Из Котельвы во вражеский тыл шли две параллельные дороги — одна через Любки, другая через Деревки. Рота Воронова атаковала дорогу, идущую на Любки, и сковала здесь силы противника.
Вот что рассказывал мне Николай Филиппович Воронов.
— Как воюю? Не скрою, порою бывает трудно, — говорил он. — Но ведь не мне одному… Вот подошли мы к Котельве и вдруг попали под сплошной огонь противника. Пули роем летали над нашими головами и прижимали нас к земле. Казалось, сама смерть рассекает воздух. Начали мы ползком уклоняться в сторону из-под обстрела. Удачно…
Дальше он рассказал, как встретились с вражеской бронемашиной, как метким огнем подбили, а затем сожгли ее. Тут-то и поступил приказ взять под свое командование две роты. Эти роты первыми из 5-й дивизии ворвались в Котельву. Бои, разгоревшиеся на восточной окраине Котельвы, вскоре переместились к центру села. Все бойцы горели желанием разгромить врага.
По его словам, в бою за Котельву свою храбрость и умение бить врага проявили очень многие воины. Например, красноармеец Шикунов уничтожил десять гитлеровцев, рядовые Яковлев и Дубов метким огнем подбили вражескую автомашину. Санинструктор Ильин, красноармейцы Тимиров, Хальпердиев, Шайко, Морозов, Степанов и другие показали образец мужества и героизма…
Эти бои для Николая Филипповича были последними, он получил несколько ранений, от которых скончался. Под салют гроб с его телом опускали в могилу в Котельве, а бойцы всего батальона произвели залп по врагу.
Учитывая обстановку, я приказал генералу Микеладзе помочь соседу командиру 5-й дивизии полковнику Калинину. И вот на рассвете стрелковый батальон форсировал Ворсклу, зашел в тыл противнику, оборонявшему Котельву, и выбил его подразделения из селения Деревки. Бой закончился рукопашной схваткой на кладбище. Фашисты потеряли 93 солдата убитыми, танк, более десяти автомашин. Наши потери — один убитый и 26 раненых.
Надеюсь, цифры эти не введут читателя в заблуждение насчет слабости врага вообще и легких над ним побед. Привожу их с единственной целью проиллюстрировать дерзкий маневр батальона. Последствия маневра превзошли все ожидания.
Гитлеровцы, засевшие в Котельве, дрогнули, а когда наши части атаковали их еще и с фронта, они в панике оставили село. 5-я дивизия — ее вновь передали нашему корпусу — погнала их на юг и сумела под проливным дождем, по раскисшим дорогам пройти за день свыше десяти километров.
Вместе с тем приблизительно такое же расстояние — только между Батьками и Опошней — корпусу удалось преодолеть за неделю ожесточенных боев.
Опошня стоит на высотах. Внизу — ровная песчаная долина. Теперь она засажена молодым сосняком, а тогда, в сорок третьем, здесь не было ни деревца, ни кустика. Само село гитлеровцы превратили в сильный опорный пункт, прикрывший дорогу на Полтаву. Лабиринты улиц и массивы садов были сплошь оплетены колючей проволокой, изрыты траншеями. Все каменные здания приспособлены под пулеметные и артиллерийские точки. Танковые засады, мины и фугасы на перекрестках дорог дополняли систему обороны, и вскрыть ее нам помогли местные жители. В их числе был один старик, ветеран еще первой мировой войны. Он скрытно провел группу бойцов 22-го полка в тыл врага, в район кладбища, где располагались три минометные батареи. Эти огневые средства фашистов были уничтожены нашими разведчиками еще до начала наступления. Потом этот старик взял трофейную винтовку и вместе с разведчиками засел в каменном подвале. Они более суток отбивали атаки гитлеровцев, пока не подошли наши войска.
Этот старик не сказал своего имени, но показал дом, где живет. Там его и нашли наши товарищи после боя. Он был убит вместе с женой бомбой, сброшенной фашистским пикирующим бомбардировщиком.
Первой в Опошню — конечную цель наступления — ворвалась 9-я рота 22-го полка. Завязался уличный бой. Враг упорно контратаковал. К наблюдательному пункту лейтенанта-минометчика Семена Иванова, окружая соседнее подразделение, прорвались четыре танка и автоматчики. Юный офицер Семен Иванов принимает решение, и далеко на батарее телефонист слушает и передает его последнюю команду: «Огонь — на меня!»
