хватки его рук. Я таяла, растворялась в нем; когда он оторвался от поцелуя, у меня голова шла кругом. Я снова потянулась к нему губами, я забыла, где мы, что мы, что мне нужно делать... Я забылась, точно как на пресс-конференции. Забыла все, кроме вкуса его губ, кроме ощущения его тела. Забыла все, кроме поцелуя Холода.

Он выпрямился, а я все хотела вернуться к поцелую и что-то протестующе мычала, пока он пытался ссадить меня на пол, цеплялась за него ногами и упиралась.

– Мередит, Мередит... – Наверное, Дойл обращался ко мне не в первый раз. Я наконец повернулась к нему. Он улыбнулся и покачал головой. – Ему пора идти, нам обоим пора.

Я посмотрела на Холода, который опять обвил меня руками, раз уж я не давала поставить себя на пол. И был он страшно собой доволен.

– Теперь я могу оставить тебя другим.

Я качнула головой, потому что мне хотелось сказать: "Не уходи", – а говорить это было нельзя. Не то что я не хотела Галена, но... Холод всегда мог заставить меня пожелать его.

– Если ты идешь, тебе придется поставить ее на ноги, – сказал Дойл.

Холод отпустил меня, и на этот раз я не сопротивлялась. Коленки слегка подгибались, и мне пришлось опереться на руку Холода, пока я не пришла в себя. Он засмеялся очень по-мужски:

– Да поможет мне Богиня, я тебя правда люблю.

– Все, Холод, – сказал Дойл, – у нас хватает дел. – Он подтолкнул Холода к двери, и на этот раз Холод пошел куда велено. Дойл обернулся ко мне с порога: – Не стану пытаться соперничать.

Он улыбался. Я встала на носочки, положила руки ему на грудь и сказала:

– Это не соревнование.

Он склонился ко мне.

– Говоря словами смертных, черта с два.

Он поцеловал меня – крепко и хорошо, но по сравнению с Холодом вполне невинно. Потом спросил:

– Прислать тебе этого эльфа?

– Нам бы сперва отмыться. Я пошлю потом за Ройялом Никку или Китто.

– Как скажешь. – Он бросил взгляд мне за спину, потом погладил меня по щеке и закрыл за собой дверь.

Я обернулась и обнаружила, что двое других мужчин моей жизни успели раздеться, пока я отвлеклась. Гален был покрыт пятнами засохшей крови. Не вожделение бросило меня к нему и заставило крепко прижаться к его нагому телу, это был страх. Попозже будет время и для вожделения, но сейчас я хотела просто обнимать его, сжимать в руках – теплого и живого. Руки все время натыкались на колючую корку крови. Она была везде, не давала чувствовать гладкое совершенство его кожи. Пальцы нащупали не до конца зажившую рану у него на спине. Я вздрогнула.

Он обнял меня:

– Замерзла?

– Немножко, – сказала я. Но про себя подумала, что от этого холода не избавиться с помощью шубы или теплой ванны.

– Так пойдем в воду, – улыбнулся он, словно несколько ведер горячей воды могут решить все проблемы. Если б все в жизни было так просто...

Наверное, что-то у меня на лице мелькнуло, потому что он нахмурился:

– Ну что ты?

Я вздохнула. Так много дел, так много союзов, которые нужно укреплять и поддерживать, так много врагов, которых нужно вычислить... Мне надо было торопиться, составить список целей и пробиваться к ним изо всех сил. Но в эту минуту я не могла представить ничего важнее, чем прижиматься к Галену как можно большей поверхностью своего тела. Залезть голой в ванну – не решит всех проблем, но забраться туда голышом с любимым мужчиной – новых проблем не создаст.

Когда я наконец забралась в ванну, вода еще была горячая, а значит, поначалу Китто сделал ее горячей, чем я любила. Он знал заранее, что наш разговор затянется. Маленький гоблин начал предугадывать мои желания, не так, как это бывает у любящих, а как хороший слуга – незаметный, молчаливый, предупредительный, всегда оказывающийся там, где нужен. Среди моих любовников и друзей таких просто не было. Беспутные, веселые, неотразимые, чудесные – были. Незаметного не было ни одного.

Гален забирался в ванну, а я смотрела на Китто. Он был одним из самых старших в моем окружении, а старейшие у нас не всегда любят, чтобы их благодарили, так что я не стала говорить "Спасибо".