— Но что же такое протекция? — повторил свой вопрос верховный учитель.
— Сейчас объясню. Иногда достойных кандидатов на какую-нибудь общественную должность, знающих дело и теоретически, и практически, и кроме того людей вполне порядочных и добросовестных, находится много; из массы конкурентов человеку, от котораго зависит их назначение на должность, казалось бы, легко выбрать достойное лицо, и в таких случаях естественно быть уверенным в том, что дело будет поручено человеку, который отлично с ним справится. А между тем, в действительности, приходится наблюдать как раз противное: именно те должности, на который имеется много достоиных кандидатов, соперничающих друг с другом и своими знаниями, и своей опытностью, большею частью получают люди, совершенно для того непригодные. Объясняется это тем, что, если какой-нибудь должности добивается много кандидатов, то, следовательно, эта должность выгоднее других или благодаря хорошему вознаграждению за труд или благодаря почету, с ней связанному. А в таких-то случаях и выступает особенно заметно так называемая протекция. Под словом «протекция» разумеется покровительство влиятельных лиц своим родным и знакомым при назначении их на общественныя должности и во время их служебной деятельности. Человек, от котораго зависит назначение на должность, избирает на нее не достойнейшаго из кандидатов, а одного из своих родственников и знакомых, оказывая этим ему, как говорят, протекцию. Если у администратора между своими родными и знакомыми для данной вакансии нет подходящаго лица, то его осаждают знакомые просьбами отдать должность кому-нибудь из их родных. В результате назначение получает почти всегда или родственник самого начальника, или родственник кого-нибудь из его знакомых, очень часто человек не достойный занять не только данную должность, но вообще какую-нибудь общественную должность. А достойные кандидаты остаются в стороне.
— Но, ведь, интересы общества страдают, если назначения на должности делаются по протекции, а не по достоинствам человека! — воскликнул верховный учитель.
— Я к тому и повел свою речь, — отвечал Краснов. — Так как никакой выгодной должности без протекции получить нельзя, то наши молодые люди, готовящееся к общественной деятельности, еще в школе заботятся не столько о приобретении знаний, сколько о том, чтобы заблаговременно заручиться протекцией. У кого нет влиятельных родственников, тот старается завязать полезное знакомство, старается понравиться какому-нибудь важному сановнику или его жене, сестре, бабушке и так далее. Юноша лицемерит, и, конечно, нравственно пошлеет. Излишне уже говорить о том, что делается, когда такой человек займет видный пост. Протекция приносить особенно много вреда моральнаго. Это явление так развратило общество, и люди так привыкли к нему, что редко даже кому приходит в голову, что протекция — вещь дурная и ненормальная. Многие молодые люди приобретают протекцию вместе с родством влиятельных особ, женясь на их дочерях или родственницах. Таким образом протекция идет вместо приданаго.
— А приданое — что такое? — спросил верховный учитель.
— Я уже говорил тебе, что число заключаемых на земле браков с каждым годом уменьшается вместо того, чтобы возрастать с возростанием населения. Понятно, что такое положение дел крайне невыгодно для наших девушек, которыя желают выйти замуж. Бедняжки прилагают все старания, употребляют все средства, чтобы понравиться молодым людям и возбудить в них желание жениться; но часто все средства оказываются безсильными. В таких случаях девицы нередко прибегают к крайнему средству и покупают себе мужей за деньги, иногда очень большие. Деньги, которыя невеста отдает жениху в вместе с своей рукой за то, что тот соглашается вступить с ней в супружество, и носят название приданаго.
— Как же так! — воскликнул верховный учитель, — Ведь, женитьба за деньги есть ничто иное, как разврат.
— О, нет, не всегда, — возразил Краснов. — Развратом называется на земле продажная любовь женщины, а не мужчины, и при том на короткое время, а не на всю жизнь. Если же любовь продается навсегда, оптом, и, хотя и за деньги, но мужчиной, то это называется браком. В приданом у нас никто не видит ничего дурного: к этому явлению мы привыкли, и оно считается у нас нормальным.
