— Ты создаёшь рабов из энергии скверны? — в голосе Чжан Вэя звучало искреннее потрясение, смешанное с восторгом. — И после этого читаешь мне лекции о морали? Какая… великолепная двойственность, уважаемый учитель!
— Они не рабы, — ответил Михаил, приближаясь. Его голос стал многоголосым, словно говорили одновременно десятки людей. — Это очищенные сущности, согласившиеся помогать в защите барьера. Они были людьми, жертвами скверны, которым я дал новый смысл существования.
— Ты всегда найдёшь оправдание, не так ли? — Чжан Вэй рассмеялся, и в этом смехе сквозило что-то болезненное, сломанное. — Называешь меня безумцем, но сам создаёшь армию нежити из жертв скверны!
Он начертил в воздухе золотой иероглиф, и печать выбросила луч раскалённого света, рассекая одно из существ надвое. Но вместо того, чтобы упасть, оно рассыпалось на сотни светящихся фрагментов, которые тут же потекли друг к другу, восстанавливая форму.
— Ты не можешь их уничтожить, — сказал Михаил, продолжая сближение. — Они часть самой системы.
Два существа одновременно атаковали Чжан Вэя — одно метнуло сгусток голубоватой энергии, другое бросилось на него. Он увернулся от энергетического сгустка, и тот врезался в механизм часов, вызвав фонтан искр. Второе существо вцепилось в его плечо костлявыми пальцами, оставляя глубокие раны.
Феликс инстинктивно прижал руку к собственному плечу — месту, где на теле до сих пор оставался отчётливый шрам в форме руки. Боль пронзила так остро, словно он сам был там, в том моменте. Граница между ним и воспоминаниями Чжан Вэя истончилась, размылась.
Чжан Вэй взревел от боли и ярости. Черты исказились, стали почти неузнаваемыми — маска расчётливого гения окончательно растворилась, обнажив сущность человека, одержимого жаждой власти и мучимого внутренними демонами. Печать пульсировала всё быстрее, линии начали расползаться под кожей, как золотая паутина, заражающая тело.
— Я не стану твоей марионеткой! — выкрикнул он, отступая к выходу из зала. Кровь текла из носа, глаза налились красным. — Ни твоей, ни кого-либо ещё!
Из его тела вырвалась мощная волна энергии, ударившая по центральному механизму. Воздух наполнился оглушительным звоном, словно тысячи стеклянных колоколов разбились одновременно. Пол задрожал, покрываясь сетью трещин, распространяющихся от центра, как щупальца исполинского спрута. Стрелки на циферблате закрутились в хаотичном танце.
— Нет! — Михаил бросился к механизму, погружая руки в его сердцевину. Металлическая кожа начала плавиться от напряжения, с пальцев капали серебристые капли, словно расплавленная ртуть. — Ты разрушаешь саму структуру защиты!
Но Чжан Вэй уже исчез в дверном проёме, оставляя за собой золотистый след. Четыре светящиеся фигуры метнулись за ним, двигаясь со сверхъестественной скоростью.
Видение сместилось. Узкая каменистая тропа, ведущая к Школе Текущей Воды. Вечерние сумерки окрашивали горы в пурпур, тяжёлые облака собирались над перевалами. Воздух пропитался запахом сосновой смолы, влажной земли и надвигающейся грозы.
Чжан Вэй — окровавленный, с печатью, пульсирующей на груди болезненным светом. Он тяжело опирался на обломок ветки, прижимая руку к раненному плечу. Дыхание вырывалось облачками пара в прохладном воздухе.
Шорох осыпающихся камней за спиной. Чжан Вэй развернулся — слишком быстро для раненого человека. Четыре светящиеся фигуры скользили по склону, оставляя голубоватый след, как призраки приливной волны.
— Не подходите, — голос сорвался в хрип. Он выбросил ладонь вперёд, и печать вспыхнула, но луч золотистого света рассыпался на искры, не достигнув цели.
Существа приближались неотвратимо. Их лица сохраняли человеческие черты, но лишились всех эмоций, кроме механической решимости. Голубой свет, пульсирующий в трещинах их кожи, напоминал ртуть, текущую под прозрачным стеклом.
Чжан Вэй прижался спиной к скале, загнанный в угол. Взгляд метался в поисках выхода, но скалы обрывались в пропасть, а тропа была перекрыта. И тогда его лицо изменилось — отчаяние сменилось спокойствием, почти умиротворением.
— Значит, так тому и быть, — произнёс он с неожиданной мягкостью. — Но я не уйду один.
Он опустился на колени и вонзил пальцы в каменистую почву. Печать вспыхнула с новой силой, золотые линии потекли по рукам, впитываясь в землю. Его пальцы чертили сложную фигуру — концентрические круги и спирали, вплетённые друг в друга.
Создания Михаила замерли, словно натолкнувшись на невидимую стену. Глаза замигали тревожным голубым светом. Высокий, с глубокими трещинами, пересекающими всё тело, протянул руку, но что-то не пустило его дальше.
Чжан Вэй продолжал свой странный ритуал. Его губы двигались беззвучно, проговаривая древние формулы. Кровь сочилась отовсюду — из носа, ушей, даже из уголков глаз, но он не останавливался, завершая печать на земле — совсем не похожую на ту, что носил на груди, но каким-то образом связанную с ней невидимыми нитями.
— Вы думали, что я просто учился у него, — пробормотал он, обращаясь к светящимся фигурам. — Нет… я впитывал. Каждую крупицу знаний, каждый фрагмент силы. Я видел то, что он скрывал веками. И теперь…
Он с трудом поднялся, шатаясь от истощения. Печать на земле засветилась, поглощая последние крупицы энергии из его тела. Он выпрямился, не отрывая взгляда от глаз преследователей:
— Скажите своему создателю: я вернусь. Печать не может быть уничтожена. И теперь она связана со мной… навсегда.
Свет от печати стал нестерпимо ярким. Белое пламя охватило Чжан Вэя и существ. Когда оно рассеялось, остался лишь обугленный символ на земле и неподвижное тело в его центре. Светящиеся фигуры разорвало на тысячи сияющих фрагментов, но они уже начинали медленно собираться, частица за частицей стекаясь обратно, ища целостности.
Михаил стоял у огромного циферблата в сердце храма, руки погружены в механизм часов до локтей. Голубое сияние пульсировало между ними, словно они обменивались жизненной силой. Стрелки, ранее бешено вращавшиеся, замедлились, но не остановились полностью. Трещины на стенах застыли, но не исчезли.
— Я стабилизировал систему, — проговорил он, обращаясь к пустому пространству. — Но полностью восстановить невозможно. Барьер держится, но истончается. Скверна будет просачиваться медленнее, но не остановится.
Он замолчал, прислушиваясь к чему-то, хотя в зале царила тишина. Только шорох механизмов и тонкий звон кристаллов нарушали безмолвие.
— Я знаю, Сяо, — продолжил он, словно отвечая невидимому собеседнику. — Я сделал всё, что мог.
Шестерёнки в глазах замедлились, серебристая кожа потускнела. Он протянул руку к пустоте, словно пытаясь поймать невидимую ладонь:
— Прошло пятьсот лет, а я всё ещё слышу твой голос. Вижу твоё лицо. Это… алогично. И всё же продолжаю говорить с тобой, словно ты рядом.
Он прикрыл глаза:
— Он исказил печать. Изменил её суть. Вместо соединения и гармонизации, она теперь концентрирует и поглощает. Это… противоположность всему, ради чего мы работали. Ради чего ты пожертвовала собой.
Он опустил руку и снова сосредоточился на механизме. Одна из стрелок часов замерла, указывая на извилистую тропу, ведущую к Школе Текущей Воды.
Окровавленное тело Чжан Вэя лежало на каменистой тропе. Четыре светящиеся фигуры окружили его, восстановившись после взрыва.
— Где этот ублюдок прячет печать? — прорычал один из них, нанося удар по рёбрам распростёртого тела.
Феликс наблюдал за собственным пробуждением в чужом теле со странным отстранением. Видел растерянность на своём лице, инстинктивный страх и постепенное осознание необычных способностей.
Теперь ему открылось то, что оставалось скрытым раньше — тонкая сеть голубоватого свечения, пронизывавшая пространство вокруг. Каждое движение его мучителей, каждый удар и вопрос вызывали колебания в этой сети, достигавшие своей цели — храма в горах, где находился Михаил.
Сцена раздвоилась — избиение Феликса и Михаил у механизма часов, чутко реагирующий на колебания энергетической сети. Он застыл, и шестерёнки в его глазах ускорили вращение.