Совсем недавно, вступая в партию, Иванов писал в своем заявлении: «Высокое звание коммуниста оправдаю в бою». Он оправдал его.
На одной из улиц этого села фашистский пулемет, хорошо укрытый в каменном фундаменте сгоревшего дома, прижал фланкирующим огнем к земле стрелковое подразделение. Красноармеец-сапер Ишканян получил приказ взорвать огневую точку. «Будьте уверены, товарищ командир, — сказал он, уходя, — ваши стрелки пройдут по этой дороге без потерь». Минут через пятнадцать раздался взрыв, и пулемет замолчал. Храбрый сапер погиб, выполняя приказ.
8-я дивизия при содействии с флангов 5-й и 80-й дивизий 15 сентября полностью овладела Опошней (1880 дворов) и, продвигаясь дальше, отбила у врага 3000 местных жителей, согнанных гитлеровцами в лес юго-западнее Опошни для отправки в фашистскую Германию. У избавившихся от этой кабалы радости не было предела. Они просто не находили слов благодарности.
В боях за Опошню хорошо проявили себя солдаты прибывшего недавно пополнения. Среди них было много коммунистов и комсомольцев.
Из этого случая, конечно, нельзя делать далеко идущие выводы, вроде того, что солдат рождается в бою. Во всех иных случаях один такой «рожденный в бою» обходится слишком дорого, слишком большими потерями расплачивается за него вся масса новичков. И дело не только в том, чтобы заранее, еще в тылу, подготовить физически и психологически полноценного бойца. Суворовскую заповедь «Тяжело в учении — легко в бою» в век машинной техники нужно рассматривать гораздо шире. В наше время «тяжело в учении» не одному солдату. Чтобы ему было «легко в бою», народное хозяйство вынуждено расходовать немалые ресурсы.
Поздним вечером 16 сентября началась перегруппировка корпуса на правый фланг армии. В его состав, кроме 5-й и 7-й гвардейских, вошла и 166-я стрелковая дивизия из 27-й армии — та самая, что еще под Ахтыркой первой приняла на себя танковый удар фашистов.
Ровно в полночь, когда эти соединения были на марше, противник открыл сильнейший артиллерийский огонь по всей глубине нашего расположения. На командном пункте непрерывно звонили телефоны: «Что за стрельба?», «Что у вас там творится?» Мы усилили разведку и наблюдение, предполагая, что неприцельная стрельба — просто шумовая маскировка.
Вскоре разведка донесла, что танковые и механизированные части противника, свернувшись в колонны, отходят на юго-запад. Это было закономерным следствием обстановки, сложившейся на всем участке фронта. Мы еще загодя получили приказ подготовить подвижные отряды преследования. Они тотчас вступили в дело и в течение трех суток вели активное преследование, сбивая вражеские арьергарды.
21 сентября на наш командный пункт, только что развернутый в сожженной гитлеровцами деревне, приехали представитель Ставки маршал Г. К. Жуков и командующий армией генерал-лейтенант Г. И. Кулик.
Выслушав мой доклад о том, что противник приостановил отход и пытается задержаться на выгодном рубеже, маршал спросил:
— Твое решение?
— Целесообразнее сузить полосу наступления корпуса, — ответил я, — и прорывать фронт в направлении села Шишаки. Оборона там подготовлена наспех и не выдержит концентрированного удара.
— Сам побывал на местности, комкор?
— Побывал. Она выгодна для наступающих. Маршал утвердил мое решение и дал около двух суток на подготовку.
Нам удалось довольно легко прорвать оборону противника.
Вскоре правое крыло Воронежского фронта вышло к Днепру напротив города Канева. Повысился темп наступления и у нас, в центре. Корпус с ходу, на подручных средствах форсировал реки Псел и Хорол, освободил несколько десятков населенных пунктов.
8-я дивизия полковника Богданова отбила прославленный Гоголем хутор Диканьку и, выполняя приказ командующего армией, повернула свои боевые порядки на девяносто градусов — на Полтаву. Ее 25-й и 22-й полки подступили к городу и вместе с войсками 5-й гвардейской армии готовились к штурму.