— Нет, я положительно не понимаю твоих разсуждений, — сказал верховный учитель: — я вижу в них столько противоречий, что ясно не представляю себе даже того, что считается на земле хорошим и что дурным. Вся ваша мораль совершенно условна.
Краснов ничего не ответил на это замечание. Воцарилось короткое молчание, после чего Лессинг переменил разговор, заговорив о предстоящих им работах по снаряжению «Галилея».
Через несколько дней из города Блаженства от пророка возвратился королевский посол, который сообщил, что Мэри и Русаков бежали ночью из зáмка пророка, и неизвестно, где находятся в настоящее время, так как отправленная за ними пророком погоня возвратилась без успеха. Это известие сильно встревожило Шведова, Лессинга и Краснова. Русаков отыскался дня через два: партия рабочих, производившая земляныя работы в лесу для новой железнодорожной линии, случайно натолкнулась на Виктора Павловича, лежавшаго в безпамятстве, и доставила его в столицу к королю, что же было с Мэри, наши друзья не знали. Виктор Павлович не мог дать по этому вопросу никаких разъяснений, так как был болен горячкой и не приходил в сознание.
XII
Когда Мэри была так неожиданно разлучена с своим спутником, она разглядела сквозь ночной мрак, что около нея толпится несколько карликов, уже завладевших ея руками и ногами и быстро их связывавших, чтобы лишить ее возможности сопротивляться. Она сильно испугалась и закричала. Первая мысль, пришедшая ей в голову, была та, что овладевшее ею люди были посланы в погоню за нею и Русаковым из города Блаженства. Карлики между тем положили ее на два связанных между собою дерева и понесли в глубину леса.
Скоро Мэри вынесли на поляну, тянувшуюся между деревьями длинной полосой. Начинался разсвет. Всматриваясь в своих похитителей, Мэри с изумлением заметила, что это все были женщины, Это обстоятельство заставило ее отказаться от предположения, что она находится во власти посланцев пророка; слуги пророка кроме того не оставили бы на свободе профессора. Мэри достаточно хорошо владела языком Марса и попробовала заговорить с своими похитительницами, обратившись к ним с вопросами, куда и зачем ее несут. Но те упорно молчали и только как-то виновато улыбались, переглядываясь между собою. Скоро оне вышли к реке, на которой у берега качалось какое-то судно в роде парома, к которому оне и направились. Этот паром был сколочен из бревен довольно примитивным образом. На нем стоял небольшой домик цилиндрической формы, видимо, целиком перенесенный сюда с суши. Женщины внесли Мэри внутрь домика, освободили ей руки и ноги от веревок и вышли, крепко затворив за собой дверь. Пленница осталась одна.
Уже было утро, и первые солнечныя лучи заливали светом тюрьму Мэри, проникая сквозь маленькия окна у потолка. Осмотревшись, Мэри осталась довольна своим помещением. Ея маленькая комната была светлая и чистенькая; стены были украшены кусками пестрой материи и гирляндами цветов, издававшими приятный аромат, букеты цветов были разбросаны и по полу. Бóльшую часть комнаты занимало мягкое ложе из травы, покрытое чистой разноцветной материей. Мэри опустилась на постель и стала раздумывать о странном приключении прошлой ночи, по никакого вероятнаго объяснения ему не могла придумать: на Марсе для нея все было ново и непонятно. Тем временем послышался плеск воды, и паром заколыхался, отплывая от берега. Утомленная ночной тревогой, Мэри скоро заснула под тихое покачивание парома и проспала довольно долго.
Разбудили ее раздавшиеся вдали громкие крики. Паром остановился, и через минуту дверь отворилась. На берегу реки шумела и волновалась толпа народу, состоявшая из нескольких сот женщин, окружавших деревянную террасу, разукрашенную пестрой материей и усыпанную цветами. По бокам террасы стояло несколько светильников, горевших каким-то особенным, зеленым фантастическим пламенем. От двери домика через весь паром был перекинут ковер ярко-краснаго цвета, который тянулся дальше на террасу и оканчивался на ней возле небольшого трона. Мари вышла из двери, и в ту же минуту раздались голоса: