— Потому что она нужна этому миру так же, как и ты, — его голос звучал теперь как далёкий звон колокола. — Вы – чемпионы своих богов, но важнее то, что вы нашли друг друга. Это меняет узор вероятностей, создаёт новые возможности.
Он опустил голову, и голос стал тише:
— И потому что я знаю, что значит потерять того, кто тебе по настоящему близок. Этот опыт формировал меня пять столетий. Превратил в то, что ты видишь. Я не хотел этой судьбы для тебя.
Что-то в его словах, в этом едва заметном движении, затронуло Феликса глубже, чем любые объяснения. За металлической оболочкой, за механизмами и шестернями, всё ещё жил Ли Цзянь — человек, потерявший возлюбленную и отдавший человечность ради её мечты.
— Пять веков… — тихо произнёс Феликс, пытаясь осмыслить масштаб такого времени. — Пять столетий ты жил с этой болью. Охранял мир, который забрал у тебя её.
Михаил обернулся, и внутри его глаз шестерёнки на мгновение замедлились.
— Это не благородство, — от его голоса по стенам пробежала рябь, словно сам храм резонировал с его словами. — Это тоже форма эгоизма. Если бы я не продолжал её дело, не защищал то, за что она отдала жизнь — какой смысл был бы в её жертве?
Феликс увидел параллель между собой и этим существом — оба на распутье, оба жертвующие чем-то ради высшей цели. Михаил принёс в жертву не только свою любовь, но и саму человечность — став частью механизма защиты, растворившись в нём настолько, что грань между человеком и устройством стёрлась.
— Спасибо, — просто сказал Феликс.
Михаил кивнул, принимая благодарность.
— То, что сделал Чжан Вэй, нарушило баланс, — сказал он после долгой паузы. — То, что делаешь ты, может его восстановить. Но не в одиночку.
Он плавно развернулся, серебристая кожа заиграла в рассеянном свете:
— После моего последнего вмешательства барьер стал крайне нестабилен. Скверна не ждёт затмения — она просачивается уже сейчас. И Лин… его роль сложнее, чем кажется.
— Лин предаст нас, — сказал Феликс с горькой уверенностью. — Я видел это собственными глазами. Кинжал в его руке, кровь Елены…
— Возможно, — ответил Михаил. — А возможно, твои действия определят его выбор. В этом суть дара Фортуны — видеть возможности и выбирать между ними. Но видение будущего для тебя теперь недоступно.
— Почему? — Феликс сосредоточился и попытался проследить золотые нити вероятностей, связанные с Лином. Они расходились веером, затем размывались, превращаясь в неясные пятна.
Михаил сделал плавный жест, и в воздухе между ними возникло мерцающее марево:
— Ты уже заметил, что твои предсказания не сбываются, когда дело касается скверны?
Феликс вспомнил свои последние попытки использовать дар. Золотые нити вероятностей чётко показывали варианты будущего, связанные с людьми, но превращались в туман, когда он пытался увидеть действия существ скверны.
— Да, — признал он. — Словно смотришь сквозь мутное стекло. Или сквозь воду.
— Твои глаза… — Михаил сделал неопределённый жест, — видят только в спектре этого мира. А скверна… она как свет другой частоты. Ты можешь ощущать её присутствие, но не видеть истинную форму.
Металлические пальцы Михаила сложились в сложную геометрическую фигуру, и в воздухе между ними возник пульсирующий сгусток энергии — ни золотой, ни голубой, а странного переливчатого цвета, словно масляное пятно на воде.
— Я могу предложить решение, — продолжил он. — То, чего никогда не делал прежде. Использовать очищенную энергию Мира Обратных Вероятностей.
Печать на груди Феликса отреагировала немедленно — обожгла изнутри, словно предупреждая об опасности.
— Звучит как весьма сомнительный план, — заметил он, прижимая ладонь к груди. Обжигающая пульсация напоминала о том, что печать — не просто инструмент, а нечто с собственной волей.
— Так и есть, — кивнул Михаил. — Но я годами изучал скверну, очищал её, трансформировал. У меня есть запас преобразованной энергии – сущности скверны, лишённые хаоса, но сохранившие свою инаковость. С их помощью ты сможешь увидеть вероятности, которые обычно скрыты от тебя.
Он поднял руку, и свет вокруг поблек, погрузив храм в сумрак. В этой полутьме тело Михаила засветилось ярче, а в воздухе вокруг материализовались тонкие светящиеся фигуры — бесплотные, с размытыми чертами, оставляющие за собой шлейфы переливающегося света. Они двигались, словно во сне — плавные, текучие движения без усилий.
— Это те самые существа, которые преследовали Чжан Вэя? — спросил Феликс, инстинктивно отступая. От их присутствия по коже пробегали мурашки — не от страха, а от ощущения фундаментальной чужеродности.
— Да, — ответил Михаил. — Очищенные сущности из Мира Обратных Вероятностей. Они не представляют угрозы, но могут служить проводниками, расширяющими твоё восприятие.
Существа медленно кружили вокруг, держась на расстоянии. В их движениях не было угрозы — скорее любопытство, как у экзотических рыб, изучающих нового обитателя аквариума.
— И что будет, если я соглашусь?
— Они станут частью твоего дара на время, — объяснил Михаил. — Через них ты сможешь видеть вероятности не только нашего мира, но и Мира Обратных Вероятностей. Это позволит предугадывать действия скверны, поскольку ты будешь воспринимать реальность в тех же измерениях, что и она.
Одно из существ приблизилось, протягивая полупрозрачную руку к печати на груди Феликса. Он почувствовал странную вибрацию, но не боль — скорее ощущение резонанса, как при ударе в камертон.
— Они… разумны?
— По-своему, — кивнул Михаил. — Они сохранили искру осознанности от своей человеческой природы, но воспринимают мир совершенно иначе. Для них время и пространство текучи, вероятности видны как физические объекты.
Он сделал паузу, и его голос стал серьёзнее:
— Решение за тобой. Но помни — это временный союз. Длительный контакт с энергией Обратной Вероятности опасен даже в очищенном виде. Он может изменить структуру твоей печати непредсказуемым образом.
Феликс замер в мучительном раздумье. Весь его опыт руководителя кричал об опасности принятия столь радикального решения без полного анализа рисков. Бизнесмен в нём просчитывал вероятности, составлял мысленную таблицу “за” и “против”. Но другая часть — та, что сформировалась в этом мире, — понимала: иногда единственный путь к победе лежит через неизведанное.
Он вспомнил уроки мастера Ю о воде, которая принимает форму сосуда, не теряя своей сущности. “Гибкость не означает отсутствие силы,” — говорил старый мастер. — “Вода точит камень не напором, а постоянством.”
Но сейчас речь шла не о воде, а о сущности, противоположной всему естественному. И всё же…
Он посмотрел на свои руки, вспоминая, как они сжимали тело умирающей Елены. Как золотые нити вероятностей рассыпались вокруг них, не предлагая ни одного пути спасения.
— В моём прежнем мире был принцип, — медленно проговорил он. — Лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал.
Он поднял взгляд на Михаила:
— Но есть ещё вопрос. Чем я рискую на самом деле? Своей душой? Рассудком? Или это изменит саму мою суть?
Металлическое лицо Михаила не могло отражать эмоций, но в его позе, в наклоне головы читалось одобрение вопроса.
— Ты рискуешь своим восприятием реальности, — ответил он. — Энергия Обратной Вероятности меняет не столько душу, сколько способ, которым ты воспринимаешь мир. Границы возможного и невозможного размываются. То, что казалось абсурдным, может стать допустимым. И это главная опасность — не потеря души, а смещение моральных ориентиров.
Феликс нахмурился. Именно об этом он и беспокоился — не станет ли он слишком похож на Чжан Вэя? Не повторит ли его путь, пусть и с благими намерениями?
Но он вспомнил Елену, её глаза, когда она отпускала его утром, уверенная, что он вернётся. Её доверие.
— Я согласен, — наконец произнёс он. — Мы не можем позволить себе действовать вслепую против такого противника. Но я хочу, чтобы это… изменение было обратимо, когда угроза будет устранена.